Глава двадцать первая – Не отдавайте меня им! Прижавшись к Лидии, замершей в темном дверном проеме, дрожа всем телом, Евгения что было сил вцепилась в ее плечо. – Не отдавайте! Они превратят меня в одну из них. Тогда мне вправду не будет спасения. – Не отдам. Не отдам ни за что. Однако мысли уже сковывал сон сродни наркотическому дурману. Отпрянув назад, в дом, Лидия заперла дверь на засов, со всех ног бросилась в спальню и выдернула из чемодана заранее сплетенные ею гирлянды, венки из чеснока пополам с цветами шиповника – будто крестьянская девица, рожденная в шестнадцатом столетии, а вовсе не врач, не ученый, не современная юная женщина века двадцатого. – Развесь их, – начала она, но тут же осеклась. Евгения шарахнулась прочь, лицо ее исказилось от страха и отвращения: – Больно… – Хорошо. Значит, им тоже не поздоровится. Обернув одной из гирлянд дверную ручку, Лидия повесила вторую над притолокой. Конечно, гирлянд не хватило, и потому она, вновь поспешив в спальню, разорвала надвое те, что развешивала над окнами спальни каждую проведенную в домике ночь, чтоб прикрепить хоть понемногу над каждым из окон. Сон валил с ног, на ходу она то и дело натыкалась на стены, разум отчаянно сопротивлялся неослабевающему натиску воли вампиров. «Как меня, до смерти перепуганную, может клонить в сон?» – Кто там, снаружи? Ваша «мадам»? Девчонка прижала ладони к вискам, прикрыла ими глаза. – Не знаю. Голоса… это не ее. Когда она обнимала меня… когда я преобразилась… казалось, она повсюду – в моих мыслях, в душе… Проковыляв в кухню, Лидия рывком выдвинула ящики буфета. «Слава богу, его сиятельство постыдился бы держать в izba для гостей что-либо кроме серебра высшей пробы!» Путаясь в кулинарной нити, роняя на пол ложки и вилки, она принялась привязывать пучки столового серебра к древку метлы и кончику кочерги, нашедшейся возле плиты. – Держи… – Жжется! – вскричала девчонка. – Глаза ест, как дым… – И их обожжет везде, где коснется тела, – пояснила Лидия. – Потерпеть сможешь? – Наверное, да… Казалось, Евгения сбита с толку: взгляд ее забегал из стороны в сторону, будто она с трудом понимает, что происходит. – Слушай меня, – велела Лидия. – Сосредоточься. Соберись с мыслями. Гони прочь эти голоса, закрой перед ними дверь. Зевнув во весь рот, она встряхнула головой. Увы, в голове от этого нисколько не прояснилось. – Постарайся. Держись. Больше тебе надеяться не на что. И помни: терпеть недолго. С этими словами она бросила взгляд на совершенно не крестьянские часы в «красном углу». Стрелки показывали два с небольшим. Лидия медленно перевела дух. Кто б это ни был – Голенищев, или его соперник, или те юные бунтовщики, «птенцы», о которых рассказывал Джейми, – им вскоре придется уйти восвояси, иначе они рискуют не добраться до укрытия, прежде чем в небесах забрезжат первые отсветы утра. Если они явились лишь на разведку, приглядеть за… Из спальни донесся звон бьющегося стекла. Метнувшись в комнату, Лидия едва успела разглядеть темные силуэты, отпрянувшие от подоконника – вернее, от чеснока над окном. В тот же миг за спиной с треском разбилось окно гостиной… «Четыре комнаты, восемь окон, двое обороняющихся…» …и Евгения пронзительно взвизгнула. Снаружи, сквозь выбитое окно спальни, сунули внутрь длинный багор – очевидно, из лодочного сарая – в попытках подцепить венчающим древко крюком чесночный венок. Шагнув к окну, Лидия ткнула во мрак импровизированной пикой с серебряным наконечником, а как только лодочный багор скользнул назад, сорвала гирлянды с обеих оконных рам и бросилась назад, в гостиную. – Gospozha! Евгения, лихорадочно тыча в окно кочергой, отбивала атаки еще одного противника, вооруженного лодочным багром. На что-либо другое длины ее оружия не хватало… Обвязав одной из половинок гирлянды ручку двери в спальню, Лидия подобрала тяжелые юбки и в два прыжка пересекла гостиную от стены до стены. В темноте за окном мелькнуло лицо – бледное, словно окоченевший труп, но очень даже мягкое и подвижное. «Женщина», – подумалось Лидии при виде света, отразившегося в желтоватых глазах. – Сука! – завопили во мраке. Еще голос выкрикнул что-то по-русски. Евгения, отпрянув за спину Лидии, ухватилась за ее локоть: окно в дальнем углу гостиной разлетелось вдребезги под ударом полена, пущенного снаружи, будто копье. Подбежав к нему, Лидия снова ткнула метлой в темноту. Одолеть ощущение, будто все это сон, а посему защищает она дом или нет, не имеет никакого значения, становилось все тяжелей. – Ближе! Ближе к окну! – крикнула она оставшейся сзади Евгении. Девчонка, помрачнев, бросилась к подоконнику, ткнула наружу кочергой с серебряной вилкой и дернула на себя вновь появившийся в окне багор, но вырвать его из рук нападавшего не смогла. Багор дернули назад с такой силой, что она вскрикнула. – Они сильнее тебя! – Отступив от окна, Лидия обвязала второй половинкой гирлянды ручку дверей в кабинет. – Держись! Осталось всего ничего! Вновь мужской голос, вновь русская речь – на этот раз совсем близко… «С веранды, должно быть». Евгения, крикнув что-то в ответ, оглянулась на Лидию. – Он говорит, вы меня обманете, – шепнула она. – Раз я уже вампир, дождетесь, пока меня сон не сморит… а случится это, говорит, наверняка, ждать недолго… и тогда вытащите наружу, чтоб я сгорела, как только рассветет… – Ни за что. Из глаз девочки вновь хлынули слезы, лицо в обрамлении темных кудрей исказилось от горя. – Пусть даже я осуждена на вечные муки? Он говорит, меня ничто уже не спасет. – Да с чего ты взяла? – в отчаянии зарычала Лидия. – Это разве что священник сможет сказать… И вновь глумливый выкрик снаружи. На сей раз перевода Лидии практически не потребовалось. – Он говорит, попы врут. Все до единого. – И ты ему веришь?.. Грохот. Дверь спальни за спиной вздрогнула от удара. Женщина за дверьми холодно, звонко выругалась по-русски. Ее ругани вторил звон еще одного выбитого окна. Лидия бросилась спасать гирлянду от крюка на длинном древке, и тут… Как это произошло – случайно ли, или неловкость ей, подобно сонливости, внушили снаружи, но на бегу Лидия споткнулась об один из невысоких крестьянских табуретов и рухнула на пол, а падая, с тошнотворным треском ударилась головой о край стола. В тот же миг откуда-то снова донесся звон бьющегося стекла. «Мансарда… окна верхнего этажа», – подумалось Лидии. Все вокруг сделалось странно крохотным, будто смотришь в подзорную трубу не с того конца. «Вставай же! Вставай!» Собравшись с силами, Лидия кое-как перевернулась на бок, и от боли, топором расколовшей череп, ее одолела неудержимая тошнота (а рвота в тугом корсете – сущая пытка). Казалось, комнату заволакивает серой мглой, притупляющей чувства и мысли. Где-то неподалеку отчаянно, страшно завизжала Евгения. Ледяные руки рывком подняли Лидию на ноги, зрачки вампира сверкнули перед глазами жутким огнем, ворот блузки с треском разошелся в стороны, вспоротый острым когтем… – Vyedyma!!! Отшвырнув ее на пол, вампир – изящный, холоднолицый, с хищным разрезом тонкогубого рта – схватился за пальцы, вспухшие волдырями от прикосновения к серебряной цепочке, оберегающей горло. За его спиной Лидия смогла разглядеть Евгению, теснимую в угол еще парой вампиров, мужчиной и женщиной. Холоднолицый отвел назад ногу, целя носком туфли ей в ребра: – Gryaznaya… «Стоп, подождите! Как же так: я даже с Джейми перед смертью не повидаюсь?» В тени, окутавшей угол гостиной, мелькнула другая, еще более темная тень. Перед глазами все расплывалось, дробилось на части, и Лидия смогла разглядеть лишь пару необычайно белых ладоней, сами собою вспорхнувших в воздух за спиной нападающего. Пальцы одной, соединенной запястьем цвета китового уса с грязной, изрядно засаленной манжетой рубашки, аккуратно обхватили подбородок вампира, другая мягко легла поверх лба и виска, – и если в последнем обстоятельстве Лидия могла бы усомниться, то перстень на одном из ее пальцев узнала сразу. Скупым, изящным рывком Исидро свернул незваному гостю шею. Казалось, эта сцена, словно в своего рода сне, повторилась еще с полдюжины раз, а после Лидия пришла в себя, окруженная непроглядной тьмой. Во тьме мерцал огонек одинокой свечи. К обнаженному горлу под вспоротым воротом блузки лип клейкий, промозглый холод. Пахло углем и сырой землей. Приподнятые кверху ноги Лидии покоились на чьем-то колене. «На колене Евгении, – поняла Лидия, услышав голос девчонки. – Должно быть, мы в подвале, в том самом чулане, в спасительной темноте…» – Значит, надежды для меня нет? – с мольбой спросила Евгения. Мягкий, безмятежный, равнодушный голос Исидро прозвучал прямо над головой: – Все дело в том, что именно ты почитаешь надеждой, дитя мое. Сможешь ли снова стать человеком? Нет. Как и не сможешь усилием воли вновь вернуть себе тело двухлетней девочки. То и другое в равной степени невозможно. – Значит, теперь я обречена на адские муки? Вы ведь сами один из них, сами вампир, и наверняка точно знаете…