Ему холодно. Томас поднялся на лифте на самую высокую палубу, куда идет лифт – десятую, – и, качаясь, вышел на свежий воздух. Он хотел подняться по лестнице на смотровую площадку, но смог пройти только пару метров. Теперь он лежит на скамейке и дрожит. Над ним крыша, но ветер и косой дождь достают до него. Томас отвернулся к стене. Люди стайками проходят мимо, он слышит их слишком громкие голоса и пьяные выкрики. Слишком много впечатлений, Томас никак не может их упорядочить. И становится только хуже. Ему некуда идти. Он не может вернуться внутрь парома и находиться среди света, музыки, голосов и хаоса, мелькающих огней игровых автоматов и запахов, которые преследуют его все сильнее, он ощущает их намного острее, чем раньше. Средства для уборки, парфюмерия, запахи пищи и гари из кухни, маслянистые кремы, алкоголь, дым сигарет. Томасу показалось даже, что он чувствует запах согретых телом мятных конфет в кармане чьих-то брюк. Но самый сильный из всех этих ароматов вызывает пульсацию в голове. Запах менструальной крови. Томас стоял в воздухе у лифта. Он почувствовал его, как акула чувствует кровь в воде за несколько километров. Ему захотелось найти эту женщину. Спрятать лицо между ее ног. Подобраться к источнику. Впиться в него, чтобы получить как можно больше и как можно скорее. Томас поворачивает голову в сторону, и его рвет. Остатки ужина со шведского стола. Тяжелая и противная пища. К счастью, он съел не так уж много. Оса. Он думал об Осе и поэтому почти не мог есть. Он помнит это. Но сейчас, когда он вспоминает это имя, оно не вызывает почти никаких чувств. Чувства вызывает только воспоминание о запахе крови. Он сходит с ума, это настоящее безумие. У него болит горло, и так сильно, что боль достигает придаточных пазух носа. Он трогает нёбо языком. Оно напряженно-твердое. Единственное, что он в состоянии сделать, это сосредоточиться на глухом монотонном звуке работы двигателей, доносящемся из сердца парома. Скамейка, на которой он лежит, тоже едва заметно вибрирует. «Балтик Харизма» убаюкивает. Успокаивает своим низким басом. Заставляет забыть обо всем остальном. Хочется плакать, но в глазах нет слез. – С удовольствием, – раздается рядом детский голос. Томас вздрагивает от страха. Ему кажется, что это мальчик из каюты. Он опять настиг его здесь. Чтобы отомстить. Томас невольно отворачивает голову от стены и видит двух детей, которые уставились на него во все глаза. Они пахнут так сильно. Он почти что ощущает вокруг них ореол из ароматов. Девочка намазалась кремом, который пахнет сладостью и какой-то химией. Под кремом в жилах течет кровь. Ее молодая и сильная кровь, здоровая и теплая. Горло напрягается еще сильнее. Томас чувствует, что лицо исказила гримаса, и, когда дети пятятся в страхе, он понимает, что выглядит страшно. Как детоубийца. – Простите, – произносит Томас. – Я в порядке. Просто немного отдыхаю. Голос звучит глухо и странно. Он хочет лишь одного – чтобы они ушли. Томас боится того, что может произойти, если дети останутся. На лице у девочки хорошо отрепетированное выражение вселенской усталости от жизни. Он чувствует, что она пила алкоголь. Запах их крови просто умопомрачительный. Живот сводит судорогой, тело группируется и принимает внутриутробную позу. На этот раз Томаса рвет одной желчью. – С превеликим удовольствием, просто всю жизнь мечтала, – повторяет девочка пареньку, уводя его за собой. Через пару секунд Томас слышит, как они с отвращением смеются. И он снова ложится лицом к стене. Голова раскалывается на части, но телу стало немного легче. В животе огромная черная дыра. Новый приступ боли пронизывает голову от горла через нос до самого мозга, но на этот раз в глазах Томаса появляются слезы. Альбин – Это было самое мерзкое, что я видела в жизни, – говорит Лу, когда они подходят к белым перилам лестницы на смотровую площадку. Альбин кивает и вздрагивает, когда вспоминает мужчину на скамейке. Все его тело сводила судорога во время рвоты. – Может быть, нужно кому-то сказать. На нем даже нет верхней одежды. – Он сам виноват. Людям его возраста уже пора научиться пить в меру. Альбин думает о папе. – И все-таки. Кажется, ему было реально плохо. Они очутились на крыше парома. Она большая и покрыта нескользким резиновым ковром, как на футбольном поле. С правой и с левой стороны у поручня стоят маленькие лебедки и круглые серые контейнеры со спасательными жилетами. – Рвота приносит облегчение, если ты пьян, – говорит Лу. – Поэтому в Швеции в алкоголь добавляют рвотные средства. Чтобы было не так легко отравиться спиртом. Альбин смотрит вокруг. Некоторые из прогуливающихся явно выпили лишнего. Они странно двигаются и смотрят остекленевшими глазами, как зомби. – Мой любимый аргумент. – Лу кивает в сторону толстого парня. На его толстовке написано: «Почему нельзя сказать, что шоколад черный, когда можно сказать, что пудинг белый?» Еще одна лестница ведет на маленькую смотровую площадку в носовой части парома. Альбин идет туда за Лу. Обнимает себя руками, чтобы защититься от ветра. Это самая высокая точка на корабле. У Альбина слегка кружится голова, когда он подходит к перилам. Под ногами всего в нескольких метрах располагается капитанский мостик. Перед ними только ветер, море и темное небо. Ни одного огонька в поле зрения. Звезд на небе тоже не видно. Где-то впереди их ждет Финляндия, и сейчас паром, должно быть, недалеко от Аландских островов. На карте Балтийское море выглядит маленьким, но отсюда оно кажется бесконечным. Головокружение у Альбина прошло, зато в животе появилось приятное ощущение. Как будто он летит. Альбин широко расставляет руки. Жмурится от ветра и дождя. Задумывается. Если Лу смотрела этот фильм, то она подумает, что он спятил. – Я властелин мира! – кричит он, но получается довольно тихо, и ветер тут же уносит звук его голоса прочь. – Тебе ведь известно, что «Титаник» затонул, правда? Мне не кажется забавным напоминать об этом именно сейчас. Но все же Лу смеется. – Пойдем. – Она начинает спускаться по лестнице. – Нам нужно найти укромное место. Лу озирается по сторонам перед тем, как спрятаться под лестницу. Альбин подходит к ограждению на краю палубы и смотрит с высоты на воду. Он почти что слышит, как волны бьются о борт. Пена внизу такая белая на фоне черной маслянистой, похожей на блестящую нефть воды. Альбин подходит к Лу и садится рядом. Она открыла одну маленькую бутылочку с водкой. Делает глоток и протягивает ее Альбину. Он осторожно пробует. С трудом удерживается, чтобы не поморщиться. На вкус отвратительно, наверное, примерно как бензин. Альбин отдает Лу бутылочку. Кладет руку на металлический пол между ними. Чувствует вибрацию двигателей. – Ты не хочешь еще? – спрашивает Лу. Альбин только качает головой. Лу пожимает плечами. Она прикрыла голову от дождя носовым платком. Альбин достает из-под куртки капюшон толстовки. Мимо проходят люди, но не смотрят в их сторону. Они как будто стали невидимками. – Ты когда-нибудь влюблялся? – Лу повернулась к Альбину. – Не думаю. – Если бы ты влюбился, то ты бы точно знал. – Некоторые девочки мне нравятся. Это не совсем ложь, но и не совсем правда. Есть в классе красивые девочки, но нравятся ли они Альбину на самом деле? Он не может представить себе, чтобы он мог встречаться с кем-то из них. Он просто не знает, что ему делать, даже если кто-то из девочек согласится. Что они от него будут ждать, Альбин представляет смутно. – Но ты им не нравишься, правильно? – задает еще вопрос Лу. Альбин пожимает плечами. Прячет в рукавах куртки руки от ветра. Он чувствует себя маленьким больше, чем когда-либо. Думает, что сказать, чтобы Лу не поняла, насколько он неопытный в этом вопросе. Но Лу его опережает: – Если ты гей, то это абсолютно нормально, ты же знаешь это? То есть ты можешь мне все рассказать. Интересно, Лу, наверное, общается с кем-то из давних подружек из старой школы. Альбин слышал, что про него поговаривают, что он гей. Он так не похож на остальных мальчиков в школе, во всяком случае, точно у него нет ничего общего с теми, кого считают популярными, теми, кто громко разговаривает, позволяя себе пошлые высказывания и шутки, и сжимает девочкам груди, пока они не закричат. Но если Лу общается с кем-то из своего бывшего класса, то почему она ни разу не позвонила ему? Четверо парней встали у бортика недалеко от Альбина и Лу. Они курят и громко разговаривают на языке, который Альбин принял за итальянский. – Будь ты поувереннее в себе, ты мог бы считаться вполне симпатичным, – говорит Лу. Альбин снова пожимает плечами. Во всяком случае, Лу не считает, что он страшный. Может, и еще кто-то думает так же. Но как обрести уверенность в себе? Говорят, что нужно просто быть собой, и тогда все будет прекрасно, просто прекрасно. Еще одна ложь. Иногда Альбин мечтает о том, как он придет в один прекрасный день в школу – и все вдруг изменится. Он по-прежнему останется странным, но в хорошем смысле, он сделается интересным и загадочным. И все сразу поймут, что его недооценивали. – А ты? Ты влюблена? Лу кивает. Ее губы чмокают, когда она осушает бутылочку. – Вы встречаетесь? – Нет, потому что он даже не знает, что я существую. Лу надолго замолкает, а Альбин смотрит на нее с удивлением. Как это возможно – не замечать, что Лу существует? – Он учится в седьмом классе, и мы теперь даже не в одной школе. Раньше я хотя бы могла его видеть каждый день. Альбин слышит по голосу девочки, что она готова заплакать. Он немного колеблется, но все же садится ближе. Обнимает ее за плечи одной рукой. Рука дрожит. – Как его зовут?