– Алекс? – Полностью проснувшись, Кэсси села в кровати. Торн продолжала барабанить в дверь и кричать: – Кто-нибудь, помогите! Прошу вас, уберите ее от меня! Кэсси выпрыгнула из кровати. Было слышно, как ее ноги поскользнулись в рвотной массе. – Какого черта… – Да помогите же, кто-нибудь!!! Доктор чувствовала смятение, исходившее от ее сокамерницы. Едва проснувшись, Кэсси оказалась стоящей в блевотине, а перед ней была женщина, которая, как сумасшедшая, звала на помощь. Заспанная заключенная просто не могла понять, что происходит. «Ждать тебе придется недолго», – подумала Алекс, услышав шаги, гремящие по коридору. Дверь распахнул красномордый полноватый надсмотрщик, которого звали Беккет. Зажегся свет. – Боже святый, что здесь произошло?! – Второй надзиратель уставился прямо на заплывший глаз Алекс. Доктор отодвинулась от Кэсси, которая в замешательстве стояла посередине камеры. – Она только что ни с того ни с сего напала на меня! Я спала и проснулась, когда она уже стояла над моей кроватью… – Тут Александра спустила пижамные штаны, как будто одного подбитого глаза было недостаточно. – Она так сильно ударила меня в живот, что меня стошнило. Надзиратели изумленно смотрели на женщин. – Я, честно… могу поклясться, что ничего не делала! – Кэсси отчаянно трясла головой. – Я спала и услышала… – Прошу вас, уведите меня от нее! Я просто в ужасе… – Алекс обхватила плечи руками. – Она сошла с ума. Прошу вас, уберите меня от нее! Полный надсмотрщик мягко взял ее за предплечье и вывел из камеры. – Пойдемте со мной. Я отведу вас в санчасть. Торн позволила вывести себя в коридор. Пройдя футов двадцать, она высвободила свою руку. – Вы посадили меня в одну камеру с гребаным лунатиком. Мой дорогущий адвокат будет просто счастлив! Я немедленно желаю видеть начальника тюрьмы. Глава 19 Доусон заехал на парковку рядом с пабом и какое-то время сидел в машине неподвижно. Босс распустила их с час назад, после того, как закончился короткий брифинг. Кевин постарался не показывать, что все еще злится от того, что Китс так вульгарно продемонстрировал свое неуважение к нему во время вскрытия. Сержант знал, что никогда не давал патологоанатому повода скрывать от него информацию, но Китс, как и большинство людей, предпочитал иметь дело с начальством. И это было бы здорово, если б Кевин хотел спокойной жизни, но как раз к этому он не стремился. Временами Доусон вообще не был уверен, что начальница доверяет ему. Понятно, что иногда он выводил ее из себя своими постоянными вопросами, но если б она реально хотела, чтобы Кевин это прекратил, то могла бы так прямо и сказать ему об этом. Да он и сам знал, что он зануда. Бывали случаи, когда во время принятия каких-то решений Кевин слышал себя как бы со стороны, и нередко он сам себе не нравился. А что делать, если с некоторыми решениями босса он не был согласен? А вот Стейси всегда была всеобщей любимицей. Вечно умудрялась найти во время своих компьютерных раскопок золотой самородок, который сдвигал дело с мертвой точки. Кевин уважал ее способности, да и вообще она ему нравилась, но иногда он чувствовал себя парнишкой-неумехой, которого включили в футбольную команду просто из жалости. Бывали моменты, когда сержанту хотелось, чтобы шеф, наконец, обратила на него внимание. Именно поэтому он и приехал сюда, в паб, после того, как все остальные разошлись по домам. Может быть, сегодня сюда придет кто-то из посетителей, которые были здесь и вчера? Кто-то, кто большинство вечеров проводит в пабе… Кевин ослабил галстук, хотя и понимал, что не станет похож на копа меньше, чем если б он вошел в паб в своей старой форме. – Послушай, приятель, есть минутка? – услышал сержант, подойдя к двери. Он повернулся и увидел парнишку лет двадцати, одетого в спортивный костюм «Адидас». Нижняя часть лица парня была усыпана прыщами. Доусон немедленно понял, что должен ощущать этот мальчик. У него в юности были такие же проблемы. А еще он был толстым. – Слушаю тебя, приятель, – ответил он. – Пару слов для «Дадли стар»… – Ты же шутишь, правда? – Кевин оглядел парня с ног до головы. – Бабба Джонс, стажер в отделе уголовной хроники. – Молокосос нагло улыбнулся и протянул ему руку. Сержант проигнорировал ее. – Черт тебя дери, приятель, даже у Фрост больше такта! – проворчал он и вдруг нахмурился. – Кстати, где она? – Собирает материал для статьи в Манчестере. А вы ее знаете? – Еще бы! – ответил Доусон. – Она просто потрясающая, правда? Я хожу за ней вот уже несколько недель после того, как закончил универ. Сержант не был уверен, что первым эпитетом, который пришел бы ему на ум при описании этой репортерши, был бы «потрясающая», но решил не распространяться на эту тему. – А Бабба – это твое настоящее имя? – поинтересовался он, все еще хмурясь. Парень пожал плечами. Странная улыбка держалась на его лице, как приклеенная. – Это мой псевдоним. Подумал, что так меня скорей заметят. Доусон прикинул, стоит ли высказывать свое мнение по этому поводу, и решил промолчать. – Так вы согласны поболтать или как? – не отставал от него молодой человек. – Или как, – ответил полицейский, пытаясь пройти мимо. – А что так? Сержант был не в настроении что-то объяснять. – Просто не хочу. А теперь убирайся с дороги! – прорычал он. – Но я могу помочь, приятель. Организовать утечку, или воззвание, или… – Освободи дорогу, приятель. – Кевин отодвинул парня в сторону. У него действительно не было времени на всякие глупости. Он вошел в бар и сразу окунулся в шум оживленных разговоров, тема которых не вызывала у него никакого сомнения. Если здесь есть хоть что-то, то он это разыщет. Пора доказать боссу, что она не права. Глава 20 Ким взяла чашку и прошла в гараж. Барни шел за ней по пятам. Инспектор облокотилась на рабочий стол и осмотрела лежащую на полу груду металлических деталей. Некоторые люди расслаблялись осенними вечерами, сидя на патио с бокалом вина в руке и наблюдая за цветами, ветвями деревьев или за чем-нибудь еще. Некоторые избавлялись от дневных хлопот под пение птиц в сумерках. Ким же предпочитала стоять в гараже и любоваться на кучу мотоциклетных запчастей. Но в голове у нее постоянно вертелись мысли о текущем расследовании. Кое-что в смерти Дианы Брайтман не имело для детектива никакого смысла. Стоун уже доводилось видеть убитых одним ударом ножа. И каждый раз в таких случаях было понятно, в каком направлении надо искать: домашнее насилие, наркотики, бандитские разборки, иногда даже простая драка или хулиганство. Но нынешний случай не подпадал ни под одну из этих категорий, что сильно беспокоило Ким. Казалось, что для убийства Дианы Брайтман не было вообще никаких причин. Инспектор встряхнула головой, вспомнив саркастическое замечание Кевина по этому поводу: и тем не менее Диана мертва. С этим было трудно спорить. А значит, где-то была причина ее убийства. Ким вздохнула и обошла вокруг подстилки, на которой лежала система выхлопа. Женщине хотелось опуститься на колени и полностью погрузиться в это простое и понятное царство хрома, но ее взгляд постоянно возвращался к стене, отделявшей гараж от кухни и от шкафа, в котором все еще лежало письмо. По какой-то необъяснимой причине Стоун не смогла его выбросить. Часть ее испытывала любопытство по поводу того, что могло содержаться в этом конверте – возмутителе спокойствия, но все воспоминания о ее встречах с Алекс были заперты в коробочке, спрятанной в самой глубине ее сознания. Единственный вопрос, который иногда возникал у Ким, был связан с тем, насколько близко была она от того, чтобы потерять разум. Но когда он всплывал в ее сознании, женщина от него отмахивалась. Так что вскрытие этого конверта было для нее больше, чем просто распечатыванием письма. Этот конверт открывал шлюзы. Александра Торн находится в тюрьме за то, что организовала несколько смертей, – больше Ким ничего не хотела знать. С этой мыслью она решительно направилась на кухню и стала просматривать полученную почту. Там не было ничего необычного, пока инспектор не добралась до последнего письма. Это был простой коричневый конверт с окошечком, в котором был виден ее напечатанный адрес. Но внимание Ким привлек почтовый штемпель. Конверт был опущен в Честере. Единственным, что связывало ее с Честером, было медучреждение Грантли[34]. Очаровательное название для психушки, в которой последние двадцать пять лет находится эта сука, ее мамаша. Раньше они никогда ей не писали.