Она видит, что Лассе наблюдает за сценой с беспокойством. – Ты просишь, чтобы тебя наказали? Запах пота от пиджака стоит просто удушающий. – Я никогда ни о чем не прошу, – отрезает Мадде. – Ты хочешь сказать, что мог бы ударить женщину? – вмешивается в разговор Лассе. Глаза старикашки прищуриваются, и Мадде вдруг становится страшно. Лассе пытается выступить в качестве рыцаря и защитника ее чести, но ей почему-то кажется, что он, не сомневаясь, воспользовался бы ею как живым щитом. – Она того не стоит, – плюется старикашка. Мадде пожимает плечами. – Так всегда говорят трусы, – кричит она вслед грубияну. Она снова опирается на стойку бара и с энтузиазмом пьет коктейль через соломинку. – Я надеюсь, он не испортил тебе настроение, – шепчет Лассе ей на ухо. – С чего бы это ему портиться? Лассе колеблется. – Ну, потому что он назвал тебя толстой. – Но я и правда того… – соглашается Мадде, не поднимая глаз. – Разве что если сравнивать с современными эталонами, – говорит Лассе. – Но это говорит лишь о том, что у нас в целом нездоровые представления о женском теле… Мадде делает еще один глоток. Чувствует неуверенность собеседника. Поросенок не может подобрать нужные слова. – Ты просто супер, – изрекает он наконец. – Ты действительно представляешь собой то, что ты есть на самом деле. – И кто я же я, по-твоему, на самом деле? Ну, как ты сам думаешь? Парень облизывает передние зубы: – Ты… ты просто… Ты можешь быть сама собой без чувства вины. Ты надеваешь сексуальную одежду, но при этом требуешь уважения, ты просто как бы принимайте меня такой или идите к черту! Ты хозяйка своего тела. Понимаешь, что я имею в виду? Ты не просишь прощения. Лассе выглядит так, словно только что сделал Мадде дорогущий подарок и не понимает, почему она не плачет от счастья. Но ей не нужно подтверждения своей значимости от поросенка. Ей хочется веселиться, а здесь уже стало скучно. Мадде ставит бокал на стойку бара и решительно берет сумочку. Только она собралась сказать, что ей пора, как показалась Сандра со своим поклонником на прицепе. – А теперь мы все пойдем петь в караоке! – кричит она. Весь мальчишник пищит от восторга. Поросенок тоже. И Мадде понимает, что ей нужно срочно от него избавиться, если она хочет сегодня встретиться с Даном Аппельгреном. Томас Он замечает, что прогуливающиеся по палубе пассажиры стараются как можно дальше держаться от его скамейки, они практически прижимаются к бортику, чтобы остаться на максимальном расстоянии. Томас на них не смотрит. И не хочет, чтобы видели его. Просто слышит их шаги. Отмечает, как смолкают разговоры, когда люди проходят мимо. Он не может пошевелиться. Не может закричать. Тело его не слушается. Остались только сердце, которое громко стучит в пустой грудной клетке, и скрежет, наполняющий голову. Словно какие-то твердые предметы проникают внутрь и заставляют другие твердые предметы лопаться. Мягкие части перемалываются с чавкающим звуком. Это больно. Очень больно. Как будто голову пронизывают иглы, нет, скорее гвозди. Кончик языка трогает нёбо, оно твердое, как хрящ. Зубы двигаются, когда к ним прикасается язык. Слегка качаются у корней. Томас чувствует вкус крови. Не может удержаться, чтобы не провести кончиком языка по зубам еще раз. Один из передних зубов выпал, из лунки сочится теплая кровь. Выпадают еще несколько зубов. Теперь они наполняют рот, как гравий. Томас втягивает в себя кровь, перед тем как их выплюнуть. Зубы оказываются на досках скамейки, некоторые через щели падают на пол. Зубы мудрости выпадают последними. Они тянут за собой небольшие кусочки десен. Томас проглатывает их вместе с кровью. Потом выплевывает зубы со звуком, напоминающим брошенные кубики из настольной игры. Кровь, там много крови. Она быстро наполняет рот, хотя Томас все время глотает. Кончик языка ощупывает десны, проходит по ровным рядам глубоких лунок. Он сосет кровь более интенсивно. Жадно пьет. Что-то острое в одной из лунок ранит кончик языка. Что это может быть? Осколок? Остаток выпавшего зуба? Нет, что-то острое движется. Растет. И вот Томас уже чувствует это в нескольких местах. Но месте старых зубов растут новые. В голове еще трещит, но самые жуткие звуки затихли. Освободили место для новых. И вдруг все звуки полностью исчезают. Томас все еще слышит шаги других пассажиров. Постоянная вибрация моторов тоже осталась, она как будто стала частью его самого. Но внутри него теперь тихо, как никогда. Томас глотает последнюю кровь, больше она уже не течет. И вдруг он понимает, что означает эта тишина. Он больше не слышит пульсирующего шума в ушах. Кровь не течет по его жилам. Его сердце не бьется. Удары сердца, прекратившись, оставили страшную пустоту в груди. Томас думает об этом почти спокойно. Удивляется. И тут приходит следующий приступ боли, когда тело начинает умирать. Калле Легкая вибрация пола, такое знакомое ощущение в животе, когда «Харизма» меняет курс. Напоминание о том, что под ногами нет земли. Скоро они будут у Аландских островов. Виски уже не обжигает Калле горло. Оно течет с бархатной мягкостью. Калле закрывает глаза. Пытается сосредоточиться на звуке, чтобы не думать, что сейчас делает Винсент на борту. Он слышит звук бьющегося стакана, смех на танцполе, голос певицы, которая придает песне «Смеющиеся карие глаза» звучание, как в черно-белом фильме, несмотря на бодрый аккомпанемент группы и звон стаканов под рукой уборщицы. Калле открывает глаза и допивает последний глоток виски. Лучи прожекторов бегают по танцполу так же точно, как и раньше. Ему кажется, что даже голоса вокруг него те же, что и много лет назад. А за стойкой стоит Филип и наливает пиво привычными движениями, так хорошо знакомыми Калле. Ему только кажется, что он в один прекрасный день бросил работу на пароме. Все, что было в другой жизни, сейчас представляется сном. У Калле появляется странное ощущение, что «Харизма» снова затянула его в старую жизнь. Ему удалось сбежать однажды, но паром манил его с помощью дурацкой идеи сделать предложение здесь, и в результате он попал в ловушку. «Харизма» все испортила и взяла его снова в плен. Калле подносит стакан к губам и потом только вспоминает, что он пуст. Филип налил ему чуть больше ста граммов. Уже второй раз за сегодняшний вечер. Калле смотрит на танцпол. Компания девиц, до этого стоявшая у бара, образовала круг и старательно подпевает. Одна парочка бесстыдно целуется и гладит друг другу ягодицы. Одинокий мужчина в ковбойской шляпе поднял руки вверх и качается из стороны в сторону, как маленький ребенок, который только что научился ходить. Калле не видел этих людей раньше, и в то же время они ему так хорошо знакомы. – Почему ты один и скучаешь? – кричит ему кто-то в ухо с сильным финским акцентом. Калле поднимает глаза и видит подле себя женщину. На ней блестящая короткая кофточка, под которой виден голый живот. Волосы очень светлого цвета обрамляют довольно милое лицо с маленьким острым носиком. Она немолода, и видно, что многое повидала в жизни, но в ней определенно есть что-то королевское. Это та пассажирка, которая говорила, что хочет остаться на «Харизме» навсегда. Вот она стоит здесь, героиня смешных историй из жизни парома. Но она его не узнает. – Пойдем потанцуем! – кричит она и дергает Калле за руку. – Обожаю эту песню! – Спасибо, нет, – отвечает Калле. – Не сегодня. – Как это не сегодня? У нас есть только этот вечер! Женщина улыбается, но Калле знает, что в любой момент ее настроение может поменяться на агрессивное. И Калле качает головой: – Я не могу. – Можешь, конечно. – Женщина так сильно дергает Калле за руку, что он почти падает с кресла. Она смеется: – Ой! Давай уже! – Ты не можешь просто оставить меня в покое? – Калле в ту же секунду жалеет о сказанном. – Прости, но я… – Что ты тогда вообще здесь делаешь, если ты не танцуешь? – У меня был правда отвратительный вечер, – оправдывается Калле с виноватым видом. – Я могу его сделать лучше. Обещаю. Хватка усиливается. Женщина сжала руки в кулаки. – Спасибо, но нет.