Гроссмит крякнул, а Робинсон улыбнулся. Улыбка у него была особенная – она располагала к доверию. – Найдем способ. Первое, что вы должны сделать, это рассказать мне, что сказал Гариник. А когда вы закончите, сержант Гроссмит поведает мне об Элси Ящерице. Фрайни Фишер заглянула в «Фой и Гибсон» и купила ворох одежды. Хлопчатые платья с узорами из цветов, которые никогда не росли ни в одном саду. Нижнее белье для порядочных бедняков: пару шелковых чулок на воскресенья и все остальное из дешевого длинноволокнистого хлопка наводящего тоску розоватого оттенка. Еще она приобрела три пары сандалий, две пары мягких туфелек для танцев, парочку шелковых ночных рубашек, соломенную шляпку, дешевый грубый чемодан и стеганое одеяло. К нему шло абрикосового цвета покрывало, расписанное белыми ромашками. Дот нашла все это очень красивым. – Еще мне нужен будет костюм, – сказала Фрайни. – Думаю, его выдадут на месте. Не могу же попросить тех, к кому я обычно обращаюсь, сшить мне такой костюм. О, это будет здорово! Дот, я слишком полагаюсь на других. Мне будет очень полезно какое-то время пожить одной. Дот подняла сверток и направилась к выходу из магазина. – Вы когда-нибудь справлялись со всем сама, мисс Фрайни? – поинтересовалась она, пока мистер Батлер складывал груды свертков в машине. Глава 6 Он почувствовал запах лампадного масла, соломы, апельсиновой кожуры, лошадиного фуража и песочных опилок; и он оглядел самое замечательное в своем роде сочетание – соединение конюшни и театра. Чарльз Диккенс. Тяжелые времена Фрайни ела с аппетитом: вдохновленная свадьбой племянницы, миссис Батлер была на высоте. Там она заставила замолчать троих более всего раздражающих ее родственников, ссылаясь, последовательно, на титул ее хозяйки, достопочтенной мисс Фишер, поставленный непосредственно под титулом вдовы герцога, но выше дочери баронетов. Родственники миссис Батлер никогда не видели живого баронета, даже на расстоянии, а потому сразу замолчали. Победы миссис Батлер всегда находили отражение на ее кулинарном фронте. Фрайни расправилась с охотничьим пирогом величественного вида и уложила на тарелке лист салата. – Вы когда-нибудь жили одна? – спросила Дот, и Фрайни задумалась, случалось ли ей жить одной. С самого рождения ее окружали люди. Сначала ее сестры, брат и родители – в маленьких комнатках в Коллингвуде. Там она была бедной. Иногда голодной и всегда – холодной. Там однажды зимой ее младшая сестра умерла от дифтерии. Фрайни, бедно одетая, ходила в Коллингвудскую начальную школу и изучала там азы грамотности. И там, конечно, были люди, очарованные маленькой девочкой со странным именем, которые по собственному желанию или в силу обстоятельств помогали ей получить то, что она хочет. Затем произошли странные изменения, семья сорвалась с насиженного места и переправилась через океан, в графские поместья и к богатству, не в силу каких-то их личных добродетелей, а из-за того, что война поубивала младших сыновей в каждой семье Европы. Мистер Фишер был произведен в лорды, а Фрайни была отправлена в престижную школу, дабы там сделали из нее дочь аристократов. В школе она не пользовалась популярностью из-за своего необузданного характера, а также из-за того, что ее не волновали вещи, которые важны для школы: нормы поведения, учеба и спорт. И опять вокруг нее люди: люди в общежитии, на спортивных площадках. Податливые, полезные люди. После этого в Мельбурне все было легко. У нее были деньги, положение, красота и свой стиль. Она никогда не оставалась одна. Фрайни позволила мистеру Батлеру забрать тарелку. «Из-за чего мне волноваться? – размышляла она. – Цирк состоит из людей точно так же, как и любое сообщество. Как школа, например. Всегда находится мужчина, которого надо убедить, подкупить, обескуражить или очаровать». – И я женщина, которая должна это сделать, – сказала она вслух. – Мисс? – переспросил мистер Батлер. – Это не существенно, мистер Батлер, – сказала она склонившемуся к ее плечу мистеру Батлеру. – Еще стакан вина, мисс Фишер? – Спасибо. Он налил вина, дорогого красного бургундского, и удалился на кухню. Фрайни осмотрела свою столовую, с преобладающими бледно-алыми тонами. Сотканный специально для нее ковер с узором из зеленых листьев. На стене напротив больших окон, выходивших в маленький садик перед домом, висели семь набросков маслом. На них – танцующие акробаты. Написанные в свободной манере, легкомысленные и совершенные, они были такими, как есть на самом деле. Фрайни выхватила их прямо из рук художника, как только он закончил, несмотря на протест миссис Рагуцци, утверждавшей, что они не завершены. Обычно они поднимали ей дух, а сейчас казались неживыми, как куклы. – Обойдусь какое-то время без роскоши, – размышляла она вслух. – А потом все это будет смотреться по-новому. Алан прав: я размякла. – Она изучающе посмотрела на свои руки со следами от падений и упражнений на спине терпеливой Белл. – Привет, Дот! Как твои успехи с покупками в секонд-хенд? Дот выложила застиранную до прозрачности ночную рубашку и две пары тоненьких трусиков. Крысиного цвета кардиган она повесила на спинку стула и села. – Надеюсь, вы осознаете, что делаете, мисс, – серьезно сказала она. – Я слышала про этот цирк ужасные вещи. – Правда? Расскажи. – Я была на Брансвик-стрит, мисс, это хорошее место для покупки поношенных вещей. И там две женщины рылись в тряпках. Цыганки, мисс. Таким нельзя доверять. И женщина постарше сказала: «Придется нам ехать с Фаррелом. Но это ненадолго. Нужно будет уйти от него в каком-нибудь селе. Джек нас заберет через пару дней». Другая сказала: «Они прокляты. Фаррела сглазили». Но вторая заявила, что она знает, что такое сглаз и Фаррела не сглазили. Затем они вышли, и больше я ничего не слышала. Я не придаю значения тому, что говорят цыгане, но… – Но?.. – В проклятиях они разбираются, – медленно проговорила Дот и перекрестилась. – Поэтому я купила вот это. Фрайни взяла круглый серебряный образок на кожаном шнурке. На нем был изображен мужчина с ребенком на плечах, переходящий через реку. – Святой Христофор, мисс. Заступник всех путешествующих. Я не купила с серебряной цепочкой, подумала, может вы не захотите брать с собой ничего ценного в такое место, где одни воры кругом. – Фрайни готова была расхохотаться, но, посмотрев на серьезное лицо Дот, сдержалась. – Мне будет легче, мисс Фрайни, если вы пообещаете, что будете его носить. Фрайни обвязала шнурок вокруг шеи так, чтобы образок находился повыше, прямо у шеи. Она не хотела, чтобы что-то свисало и болталось, когда она будет делать стойку на руках. Ей и так непросто удерживать равновесие. Дот серьезно посмотрела на нее. – Я буду за вас молиться, мисс Фрайни, – сказала она. Фрайни отставила бокал, обняла Дот и поцеловала ее в щеку. – Спасибо, Дот. Для меня это очень важно. И я обещаю носить его. А помощь мне наверняка понадобится. Любая. Что же касается цирка, ярмарки и цыган, в их палаточном лагере сто пятьдесят человек, и я постараюсь выяснить, кто вносит смуту. Задача может показаться невыполнимой. Так что если ты попросишь Бога мне помочь, то это будет очень кстати. В любом случае Он скорее послушает тебя, чем меня… Садись, выпей чашечку чая, и я расскажу тебе, что мы будем делать, чтобы я выглядела как дочь людей, которым не очень-то повезло в жизни, как девушка, которая рада была бы получить место в «Цирке Фаррела и шоу диких зверей». Дот, успокоившаяся тем, что Фрайни приняла святой образок, села пить чай и слушать. – Элси Ящерица, – проговорил благосклонно сержант Гроссмит. – Вот это девица! Полагаю, она уже приближается к пятидесяти. В свое время была красоткой. Ее отцом был португалец, матрос с корабля, как говорят. Мать – не самого лучшего поведения. Элси была милашкой. Мать продала ее джентльмену, когда ей было четырнадцать. Но с Элси такой номер не прошел. Откусила ему пол-уха, да и ему самому досталось. Потом она выпрыгнула из окна и начала… точно не знаю, сэр, как это назвать, но она не шлюха. И, насколько я знаю, никогда ею не была. Она живет с моряками, пока те на берегу. Они на пару пропивают все его деньги, потом он вербуется на новый рейс, а она находит нового партнера. Она их не обворовывает, поэтому они зовут ее – подружка моряка. Но скандалистка, каких свет не видывал! И матерщинница! Мужчины таких слов не знают! Она заставит быка покраснеть, эта Элси. Но ей хоть бы что. Не думаю, что она так долго протянет, бедная старая потаскушка. Еще подсела на красную курочку, а для женщины – красная курочка – это слишком! – А что такое «красная курочка»? – спросил констебль Харрис. – Рубиновый портвейн с метиловым спиртом, – коротко ответил Робинсон. – Быка с ног свалит. Продолжай, Терри. Кто ее сообщники? – Да я бы не сказал, сэр, что они у нее есть. Никогда и не было. Были времена, когда каждый молодой полицейский на Брансвик-стрит первым делом задерживал Элси Ящерицу за непристойный язык. Я и сам это делал лет, эдак, тридцать назад. И как только она меня не обзывала! Тогда-то ее и прозвали Ящерица Синий Язык, и имя пристало. Теперь все зовут ее Элси Ящерица. Последний год или около того она наезжает на владельцев отелей, угрожая побить им стекла, если они ей не выставят. Они в большинстве не возражают, выставляют какую-нибудь дешевую гадость, одному богу известно – что. Им это дешевле, чем устраивать скандал и пытаться ее выдворить. Она дерется, как кошка, – кусается и царапается – и на подлый удар способна, и ничего не боится. Такая она, Элси. Но с тех пор как она подсела на эту дешевую гадость, катится по наклонной. И еще вот что скажу: она раньше обитала в гостевом доме Мариан Хейс. Завтра я смогу все это выяснить, сэр. – Хорошо, и не забудьте то, что я сказал про «Выход». Если вы найдете, это будет большой победой, хотя повышения я вам не обещаю. А теперь перейдем к другому вопросу. Я оставил миссис Паркс в камере предварительного заключения. Она говорит, что, возможно, это она убила, то есть не отрицает. Но мне все это не нравится. В лаборатории сказали, что отпечатков пальцев на ноже не было. Вот их заключение. Вес ножа слишком большой для обычного ножа, и очень хорошо сбалансирован. Лаборатория полагает, что это может быть нож для метания. Украшения на нем стеклянные, и это позволяет предположить, что он принадлежит варьете или цирку. Также было произведено вскрытие тела мистера Кристофера. – Он порылся в груде бумаг на столе. – Да, вот оно. Патологоанатом очень заинтересовался. Сказал, что не встречал такой уникальный труп с тех пор, как окончил мединститут. «Тело гермафродита в возрасте примерно двадцати пяти лет с ярко выраженными мужскими и женскими признаками… возможно функционирование мужских гениталий… Кровоснабжение нетронутой матки со всеми структурами тоже присутствует. Ненарушенная мембрана свидетельствует о том, что исследуемая была девственницей». О, здесь он много всего расписывает… Где же это?.. Ага, вот: «Причиной смерти стало глубокое проникающее ранение в верхней части грудной клетки. Пронзено сердце и разрезано верхнее ребро. Рана семи дюймов глубиной и примерно в дюйм шириной, массивное кровоизлияние в мышечную ткань и в легкие. Потеря крови. Сосуды почти обескровлены. Предположительно, удар ножом был нанесен со знанием дела и с огромной силой». Так вот, я видел миссис Паркс, и хотя для женщины она сильная, я не думаю, что она настолько сильна. Думаю, с ней я немного перегнул палку. А вы как считаете? – Если она убила этого… она, на мой взгляд, должна за это медаль получить! – сказал Гроссмит. – Извините, сэр, но я не выношу этих фриков, всегда их терпеть не мог! Всех этих карликов и уродцев… А что до миссис Паркс, ну… может, она разозлилась… А злая женщина – сильная. Посмотрите только на Элси Ящерицу. – Она не злая по натуре, – сказал Харрис в раздумье. – И не из тех, кто паникует. Ей не хватило сил втащить меня наверх, на крышу, сэр. Но она не засуетилась, а стала обдумывать ситуацию так, будто у нее была уйма времени. От меня мало было толку: я был до смерти напуган. – Это можно понять, – прокомментировал его слова Робинсон. – Я знаю, ты думаешь, что это не она. Полагаю, я могу отпустить миссис Паркс. Формально я еще и не предъявлял ей никаких обвинений. Как ты считаешь, Терри? – В доме ни у кого на это не было времени, а у нее было время все рассчитать. Она сказала, что спала. Но она была одна. Не знаю, Джек. Я точно думаю, что это она убила. – А вы, констебль? Констебль Харрис колебался. Сержант подтолкнул его: – Давай, парень, выскажись. – Видите ли, сэр, ей некуда идти. Мы пришли и увели ее, и она не может вернуться в дом миссис У. Она пыталась как-то наладить свою жизнь, а мы пришли – и все разрушили… Я… я не представляю, что с ней произойдет, если мы ее отпустим. – Констебль все еще был под большим влиянием карих глаз миссис Паркс. Он не мог забыть ее отвагу и силу ее теплых рук. – Что ж, мы должны либо предъявить ей обвинение, либо ее выпустить. Думаю, лучше обвинение. Хотя я все-таки думаю, что это ее рук дело. – Есть записная книжка, – сказал Робинсон. – Маленькая красная книжечка мистера Кристофера. Кажется, там список имен с указанием адресов. Она вся в крови, поэтому я отправил ее в лабораторию посмотреть, что они там смогут сделать. Там фотографируют через фильтры, и все такое. Современная наука, одним словом. Еще мы обратили внимание на пепел в камине. Любовные письма, похоже на то, адресованные Кристине. Имя отправителя выгорело. Ладно, давайте предъявим миссис Паркс обвинение, и тогда мы сможем подержать ее в камере предварительного заключения какое-то время. А дальше посмотрим, как будут развиваться события. Между прочим, сержант Гроссмит, что вам там удалось узнать у сотрудников цирка о мистере Кристофере? – Немного, сэр. Не похоже, что у него были враги. Участвовал в двух шоу в день, одетый наполовину как женщина, а наполовину как мужчина. Во время остановок цирка в городе никогда не жил в лагере. Был себе на уме, как говорила миссис Паркс. – Сержант открыл записную книжку и обратился к своим подробным записям. – Владелец цирка, Сэмюэл Фаррел, в возрасте сорока восьми лет, сказал, что он работал в его шоу уже несколько лет довольно успешно и, казалось, был вполне счастлив. Самой отвратительной была беседа с мисс Молли Янгер, тридцати двух лет. Это трюковая наездница, которая мне заявила, что собиралась выйти за него замуж. Миловидная девушка, блондинка. Говорят, чудеса творит с лошадьми. Известие о смерти мистера Кристофера сразило ее наповал, хотя она должна была быть на коленях, благодаря Бога за милостивое избавление. – Сержант Гроссмит, – сказал Робинсон, – в дальнейшем вы будете ссылаться на мистера Кристофера как на «пострадавшего», «жертву» или «его». Понятно? – Да, сэр. Раз вы так говорите… Никто не заметил его отсутствия, но дело в том, что эти циркачи обращают внимание, только когда кто-то отсутствует на арене. А их шоу начинается в восемь и длится до одиннадцати. После этого все разошлись по своим палаткам, фургонам или куда кому надо, и никто ничего необычного не заметил. Они не слышали о смерти… жертвы, пока я не рассказал им на следующий день после убийства. Трое заходили в дом, сэр. Это Алан Ли, владелец карусели, тридцати лет; Дорин Хьюз – возраст мне не сказала, но около тридцати пяти, – укротительница змей; и Самсон, настоящее имя Джон Литл, двадцати восьми лет, в цирке – силач. И, бог мой, силач он и есть! Он сказал, что они разыскивали… пострадавшего… чтобы передать ему записку от мисс Янгер. Ни у кого нет алиби на предыдущую ночь, за исключением того, что Самсон выступал, а Ли и Хьюз были заняты в интермедиях до полуночи. Никто из участников шоу не может поручиться за других. – Да, мало что проясняет… Не находите? – Робинсон посмотрел на Харриса. – Согласен, сэр. – Вот что я скажу. Мы сейчас попридержим миссис Паркс еще ненадолго. И если сержант сможет вас заменить, – Гроссмит крякнул в знак согласия, и Робинсон продолжал, – вы наведете справки о других жильцах этого дома. Выясните все об этом выступающем фокуснике Шеридане. Проверьте, есть ли у него алиби. И мисс Минтон. Она работает в «Голубом бриллианте». Я вспомнил, что это что-то вроде притона. Никогда не любил я расслабляться в ночных клубах, – отметил Робинсон, который предпочитал нетребовательную компанию собственной жены и детей и свой фруктовый сад. – Это поможет тебе прийти в себя, Харрис. – Да, сэр. Спасибо, сэр. – И где бы ты ни оказался, прислушивайся к любому, кто произнесет слово «Выход». На следующее утро Фрайни Фишер проснулась, накинула видавшую виды одежду и отправилась в цирк в сопровождении Алана Ли. – Я познакомлю тебя с Молли, – сказал он, переложив одну руку с руля старенького «Остина» на плечо Фрайни. – Она займется твоей подготовкой, Ферн. Выступающие в цирке, знаешь, Фрайни, не любят таких, как я. Ты уже слышала об этом от мистера Джонса.