Придя домой, она сразу же позвонила своему адвокату, заказав ему срочно навести справки о том, кто владеет цирком Фаррела, уполномочив его купить информацию, если другого пути не найдется. Нужно было выяснить, почему Фаррел вынужден терпеть мистера Джонса. Когда Алан Ли появился у дверей дома Фрайни, его приветствовала женщина в костюме циркачки. Фрайни оставила и шарф, и застиранное платье; она еще и хромала. – Заходи, – сказала она, беря его за руку. По полированным ступеням лестницы он поднялся в ее будуар. На столе уже был сервирован изысканный ужин. Их ждали копченый лосось, сыры, икра, оливки, французский хлеб и салат. Фрайни заперла за ним дверь и повела его в ванную. – Сегодня вечером ты разделишь со мной мою роскошь, – сказала она, стаскивая с себя платье, шарф и застиранное поношенное нижнее белье, – потому что завтра я разделю с тобой твою бедность. Пальцы ее нащупали пуговицы его рубашки, и она легкими отработанными движениями сняла его поношенное облачение, оставив все на полу. Над наполненной водой ванной клубился пар с ароматом конского каштана. Нежный, околдовывающий запах. Фрайни шагнула в ванну и увлекла за собой Алана Ли. Мраморная ванна свободно вмещала двоих. Он двигался как во сне, очарованный ее наготой и ароматом летнего леса. Руки его прикоснулись к ее синякам и ссадинам от падений с лошади. Он поглаживал их, а она тем временем замазывала его пахнущей сладостью пеной, съедающей запах машинного масла и леденцов на палочке. Он припал губами к ждавшей его груди, целуя и наслаждаясь ароматом, а она обняла его, крепко прижавшись к нему в зеленой воде. Глава 9 Куда меня они забросили и чья я раба? Эврипид. Троянские женщины Служба в полиции привнесла в жизнь Томми Харриса элементы, которых раньше ему не хватало. Беззаботное существование в его родном доме в деревне привело его в город – на поиски приключений. Здесь нашел он и радостное возбуждение, и напряжение, здесь встретил он больше людей, чем мог предположить, здесь получил он определенные дозы окиси углерода и алкоголя, наложившие городской налет на его сверхкрепкое здоровье. И все же он оставался деревенским парнем, сделавшим открытие, что методы, применяемые им раньше для усмирения слишком норовистых лошадей, замечательно действуют и на его клиентуру. Теперь, получив самостоятельное задание от сержанта, он старался обрести утонченность. Он разыскивал мисс Минтон с намерением понаблюдать за ней и сделать вывод из ее поведения. Еще раньше он слышал, что у нее был роман с известным директором театра. Этот момент требовал проверки. Томми был один, в простой одежде, и с нетерпением ждал работы для интеллекта, нацеленного на научный подход полицейского. Однако придя в «Голубой бриллиант» и обнаружив, что большие дружки владельца заведения колошматят Элси Ящерицу, он сразу почувствовал, что утонченность здесь не к месту и что требуются решительные и немедленные действия. Для упрощения ситуации он врезался в толпу, сбил одного и бросил его об стенку, явно испортив внешний вид последнего. Другого он бросил так, что тот пролетел через всю комнату и рухнул на кучу стульев. Он вытащил престарелую женщину из-под груды тел и обнаружил, что зубы Элси прочно сомкнуты на ухе одного из нападавших. – Отпусти, Элси, – задыхаясь, проговорил Том Харрис. – Я его держу. Отпусти! Элси что-то пробурчала, но разомкнуть челюсти отказалась. Ее белая, как мел, жертва визжала. – Убери ее от меня! – Элси, отпускаем! – скомандовал Харрис. Женщина зарычала, как мастиф, ее костлявые руки тянулись, чтобы для полной победы вцепиться когтями в более деликатные части мужского тела. Жертва, прикрывая область паха, завопила вновь. Мужчина был намного больше Элси, но в схватке это ему мало помогало. Хозяева «Голубого бриллианта» стояли на безопасном расстоянии и наблюдали за происходящим. Констебль Харрис заметил группу в изысканной одежде. Один из мужчин курил толстую сигару, и Харрису пришел на ум хорек, спутник его юности. Хорек был отличный, звали его Бандит, но он все время кусался. Однажды, представив себе перспективу жизни его единственного отпрыска с хорьком, впившимся ему в палец, отец Харриса придумал оригинальное решение. Решив применить тот же способ, Томми перегнулся через стойку, вытащил сигару у мужчины изо рта и выпустил облако дыма от крепкой «Гаваны» прямо в лицо Элси. Затем он вернул сигару патрону и выволок Элси Ящерицу за ноги, как только та, чихая, отпустила жертву. – Ну вот и все, Элси, – сказал Томми своим мягким, бархатным голосом, – так-то лучше, девочка. Жертва ее сидела на полу, одной рукой держась за искореженное ухо, а другой поглаживая истерзанные гениталии. – Она бешеная! – вопил он. – Пришла сюда и стала просить, чтоб ей налили, а мы просто показали ей на дверь и… – Втроем не могли меня вытолкать отсюда, чертовы негодяи! – огрызнулась Элси. – Втроем! А в прежние времена, как я была в силе, и четверо бы понадобилось! Мне пятьдесят, а вы втроем не можете меня уложить! – Ну а теперь, Элси, – успокаивал ее констебль Харрис, – давай-ка сядем здесь и выпьем. Хорошо? – Именно это, твою мать, я и хотела сделать, – Элси не была удовлетворена, – когда эти трое на меня напрыгнули. – Ну-ну, такие недоразумения иногда случаются, – сказал Томми. – Ты здесь садись и выпей, а я пока поговорю с управляющим. – Он взял бутылку с подноса официанта и поставил ее перед женщиной. – Хорошо? Бокал нужен? – Бокал. Зачем он? – грозно сказала Элси, приставляя бутылку к губам. Томми оставил даму и направился перехватить мистера Альберта Эллиса, который со злобой во взгляде шел по руинам своего заведения. – Мистер Эллис, не так ли? – спросил Томми без церемоний. – Небольшие неприятности? – Он оглядел владельца заведения, и увиденное ему явно не понравилось. Разодетый, зубы как у крысы, да еще волосы напомажены сверх меры. И если вид Элси не оскорблял вкус Томми, то с внешностью мистера Эллиса все было наоборот. – Констебль Харрис, – сказал узнавший его Эллис. – Вы собираетесь арестовать эту стерву? – Нет. На каком основании? – Она пришла к нам в клуб, испортила обстановку, оскорбила мой персонал… – Если ваш персонал не мог справиться с одной пожилой дамой, полагаю, вам нужно нанять дополнительный, – просто ответил Томми. – А уж про вашу обстановку и говорить не приходится: нечем похвастаться. Отрицать очевидное бесполезно. «Голубой бриллиант» был обставлен стульями и скамьями, которые, казалось, взяли из старого кинотеатра. Стены его, или та их часть, которая оставалась для обозрения, были выкрашены в розовый и завешаны старыми постерами кинозвезд. Маленькие столики, сделанные из старых чемоданов, и бар, сооруженный из старых билетных касс, довершали атмосферу. Посетители не искали здесь роскоши. У заведения – лицензия на торговлю алкоголем до полуночи. Ужин в «Голубом бриллианте» состоял из одного сэндвича с ветчиной. Полупрозрачного сэндвича. Ходила легенда, что один и тот же сэндвич путешествовал с момента открытия клуба. А теперь он окаменел. Пройдет время, и музеи будут драться за него на аукционах. «Голубой бриллиант», несомненно, время от времени закрывали за отсутствие лицензии на торговлю спиртным, но через месяц он открывался снова, уже под новым именем. На полу здесь валялись сигаретные окурки, а в воздухе висела густая дымовая завеса. Музыканты тихонько наигрывали в одном углу, где на маленьком пятачке люди танцевали, пока Элси Ящерица не устроила скандал, представлявший для них более интересное зрелище. – Не собираюсь выносить это в моем клубе, – сказал Альберт Эллис. – Забирай ее отсюда! Элси Ящерица, услышавшая его слова, завизжала: – Ах ты, старый сифилитик! Обещал мне, собака, десять бутылок рубинового портвейна! Мерзкий ублюдок! – Заткните ей глотку! – бросил Эллис, и двое лежавших со стоном поднялись и двинулись к Элси Ящерице. Томми узнал Оптовика Луиса – это он лежал на полу. А Циклон Фрэдди и Бешеный Дылда поднялись полумертвые. Оба они были огромные и опасные, к тому же сильно обозлились на Элси. А Томми – один. Он подошел к престарелой даме и схватил ее в охапку. – Пойдем, девочка, – сказал он. – Нам пора. – Ох, морячок, – замурлыкала Элси, нежно обнимая бутылку. – Давно уж никто меня так не обнимал… Томми попятился к двери. Миг – и она за ними захлопнулась. Не успел босс сообразить, как Томми уже был на Брансвик-стрит. Однако преследователи не заставили себя долго ждать. Томми поднял Элси, которая оказалась на удивление легкой, и пустился бежать. Отправляясь сюда, он настолько был одержим идеей интеллектуальной работы, что не прихватил даже полицейский свисток. Переходя на быстрый галоп, он тем не менее надеялся, что довольно скоро ему попадется дежурный полицейский. А потом его коллеги организуют помощь до того, как его и Элси пригвоздят к земле. Он слышал голоса догоняющих, потом их топот. Мимо просвистела пуля и застряла в двери мясной лавки. – Они стреляют! – проговорил Томми с удивлением, хватая ртом воздух. – Элси! Это они в нас стреляют. Нужно сворачивать с улицы! Элси, которая висела у него на плече и могла видеть, что происходит сзади, прохрипела: – Их трое. И у этой шавки Луиса – ружье. – Элси, во что это ты вляпалась? – вслух рассуждал Томми Харрис. – Раз они рискуют стрелять на улице, да и вообще стреляют, значит, для них это серьезно. Так Робинсон говорит. Гангстеры! – Поворачивай сюда! – пронзительно и неприятно резко прокричала Элси прямо ему в ухо. Он остановился на углу переулка. В этот момент какая-то сила швырнула его к стене. Он зашатался и уронил ношу. Элси плавно приземлилась и, потянув его за руку, затащила за угол. – Сюда, морячок! Она опустилась на колени и поползла под забор. Томми последовал за ней, почувствовав вдруг, что очень ослаб. – Лежи здесь – и ни звука! – скомандовала Элси и отползла. Вернулась она с мокрой, измазанной грязью рубашкой. – Затихни ненадолго, – предложила она. Томми ощупал свой бок и, посмотрев на руку, обнаружил, что она теплая и влажная. «В меня попали», – подумал он. Боли не было, и единственной эмоцией, которую он испытывал, было удивление. В переулке послышались шаги, кто-то прошел мимо забора и остановился. Щелкнула зажигалка, и желтый огонек осветил ржавые железные заборы. Залаяла собака. Томми Харрис затаил дыхание, ощущая худую руку Элси, прижатую к его плечу. Чей-то голос сказал: – Нет. Никаких следов. Мы-то его подбили, а здесь на камнях нет никакой крови. Давай в другой переулок, братки. Шаги удалились. – Тебя прострелили, – спокойно заявила Элси. – А я вытерла кровь чуть ли не самой лучшей своей рубашкой. Отползи немного назад, тогда мы сможем зажечь огонек, и я посмотрю, что там у тебя, морячок. Томми, удивительно ослабевший, с усилием протолкнул свое тело назад через что-то острое, как ему показалось, как лезвие бритвы, и лег на спину в гнездышке из затхлых тряпок. Чиркнула спичка, и загорелась маленькая керосиновая лампа. Томми обнаружил, что находится в сарайчике из оцинкованного железа, сооруженном из кусков старых ванн. Элси Ящерица меблировала свое маленькое убежище двумя старыми матрасами и несколькими видавшими виды одеялами. Было у нее и приспособление для варки, старая коробка-холодильник и еще – обшарпанная кожаная женская сумка, напичканная чем-то похожим на бумагу. Элси отставила лампу на безопасное расстояние и начала рыться в своих пожитках в поисках простыни. Найдя простыню, она стала рвать ее на полоски. – Давай снимем с тебя эту куртку, – сказала она. – Да и рубашка уже никуда не годится. – Со мной все в порядке, Элси. Дай мне только здесь немного полежать, и я встану и позвоню… Он попытался сесть и понял, что не может. Мышцы отказывались повиноваться. – Да нет, не в порядке, – спокойно сказала она. – Тебя ранили, и если ты, мать твою, не дашь мне за тобой ухаживать, то истечешь кровью, к чертям собачьим, прямо на моей чертовой постели. Томми не сопротивлялся, когда она снимала с него куртку и рубашку, а потом подоткнула какое-то белье ему под бок. Она налила холодной жидкости в рану. Защипало. Руки ее двигались уверенно, и было похоже, что она знает, что делает. – Что, все плохо? – спросил он, надеясь, что голос его не дрожит. – Не, просто подстрелили тебя и вырвали кусочек кожи. Поправишься, морячок. А теперь я бы заварила тебе чашечку, да этот хренов обходчик будет тут как тут, не успеешь и глазом моргнуть, и если он меня увидит, то вышвырнет ко всем чертям. – Это ты здесь живешь, Элси? – Он почувствовал облегчение: рана была крепко перевязана, и он до сих пор не чувствовал боли. Томми лениво разглядывал узор, который рисовали уличные огни, проникающие через дырки в оцинкованном железе. Не очень-то хорошая защита от непогоды, подумал он.