– Он убил мою двоюродную сестру в субботу вечером, – ответила Патриция, – а мне изрезал руки и лицо. – Укажите, пожалуйста, на этого человека. Подойдите к нему и положите руку ему на плечо. Патриция снова повернулась к выстроившимся в ряд мужчинам и подняла руку. Девушка дотронулась до плеча детектива, прослужившего в полиции семнадцать лет. Месяц назад его перевели в восемьдесят седьмой участок. Звали его Уолт Леффертс. IV Результаты процедуры опознания не слишком удивили детективов. Расстроили – да, но не удивили. Не удивился даже Уолт Леффертс, которого Патриция по ошибке приняла за убийцу. Детективы работали в полиции не первый год и прекрасно знали, что на показания свидетелей иногда полагаться нельзя. Еще в бытность слушателями полицейских академий они все в той или иной форме проходили через эксперимент «Мойщик окон». В ходе лекции по теме, совершенно никак не связанной со свидетельскими показаниями или опознанием преступника, в аудиторию заходил человек. Он тихонько проходил мимо преподавателя, подходил к окну и начинал ремонтировать щеколду. У мастера были каштановые волосы, коричневые брюки, синяя куртка и коричневые ботинки. В руках он держал только отвертку. Провозившись у окна минут пять, он столь же тихо проходил мимо преподавателя в обратном направлении и скрывался за дверью. Стоило мастеру затворить за собой дверь, как преподаватель тут же прерывал лекцию и просил студентов описать человека, который только что провел в аудитории целых пять минут. Говоря конкретнее, преподаватель хотел, чтобы студенты назвали: 1) Цвет волос человека. 2) Цвет его брюк. 3) Цвет его куртки. 4) Цвет его ботинок. 5) Что у него было в руках. 6) Что он делал, пока находился в аудитории. По поводу цвета шевелюры мнения студентов расходились. Кто-то утверждал, что волосы у человека были черными, кто-то – каштановыми, кто-то – русыми, кто-то – рыжими. Некоторые говорили, что человек был лыс или в шляпе. Тридцать процентов правильно называли цвет брюк, но еще тридцать процентов уверяли, что штаны были не коричневыми, а синими. Оставшиеся сорок процентов слушателей говорили, что брюки были либо бежевыми, либо серыми. Что же касается куртки, то большинство высказывалось в пользу коричневого цвета. Далее в порядке убывания голосов следовали зеленый, серый, синий, черный и желтый цвета. Подавляющее большинство студентов заявляло, что коричневые ботинки мастера на самом деле были черного цвета. Когда заходила речь о том, что у человека находилось в руках, результат оказывался парадоксальным. Шестьдесят два процента клялись, что это было ведро воды. Те же шестьдесят два процента утверждали, что человек мыл окна – именно для этого ему и понадобилась вода. Лишь четыре процента студентов давали правильный ответ: что у человека была в руках отвертка и он чинил оконную щеколду. Одному из студентов привиделась в руках мастера лестница-стремянка. Скорее всего, этот же студент утверждал, что мастер менял в аудитории лампочку. А еще один студент, который, вне всякого сомнения, спал во время лекции сладким сном, вообще заявлял, что в аудиторию никто не заходил! Таким образом, в ошибке Патриции Лоури не было ничего удивительного. Собственно, именно поэтому детективы и устроили процедуру опознания, притом что могли поступить совсем иначе. Они могли отвести Донателли в комнату для допросов, посадить лицом к окну с односторонним зеркальным стеклом, завести в смежную комнату Патрицию, подвести к стеклу и спросить: «Вашу двоюродную сестру убил этот человек?» Но детективы знали, что жертвы подчас готовы отождествить с напавшим на них преступником буквально любого. Причина подобной реакции заключалась скорее в смятении и страхе, нежели чем в желании отомстить. Процедура опознания была надежнее. Когда Патриции Лоури сказали, что Уолт Леффертс – детектив второго разряда, она не поверила. Девушка настаивала, что именно он убил ее кузину. Патриция стояла всего в метре от него, она видела, как он искромсал Мюриэль ножом, помнит, как он пошел на нее, Патрицию, когда с ее двоюродной сестрой уже все было кончено. Да она его на всю жизнь запомнила! Стражи порядка снова объяснили девушке, что Уолт Леффертс – детектив и в ночь убийства был дома в постели с женой, а женат он, между прочим, уже тринадцать лет. Патриция потрясенно качала головой. Невероятно! Уолт Леффертс был удивительно похож на нападавшего. И как такое может быть? Поблагодарив Патрицию за сотрудничество, детективы отправили ее домой в патрульной машине. Теперь, прежде чем продолжить расследование, следствию предстояло установить одну очень важную вещь. Вплоть до настоящего момента детективы исходили из того, что Патриция Лоури может опознать человека, убившего ее двоюродную сестру. Однако она указала на Уолта Леффертса, и это ставило детективов в крайне непростое положение. Из-за ошибки, допущенной девушкой при опознании, у следствия возник резонный вопрос: а видела ли она вообще убийцу? Одно дело увидеть нападавшего, но запутаться в описании его внешности, и совсем другое – не разглядеть его вовсе. Патриция утверждала, что нападавший был для нее человеком незнакомым. А могла ли она его, черт подери, разглядеть? Как только стемнело, детективы отправились в заброшенный дом на углу Четырнадцатой улицы и Хардинг-авеню. В ходе первой беседы с Патрицией Лоури они спросили, сможет ли она узнать преступника, если увидит его снова, и девушка ответила: «Да. В подъезде было темно, но внутрь проникал свет от уличного фонаря». Напротив дома на Хардинг-авеню действительно имелся фонарь, но лампа в нем оказалась разбита, и потому тротуар в непосредственной близости от парадной окутывал мрак. Клинг с Кареллой поднялись по ступенькам и вошли в дом. В парадной стояла такая темень, что детективы едва могли друг друга разглядеть, и это при том что они стояли практически плечом к плечу. Они принялись ждать, резонно предположив, что глаза привыкнут к темноте, но мрак был настолько кромешным, что даже спустя десять минут Карелла едва мог различить черты лица Берта. Когда произошло убийство, ночь выдалась безлунной, по словам самой Патриции, шел сильный дождь. Если фонарь на улице был разбит, то Патриция, естественно, не смогла бы разглядеть нападавшего, однако если, с другой стороны, фонарь в тот поздний вечер горел… Согласно уставу патрульные полицейские, несущие ночное дежурство, при обнаружении неисправного фонаря обязаны были составлять соответствующий акт. Для этого имелся специальный бланк-формуляр, в котором следовало указать местоположение фонаря, его номер, время возникновения неисправности (если оно, конечно, было известно), время ее устранения, а также ее суть. Патрульный должен был обозначить, что именно вышло из строя – лампа, плафон или отражатель, поставив в соответствующем месте галочку. В самом низу бланка-формуляра большими буквами было напечатано: «ПРИНЯТЫЕ МЕРЫ», а под этими словами – три пустые строчки. Предполагалось, что патрульному следовало написать, предпринял ли он что-нибудь, обнаружив неисправный фонарь. Понятное дело, никто от полицейского не требовал лезть на фонарь и устранять неисправность самостоятельно. Особые действия предпринимались только в тех случаях, когда погасший фонарь располагался у потенциального объекта ночного налета вроде банка или ювелирного магазина. Во всех остальных случаях патрульный в конце дежурства ограничивался заполнением бланка-формуляра о неисправности уличного освещения. Затем дежурный сержант в участке ставил в известность электроэнергетическую компанию, которая в удобное для себя время устраняла неисправность. Иногда это происходило на следующий день, иногда – через три дня, а порой, в некоторых районах города, – и через две-три недели. Патрульный Шанахан, обнаруживший тело Мюриэль Старк, после завершения дежурства так и не представил акт о неисправности фонаря. Впрочем, вполне возможно, что он просто не успел этого сделать, поскольку из-за убийства завертелась изрядная кутерьма. Впрочем, быстро выяснилось, что в пятницу вечером патрульный Фини совершал обход по тому же самому маршруту, что и Шанахан. В конце своего дежурства, в восемь утра в субботу, он передал дежурному сержанту восемьдесят седьмого участка акт о неисправности уличного освещения. Акт был датирован шестым сентября. Неисправный фонарь располагался на углу Хардинг-авеню и Четырнадцатой улицы. Фини присвоил фонарю номер шесть, поскольку всего в квартале имелось шесть фонарей: по три с каждой стороны улицы. Он не указал ни время возникновения поломки, ни время ее устранения. Напротив граф «неисправная лампа» и «неисправный плафон» чернело по галочке. Графа «ПРИНЯТЫЕ МЕРЫ» осталась незаполненной. В самом низу бланка-формуляра Фини поставил свою подпись с расшифровкой, также написав свое звание и номер полицейского значка. Акт о неисправности недвусмысленно свидетельствовал о том, что фонарь вечером в пятницу не горел. После посещения места преступления Карелла знал, что не горит он и сейчас. Возникал вопрос: чинил ли кто-нибудь его после представления акта о неисправности? Горел ли он в субботу в вечер убийства? Если да, значит, его разбили еще раз. Карелла немедленно связался с электроэнергетической компанией. – Да, нам сообщили о неисправности, – ответил мужчина на другом конце провода. – И когда ее устранили? – спросил Стив. – Слушайте, вы хоть представляете, сколько фонарей мы чиним каждый день? – Меня интересует один конкретный фонарь, – ответил Карелла, – номер шесть, на углу Хардинг-авеню и Четырнадцатой улицы. По имеющимся у меня данным, наш патрульный утром шестого сентября, в субботу, представил акт о неисправной лампе и плафоне. Полагаю, дежурный сержант… – Да, нам сообщили об этом фонаре. Я вам это уже говорил. – А его починили? – поинтересовался Карелла. – Надо проверить. – Сделайте одолжение, – отозвался Стивен. – В первую очередь меня интересует, была ли устранена неисправность к одиннадцати вечера в субботу. – Секундочку. Карелла принялся ждать. – Да, – наконец раздался голос в трубке, – неисправность устранили в субботу, шестого сентября, в шестнадцать часов пятьдесят семь минут. – Он снова не горит, – пожаловался Стивен. – И что теперь? – раздраженно ответил собеседник. – Если вы не в курсе, спешу вам сообщить, что фонарь стоит у заброшенного дома, назначенного под снос. Скажите спасибо, что мы вообще стали с ним возиться. – Мне нужно, чтобы его снова починили, – спокойным голосом промолвил Стив. – Мы расследуем убийство, и нам важно знать, хватает ли уличного освещения, чтобы… – Едрена мать, у вас что, нет своей неотложной службы помощи? – Я хочу, чтобы фонарь починила ваша компания. Поставив вашу стандартную лампу и ваш стандартный плафон. – Фамилию свою назовите! – потребовали на том конце провода. – Детектив Карелла. – Так ты из итальянцев? Земляк, у тебя есть сердце? Я по горло завален нарядами на работы. Дай бог, к середине следующего лета разгребу… – Я хочу, чтобы вы починили фонарь, – отрезал Карелла и глянул на часы. – Сейчас четверть восьмого. Мы с напарником пойдем перекусить. Вернемся к заброшенному дому к восьми – половине девятого. Чтобы к этому времени фонарь горел. – Вы и вправду итальянец? – недовольно спросил собеседник и бросил трубку. Тяжело вздохнув, Карелла связался с дежурным сержантом, узнал у него домашний номер патрульного Шанахана и тут же его набрал. – Алло! – рявкнул Шанахан в трубку. Стоило Карелле представиться, как патрульный тут же сменил тон и попросил прощения: мол, телефон раскалился от звонков – ни днем ни ночью нет покоя. Все его шестнадцатилетней дочке названивают – либо подружки, либо прыщавые дрочилы, превратившие дом в проходной двор. – Так что извините, что я на вас нарычал, – подытожил он. – Ничего страшного, – отозвался Карелла, – мне хотелось узнать у вас одну вещь. Тем субботним вечером, когда вы нашли труп девушки… – Да… кошмарное дело… черт бы побрал того, кто это сотворил… – вздохнул патрульный. – Так вот, вы не помните, фонарь на улице горел или нет? – Конечно горел, – не задумываясь, ответил Шанахан. – Откуда у вас такая уверенность? – Ну как же? – удивился полицейский. – В мои обязанности входит выявлять неисправности уличного освещения. Вы в курсе, что это значит? Это значит, что, если я вижу неработающий фонарь, мне нужно составлять акт. Так что, если б фонарь не горел, я бы обратил на это внимание – это у меня происходит автоматически. Кроме того, я же увидел, что из подъезда торчит рука девушки. Понимаете, о чем я? Если бы фонарь не горел, в том месте было бы темней, чем у ведьмы в заднице. Я бы эту руку ни в жизнь бы не разглядел. Но я ее увидел. Как сейчас помню – торчит такая, ладонью вверх. Я ведь и фонарь включил, только когда на крыльцо поднялся. Посветил в подъезд и увидел тело. – А до того, как вы включили фонарь, в подъезде можно было что-нибудь разглядеть? – Ну да… Я же увидел очертания тела. Да, я знал, что в подъезде кто-то лежит. – Большое вам спасибо, – поблагодарил Карелла. – Не за что, – ответил Шанахан. В понедельник вечером, в четверть девятого Карелла и Клинг снова стояли у заброшенного дома на Хардинг-авеню. Уличный фонарь уже горел, отбрасывая круг света на тротуар и крыльцо здания, в котором была убила Мюриэль Старк. Детективы вошли в подъезд. Единственным источником света оставался уличный фонарь, однако, несмотря на это, они могли явственно разглядеть на полу очерченный мелом силуэт – место, где обнаружили тело Мюриэль Старк, а также исписанные стены, покрытые потеками, по всей видимости, крови. Карелла встал у стены напротив Клинга. Да, с этого расстояния он даже мог различить цвет глаз напарника. Не вызывало никаких сомнений – света уличного фонаря вполне хватало для того, чтобы разглядеть убийцу. Таким образом, детективам оставалось лишь поверить, что Патриция Лоури действительно видела темноволосого, голубоглазого мужчину, зарезавшего ее двоюродную сестру. И коли так, следует предположить, что девушка указала на Уолта Леффертса только потому, что из всех принимавших в процедуре опознания мужчин именно он больше всего походил на убийцу. С ужасом детективы поняли, в сколь страшную цену встала им ошибка, допущенная Патрицией в ходе опознания. Хорошо, допустим, им надо найти темноволосого, голубоглазого мужчину, похожего на Уолта Леффертса, но даже если им это удастся, что делать дальше? Они устроят процедуру опознания, Патриция на него укажет, но какие у них будут гарантии, что этот человек действительно убийца? Ведь девушка с такой уверенностью утверждала, что убийство совершил Уолт Леффертс! И все же им предстояло продолжить поиски, руководствуясь описанием Патриции. Они должны были найти человека, которого она увидела в подъезде в первый раз в своей жизни. Ребятишки знали, что в субботу вечером в заброшенном доме кого-то убили, но на дворе стоял день, на календаре был вторник, а управление жилищного хозяйства города перекрыло проезжую часть квартала, превратив ее в идеальную площадку для игры в бейсбол. В раннем сентябре солнце садится поздно, так что до ужина можно провести на улице еще уйму времени. Ребятишки собрались около четырех часов вечера, разбились на команды, расчертили мелом поле на асфальте и принялись за дело. Один из парнишек, игравший центровым, расположился практически напротив подъезда, в котором обнаружили тело Мюриэль Старк. Он не думал о Мюриэль Старк, более того, он даже никогда не был с ней знаком. Его мысли были далеки от убийств и сексуальных маньяков. Думал он лишь о сопернике с битой, пытаясь прикинуть, с какой силой он даст по мячу. Сейчас у них уже было два игрока на базе – если улыбнется удача, то они вырвутся вперед. В игре наступил напряженный момент! Кому какое дело, кого там убили в субботу вечером. Плевать на то, кто это сделал. Парнишка увидел, как подающий из его команды, крутанувшись, кинул мяч отбивающему из команды противника. Узкая деревянная бита, сделанная из ручки швабры, со свистом рассекла воздух и ударила по мячу. Пролетев над головами подающего и защитника второй базы, мячик ударился об асфальт где-то между второй базой и центром. Парнишка кинулся бежать. Мячик все еще прыгал, отскакивая от асфальта, и мальчик бежал ему навстречу, действуя в точности так, как его учили. Беги за мячом и не жди, пока он сам попадется к тебе в руки. Проскочив в метре от расставленной перчатки, мячик закатился в канализационный сток у обочины тротуара. – Половина очка! – тут же крикнул парнишка. – Только половина очка, мяч в канализацию улетел! Никто даже не подумал с ним спорить – все прекрасно знали правила. Отбивающий, конечно, недовольно бурчал, но уговор есть уговор: мяч закатился в канализационный сток – а это полочка, и точка. Шестеро ребят столпились у стока. Двое из них взялись с противоположных сторон за решетку, потянули и, сняв ее, положили на тротуар. После этого самый мелкий из мальчишек полез в сток. – Видишь мяч? – спросил кто-то из окруживших сток ребят. – Да вот он! – отозвался мальчишка. – Ну, так доставай!