– Молодчина! Как тебя зовут? Штопать умеешь? – Ферн. А вот штопать не умею. Извини. – Значит, помочь не сможешь… Так, говоришь, ударила его по голени? Да? – Она снова засмеялась. – Я – Дульчи. Ты на каком номере? – Лошади. – Ты, наверно, заменяешь Элли? Надеюсь, тебе больше повезет. – А ты что делаешь? – Жонглирую, – лаконично ответила Дульчи. – Помогаю фокуснику: гардероб, костюмы, – и еще со слонами. Ты что-то ищешь? – Да нет, просто хотела осмотреться. – Я проведу тебя, если хочешь. Это тебе в награду за пинок этому ублюдку Джонсу. – Она запихнула колготки и нитки в холщовую сумку. – Могу штопать колготки весь день, да их все равно не перештопаешь. Тебе все же лучше бы научиться шить… Хочешь, чтобы я тебя со всеми познакомила? – Спасибо, было бы хорошо. Цирк большой, правда? Дульчи встала и потянулась. Она была такого же роста, как Фрайни, но полненькая, с маленькими руками и ногами, кареглазая шатенка, с веселым круглым кукольным личиком. – Самое главное в цирке – это его магия. Он меняет жизнь человека. Когда мне было четырнадцать, я работала в магазине. Пришла в цирк и пробовалась на контроль за лошадью в номере с клоуном. Мистер Фаррел одобрил и спросил, не хочу ли я присоединиться к ним. С тех пор я отсюда не уходила. Возможно, просто не могу уйти. Жизнь здесь трудна, но и в других местах нелегко. С цирком ты путешествуешь и еще… в общем, сама увидишь. Если тебя это захватит, то ты уже никогда не сможешь быть счастливой, оставаясь на одном месте. Они дошли до границы с Уильямстоун-роуд. Перед ними раскинулся палаточный лагерь цирка, яркий от баннеров и шумный от дел. – Смотри, есть три лагеря. Из-за того, что нам приходится разбивать лагерь в спешке, иногда в темноте или под дождем, палатки и фургоны всегда выстраиваются в строгом порядке. Рядом с главным шатром справа – мужчины, слева – женщины. Далее, вокруг главного шатра – фургоны. Мы привязываем к ним веревки с крючьями и таким образом укрепляем палатки. Слева – клоуны. Их двое: Матт и Тобби Шекспиры. Дальше – укротители тигров, потом – жонглеры. За ними идут каталонцы, эквилибристы. Ну знаешь, те, что выстраиваются в пирамиды. Они не очень-то говорят по-английски – держись от них подальше. – Почему? – Иностранцы. Они, – голос понизился до шепота, – они почти что цыгане. Мистер Фаррел не любит, когда мы такое говорим, но ты пойми намек, Ферн. Затем, вокруг главного шатра, – три грузовика, в которых сиденья и брезент, далее два фургона воздушных гимнастов. Биваны – ты о них, наверно, слышала. Известные гимнасты. Линн Биван, дочь, делает тройное сальто. Все воздушные гимнасты мечтают его сделать. А она делает два раза из трех. А дальше, слева от главного шатра, – шатры цыган. Не ходи мимо них одна, особенно когда темно. Слева от цыган – большие кошки, львы. У нас здесь только львы, – они надежнее тигров. У тигров – подлый нрав. К тигру бы я ни за что близко не подошла. С другой стороны, справа, стойла для лошадей, верблюды и слоны. Их нужно размещать как можно дальше от львов. Лошади у нас тренированные и не будут пугаться, но все равно, львы лошадям не пара. Поэтому мы кормим львов только говядиной и бараниной. Не кониной. Не хотим, чтоб они знали вкус лошадиного мяса. Давай пройдемся и посмотрим на людей цирка. Откуда ты хочешь начать? – А что там за шатры, за слонами? – Цыгане, – сказала Дульчи и сплюнула. – На цыган лучше вообще не обращать внимания. Не замечать их. Они и не любят, когда их особо замечаешь. Так что, откуда начнем? – Слева, – сказала Фрайни. – У лошадей я уже бывала. – О, да. Мисс Молли с тобой разговаривала? Будь с ней поласковее, Ферн. У нее жениха убили – можно понять, почему она резка с тобой. Она хорошая, то есть она была хорошая, пока не убили мистера Кристофера. – Мистера Кристофера? – Да, полуженщина-полумужчина. Кристофер и Кристин одновременно. У него был выход в представлении, как раз перед антрактом. Кто-то говорил, что он должен был быть в фургоне, в цирке. В любом случае он был хороший. Или она… Понимаешь, что я имею в виду. А мисс Молли, она общается с мужчинами только по делу, а по нему она с ума сходила. Кажется, и он ее любил. Такая жалость… Не думаю, что они найдут, кто это сделал. – Почему нет? – Да кому мы нужны? – сказала Дульчи убежденно. – Мы бродяги, плуты и мошенники, и полицейские нас недолюбливают. Не будут они утруждаться, чтобы поймать убийцу, кто бы он ни был. А кроме того, мистер Кристофер не был просто циркачом, он был фриком… уродцем… – Фрик? – взревел голос откуда-то снизу. – Фрик – почетный титул! – О, мистер Бертон, привет! – посмотрев по сторонам, ответила Дульчи. – Это новая наездница, ее зовут Ферн. Мистером Бертоном оказался карлик, одетый в подвернутый комбинезон. Хоть фигурой походил он на ребенка, лицо у него было морщинистое, а волосы – седые. По предположению Фрайни, ему было около сорока пяти. Она встала на колено и протянула ему руку. – Приятно познакомиться, – сказал мистер Бертон, целуя руку с церемонной изысканностью. Говорил он решительным голосом образованного человека. – Добро пожаловать. Я – Джошиа Бертон. Так что там про фриков, Дульчи? – Я рассказывала Ферн о мистере Кристофере и говорила, что полицейские особенно не будут стараться поймать убийцу. Карлик постучал пальцами по передним зубам. – Гмм. Я бы сказал, Дульчи, что все между собой связано. И пожары, и звери, которых мы потеряли, и смерть бедного мистера Кристофера… Как Молли это переносит? – Он краешком глаза взглянул на Фрайни. – Мало хорошего, – ответила Фрайни. – Много плачет. Со мной она была очень резка. – Вы очень наблюдательная женщина, мисс Ферн, – заметил мистер Бертон. – Кому-то мы не нравимся, это факт. Твое мнение, Дульчи? – Думаешь, дела настолько плохи? – Дульчи, казалось, застали врасплох. – Да, именно так. Ты берешь ее в турне? Осторожнее со львами. Последнее время кто-то их поддразнивает. Послушай! Громкое, злое рычание нарушило тишину лагеря и, казалось, эхом отдалось от земли. Лошади заржали, верблюды затрубили, почувствовав опасность от близости любителей свежего мяса. – Спасибо за предупреждение. Сюда, Ферн. Фрайни последовала за Дульчи, аккуратно перешагивая канаты с крюками. Почувствовался сильный запах готовящейся еды. Кто-то жарил и парил – готовили ланч. – Привет, мистер Шекспир, – сказала Дульчи. – Кусочек бекона очень подойдет к вашей стряпне. Массивный мужчина среднего роста с раскрашенным лицом посмотрел на них, оторвавшись от небольшого котелка над огнем. Черты лица его не были видны из-за грима, но серые глаза были прекрасны, и под маской светилась улыбка. – Дульчи, не груби старшим. Рад тебя видеть. Хочешь картошки с капустой? – в его шоколадно-карамельном голосе слышался легкий акцент. – Почти готово. – Нет, спасибо. Я показываю все новенькой. Это наша новая наездница, зовут Ферн. А это мистер Маттиас Шекспир. Он и его брат – наши главные клоуны. – Джо Джо и Тобби. Музыкальное помешательство, – сказал мужчина, взяв Фрайни за руку свободной рукой, не участвовавшей в помешивании содержимого котелка. – Это я и мой брат Тобби. Добро пожаловать в цирк! Тобби, иди познакомься с новой наездницей. Послышался приглушенный голос спускающегося из фургона Тобби, и затем появился он сам. Взъерошенный – вероятно, его прервали – один глаз обведен белым контуром, а второй ждал своей очереди. – Кончай с этим гримом, – сказал Маттиас, – познакомься с Ферн. Маттиас посмотрел на Фрайни с интересом. Казалось, ему захотелось, чтобы у этого знакомства было продолжение. Но брат отвлек его внимание на себя. – Не очень-то мне нравится этот грим, он суховат и собирается комками. Не думаю, что мне хочется завтракать, Мэтт. Привет, Дульчи. – В голосе Тобби звучала грусть и безысходность. На Фрайни он не обратил внимания. – Ну Тобби! Одну только ложечку. Должен же ты что-то поесть. Это бабл и сквик[4], – проговорил Маттиас с тревогой. – Опять? – запричитал Тобби. Он плюхнулся на парусиновый стул и закрыл голову руками. Маттиас погладил Тобби по плечу, и тот поднял глаза. Трудно было разглядеть черты его лица под толстым слоем грима, но уголки его рта опустились, заняв положение, противоположное нарисованной на его лице улыбке. – Не грусти, Тобби! Попробуй хоть кусочек. Ты должен восстанавливать силы. Дай я положу тебе немного на тарелку, и тогда я смогу смыть краску с лица. Впрочем, ты прав насчет новой краски. Наверно лучше вернуться нам к «Макс Фактор». Ну же, Тобиас, улыбнись мне! – Они совсем забыли о посетителях. Дульчи повела Фрайни дальше, через лабиринт веревок для сушки белья и припаркованных фургонов. – Одно из правил здесь гласит: никогда не заглядывай в окно фургона, – проводила она инструктаж. – Если тебе понадобилось выйти ночью, никогда не разговаривай с людьми, которых встречаешь, и потом не рассказывай, где и кого ты встретила. Не заходи ни в чью палатку без приглашения. Все понятно? – Да, все. Цирк был огромный, он ошеломлял. Представить себе, какое количество людей могло бы захотеть его разрушить, было невозможно. Равно невозможным казалось кого-то отслеживать. Фрайни почувствовала себя абсолютно одинокой, одетой во все старое и поношенное и растерянной. «На этот раз схватилась ты за дело не по силам, Фрайни, – подумала она. – Тебе никогда здесь не понять, что к чему». – Чтобы понять цирк, очевидно, нужно родиться в грузовике, – добавила она вслух, уступая дорогу проходящему мимо верблюду. – Что правда, то правда, – согласилась Дульчи. Глава 8 Ступайте легко, дабы не разбудить спящего медведя. Эпитафия Оливера Голдсмита на смерть Сэмюэля Джонсона По возвращении домой мистер Шеридан рассыпался в извинениях по поводу того, что констебль не мог войти в его комнату, которую сам он немедленно открыл. – Да вы, как я вижу, съезжаете, – сказал Томми. Комната был пуста, кровать заправлена, а все картины и памятные вещи исчезли. – Завтра я возвращаюсь в свой фургон, поэтому отнес все свои вещи к Фаррелу сегодня утром, – мистер Шеридан улыбнулся Томми. – Надеюсь, я не доставил вам большого неудобства? – Нет, мистер Шеридан. Когда цирк отправляется? – В пятницу. После этого меня будет трудно найти. – Оставьте мне маршрут следования, пожалуйста, – сказал Томми, вынув записную книжку и послюнявив карандаш.