– Да, мое маленькое гнездышко. Между нами, моряками. Придется уйти на дно. Кто мог подумать, что у этого Альберта Эллиса есть пушки? – Они застрелили Реффо, – заметил Томми. – По крайней мере, я думаю, что они. – Да, – согласилась Элси Ящерица. – Да-да, возле «Провинциала». Точно, они его застрелили. – Так за что же Альберт Эллис должен тебе десять бутылей? – с надеждой спросил Томми. – Он должен мне до черта. И больше! – многозначительно отозвалась Элси Ящерица. – Что ты имеешь в виду? – Хватит дурацких вопросов. Все со своими вопросами, – бросила Элси. – А теперь нам нужно либо выбираться отсюда через заводские ворота, пока этот хренов старикан Смити не начал свои идиотские обходы, или мы тихонечко здесь пересидим и посмотрим, что будет завтра. Как думаешь, морячок? Томми Харрис попробовал сесть и обнаружил, что к телу вернулась способность выполнять его команды. Но с этим вернулись и прочие ощущения. Томми крепко зажал рот, чтобы подавить стон. Казалось, раскаленная проволока пронзила все его тело, и он почувствовал, как сильно забилось сердце. Каждый его удар отзывался болью. Сокращение, расширение. Они болезненно пульсировали, пока в глазах у него все не поплыло. – Потом, – сказал Томми. Элси поддержала его, и он упал на подушку. – Потом, – согласилась она. Немного отодвинув его в сторону, она улеглась рядом, удовлетворенно посасывая содержимое бутылки, которую Томми случайно прихватил. Это было бренди «Наполеон», которое в «Голубом бриллианте» хранилось для особых гостей хозяина. Элси обвила руками крупные формы констебля Томми Харриса, вдыхая свежий запах здорового мужского тела, твида и мыла для бритья. Измученный, с начинающейся лихорадкой, Томми положил голову ей на грудь. Такой темноты, как в ту ночь, нарушаемой лишь эхом шагов Рой-Бойз, прочесывавших все переулки и закоулки в поисках подружки моряка Элси Ящерицы и ее нового защитника, – такой темноты в Фицрое еще не бывало. Поднявшись с зеленых простыней, Фрайни Фишер забрала возлюбленного, свое цирковое снаряжение и предстала перед прислугой. Вид у всех был очень встревоженный. – Не знаю, как долго меня не будет, – сказала она, поправляя тюрбан на темных волосах. – Может, несколько дней, а может – недель. Если меня будет кто-нибудь разыскивать, то вы говорите, что я в деревне, на оздоровительном отдыхе, и что адреса своего не оставила. Вот список городов, на почту в которых я буду звонить и справляться о письмах. Не забывайте, что имя мое Ферн Уильямс. – Она виновато посмотрела на Дот. – Извини, Дот, дорогая, но другое имя мне просто не пришло в голову – нужно было быстро ответить. Если действительно возникнет острая необходимость мне написать, то берите конверты «Колес» и прочие дешевые канцелярские товары. Если мне что-то понадобится, я напишу или позвоню, если я, конечно, найду телефон не в людном месте. Если меня нужно будет спасать, мистер Батлер просто подгонит «Испано-Суизу» и примчит меня домой. А это мистер Ли, – добавила она, представляя холеного, светящегося от счастья молодого человека. – Мистер Алан Ли. Он знает, где меня найти, и его распоряжения – те же, что и мои. – Мисс, – сказала Дот, – а как насчет инспектора по уголовным делам Робинсона? – А что с инспектором? – Вы разве не собираетесь сообщить ему, куда отправляетесь, да и все остальное… – Хорошая идея, Дот. Ты ему позвонишь и скажешь. Если я ему буду нужна, он может последовать по тому же маршруту. Если я ему очень понадоблюсь, скажи, чтоб он послал кого-нибудь меня арестовать. Нельзя допустить, чтобы увидели, что я в хороших отношениях с полицейскими. – Да, мисс. Удачи вам, мисс Фрайни. – Дот поцеловала Фрайни в щеку. – Вы будете осторожны, правда ведь? – Да, Дот. Я обещаю. Вперед вышла миссис Батлер. Она протянула Фрайни бутылочку: – Мазь игуаны. Если вы будете падать с лошади, мисс Фишер, она вам понадобится. Фрайни в последний раз оглядела озабоченные лица и сказала: – Спасибо вам. А теперь мне пора. – Все продолжали стоять. Она вышла через заднюю дверь своего собственного дома, бросив последний взгляд на этот прочный, любимый дом, в котором был известен каждый уголок. – Все в порядке? – спросил Алан Ли, проводя ласковой рукой по ее спине. – Ты хочешь все это оставить и пойти в цирк, Ферн? Фрайни ощутила приятную дрожь, пробежавшую по ее телу, и поцеловала его нежным и долгим поцелуем. Теперь, пока она будет в цирке «Фаррел и шоу диких зверей», поцеловать Алана она не сможет. – Все в порядке, – сказала она. Полчаса спустя Алан Ли припарковал свой грузовик у карусели, и из него выпрыгнула Фрайни с коричневым чемоданчиком в руках. Ее годное до первой стирки платьице было ослепительно розовым; голова крепко обвязана плотно прилегающим розовым тюрбаном. Принадлежавшие ей необычные атрибуты были запрятаны. В сделанном на заказ плетеном поясе вокруг талии находился ее бумажник, несколько монет и двадцать фунтов в банкнотах. В одном из отделений дешевого чемоданчика лежали ее пистолет «беретта» и коробка с амуницией. Цирк разбирали. Два грузовика уже были загружены балками и сиденьями. Фрайни уложила свой чемодан в грузовик, указанный ей ответственным за реквизит. Одет он был легко – в синюю майку, армейские шорты, ботинки. Ответственный за оборудование не расставался с самокруткой. – Что это они делают? – спросила Фрайни, занервничавшая из-за боязни, что ее опять унизят. Механик снисходительно улыбнулся, поглядывая на розовый тюрбан. – А, новая наездница. Это ты? Никогда раньше такого не видела? Так вот, сначала мы снимаем брезент, – объяснил он, показывая на группу потных мужчин, расшнуровывающих и складывающих палатку. – Затем вынимаем крючья и снимаем главные столбы. – Это которые? – Те два, самые высокие. Они со специальными соединениями – мы можем их переносить. Но нужно, чтоб падали они очень мягко: они сто́ят целое состояние. Поэтому мы все время страхуем их падение веревками. – А кто же выдерживает такое натяжение? – Раджа, – ответил он, подняв вверх большой палец. Слониха Раджа в сбруе стояла, не поднимая ноги, на привязанных к главным столбам веревках и удерживая их в натянутом состоянии. Фрайни отметила, что трое мужчин из группы работающих стоят, опершись на крючья, и покуривают. Ответственный за оборудование тоже их заметил. – Эй, парни! Идите сюда и помогите. Один из куривших сделал неприличный жест, а главный механик, спокойно подойдя к падающей палатке, приподнял его и выкинул из-под брезента. Мужчина стоял, потирая одну руку другой, залепленной пластырем. – Хотите работать в цирке, – спокойно сказал главный механик, не вынимая сигарету, так и прилипшую к нижней губе (она никогда не меняла положения), – так работайте! – Мистер Джонс сказал… – Да я… – Механик оглянулся на Фрайни и не закончил предложения. – Меня не волнует, что там говорит мистер Джонс. Не он главный механик – а я. Так что несите брезент или убирайтесь! Трое с мрачным видом ушли. Механик выплюнул сигарету и медленно вдавил ее в пыль носком ботинка. – А теперь – смотри, – сказал он. Палатка медленно, с тяжелым вздохом, надуваясь, как воздушный шар, пошла вниз. Когда она упала, Раджа отступила и стала терпеливо ждать, пока кто-нибудь снимет с нее сбрую. Целая армия рабочих набросилась на лежащее теперь плашмя круглое полотнище, разделила брезент, расшнуровав, на отдельные секции, мили веревок, столбы, палаточные крючья, электрооборудование и проволоку. – У вас теперь и фонари есть, – прокомментировала Фрайни. – Да, босс купил генератор. А на этом его перевозят. Гораздо лучше прежних фонарей. Работали на бензине, испарения чертовски опасны. Электрические просто прелесть. Но воздушные гимнасты говорят, что от них слишком жарко под куполом. Ох уж эти гимнасты, – проворчал он, – таких капризных, как они, в цирке только поискать! Фрайни неожиданно вспомнила, что она разговаривает с самым главным в цирке человеком. Без этого высокого компетентного человека не было бы никаких номеров, у цирка не было бы ни крыши, ни огней, ни арены. А ведь кажется, что такая ответственность его совсем не угнетает. И при этом ничто не ускользает от его взгляда. Лошади ржали, верблюды плевались и гудели, Раджу, уже без сбруи, вели через толпу за одно ухо. Грузовики всех видов заводились или старались завестись. Воздух потемнел от выхлопов. И гудел от выкриков. – Мисс Ферн, – сказал голос где-то у талии Фрайни. Теперь она не вертелась в поисках говорившего, а сразу опустилась на колено. Карлик, казалось, нервничал. – Мистер Бертон, – сказала она, – доброе утро. – Не хотите ли ехать со мной? – несмело проговорил он. – Мы с каталонцами едем в конвое. Или вы уже нашли себе компанию? Тело Фрайни вдруг сладко заныло при воспоминании о прикосновениях Алана Ли. Она отогнала от себя предательскую мысль о том, как хорошо было бы отдаться друг другу в движущемся фургоне. – А я не должна ехать с остальными девушками? – спросила она. – Нет, – ответил механик. – Девушки устраиваются там, где есть свободное место. Поезжай с мистером Бертоном, дорогая. С ним тебе будет комфортнее. Да и безопаснее, – улыбнулся он. Так как мистер Бертон вытянулся на целые четыре фута (по рекламе – рост три фута семь дюймов), Фрайни вернула свое тело в прежнее положение. – Спасибо, что рассказали мне про палатки, – поспешно поблагодарила она механика. – Самое интересное. – Он бросил на нее удивленный взгляд, и она с опозданием поняла, что последние слова были сказаны не тем тоном. – Пора идти, – добавила она и последовала за карликом через разобранный лагерь к его фургону. Везла его большая и терпеливая лошадь, которой правил один из каталонцев. – Hola! – приветствовал он их. – Il vaut mieux aller seul qu’en mauvaise compagnie. – Лучше путешествовать одному, чем в плохой компании, – добавил он, с неодобрением оглядывая розовое платье. Когда Фрайни подошла ближе, он ее узнал и пробормотал извинения. Фрайни улыбнулась. Карлик забрался по боковой части фургона и взял поводья. – Merci, Benet, – сказал мистер Бертон. – Сядете рядом со мной, мисс Ферн? Важного вида темнокожий мальчик подсадил Фрайни, и она, придерживая тюрбан, устроилась рядом с мистером Бертоном. – Все так быстро исчезает, – сказала она со вздохом. Цирк, который только что казался таким нерушимым, распался на части, и упаковался с ошеломляющей скоростью. Конюшни опустели. Фрайни нашла взглядом мисс Янгер, с непринужденной легкостью сидевшую верхом на Белл, распределяющую наездниц свободных лошадей в колонну конвоя. Клетки со львами были погружены на два грузовика, один из которых вел Великолепный Ганс. Взгляд Фрайни остановился на его развевающихся, как грива, волосах. Первые грузовики, на которых были палатки и сиденья, уже скрылись из виду. Сзади них широко растянувшейся линией, в которой тем не менее был абсолютный порядок, следовали наездницы, верблюды, Раджа и ее друг Султан, воздушные гимнасты, прыгуны и клоуны. Потом каталонцы и мистер Бертон, а за ними – в длинном ряду механики, львы, рабочие, повара и мальчики. За ними, на некотором расстоянии, – балаганщики, а после них, тоже на расстоянии, – цыгане. Повозка подскакивала на гудронированной поверхности Уильямстоун-роуд. – Не хотите приготовить чаю? – поинтересовался мистер Бертон. – Внутри есть спиртовка. Фрайни забралась в безупречно чистую маленькую комнатку. Размеры всего были здесь карликовые, от кроватки на четырех столбиках с сатиновым одеяльцем до крошечной раковины и миниатюрного гардероба. Все было в стиле английского коттеджа, должно быть, очень дорогое. Ей удалось уговорить спиртовку, чтобы та в конце концов разгорелась. Пока чайник не закипел, она рассматривала через окно с ситцевыми занавесочками места, которые они проезжали. Дети приветствовали их радостными голосами и бежали по тротуару. Взрослые стояли и смотрели. Однажды она сама наблюдала, как вот так же проезжал цирк. А теперь она сама в этом цирке. Фрайни распирало от восторга. Она обратилась к мистеру Бертону: – С чем вы любите чай? – Два кусочка сахара. Черный, – ответил он. – Я не могу оторваться – должен управлять повозкой. Можешь принести мне сюда? Фрайни удалось проползти через лаз фургона, разлив совсем немного чая. Бертон даже доверил ей поводья на то время, пока пил чай. Большая лошадь брела и брела себе за другими, в размеренном четырехдольном ритме. Цок-цок-цок-цок. Цок-цок-цок-цок. Фрайни вдруг почувствовала чрезвычайную расслабленность, даже захотелось спать. Этому созданию и вожжи не нужны: оно само знает, куда идти.