– Мама, – спросил Макс. – Почему тетя плачет? – Фу, – ответила фрау Шуртер, – как невежливо. Нужно поздороваться. А ну, оба. – Здравствуйте! – сказал Макс. – Здравствуйте! – эхом отозвался Лорин, с любопытством взглянув на меня. На мгновение воцарилась неловкая тишина. – Ну что, дети, пойдемте угостим фройляйн Кусштатчер тортом, который мы для нее испекли. При упоминании торта мальчишки побежали вперед, а Ида подхватила девочку и повела меня в дом. Мальчики уже сидели за столом, несомненно на своих обычных местах, и я заняла место отца семейства. Лорин и Макс сидели по обе стороны от меня, а малышка Френи на высоком детском стуле рядом с матерью. Фрау Шуртер отрезала им по куску торта из гречневой муки с солидной порцией взбитого крема, которые они глотали с волчьим аппетитом между большими глотками малинового сока. – Итак, Лорин и Макс, сколько же вам лет? – Ему почти три, – ответил Макс, подняв три толстых пальца. – А мне уже четыре, – помахал он четырьмя пальчиками. – А Френи? – Ей восемь месяцев. – Она наша младшая сестра, – объявил Лорин. У него не было сомнений, к какой семье он принадлежит. В нескольких словах он объяснил мне свое место в этом мире. – Понятно, – сказала я, изо всех сил стараясь улыбаться. – А правда, что у тебя через несколько недель день рождения? – Да, – он лучился счастьем. – У меня будет праздник. – Вот здорово! Каждый раз, когда он говорил, я чувствовала уколы в сердце. – Да. Он взглянул на фрау Шуртер. – Расскажи, кто придет в гости, – подсказала она. – Эрик, Антон, Клара и Маттиас. И кузены, Мориц и Хельга. Под двоюродными он имел в виду брата и сестру Макса. Наступила тишина, и я усиленно старалась не превратиться в плачущую тетю. Я сосредоточилась на молоке в кофе, рисующем спиральные завитки, когда я его мешала. Через некоторое время молоко и кофе превратились в единое целое, и я снова заговорила. – Как это будет интересно, – сказала я, надевая улыбку так же, как на званых вечерах с Диором. – А мама испечет торт! – радостно закричал Лорин, еще больше оживляясь. Опять повисло молчание, и я думала, что сказать. – А я привезла вам обоим подарки. – Мама, она привезла нам подарки! – восторженно взвизгнули мальчишки. – И вашей маме тоже. Я пошла за чемоданом, урвав хоть несколько секунд, чтобы побыть одной. Распаковав маленькие свертки, Лорин и Макс бросились играть на ступеньках со слинки – шагающими пружинками. Френи спала в коляске. Фрау Шуртер не распаковывала сверток. Вместо этого она положила передо мной толстый фотоальбом. Я видела, как Лорин вырос с Рождества, как малыши катались на санках с ее мужем Оттмаром зимой и отдыхали летом на озере Констанц. На каждой фотографии мой взгляд притягивали мальчики, неразлучная пара. – Я позвонила в гостиницу и отказалась от номера, – сообщила она, когда мы просмотрели все фотографии. – Вам нужно проводить с Лорином больше времени, чтобы он снова к вам привык. Остаток дня я провела на полу с мальчиками, играя в американские деревянные машинки и желтые грузовики, купленные мною для них, а также собирая пазлы и играя в детские карты. Только уложив детей в постель, фрау Шуртер, я и ее муж сели ужинать. Мы ели хлеб, сыр, холодное мясо и корнишоны из моего прошлого и, беседуя, пили бесконечную бутылку вина. Я раньше не была знакома с герром Шуртером, солидным управляющим второго по величине в городе банка и, как я надеялась, добрым человеком, которому повезло с женой и семьей. Мы разговаривали о войне, о восстановительных работах, о Париже, моей работе, будущей свадьбе – обо всем, кроме Лорина, пока фрау Шуртер не убрала со стола. Они не разрешили мне помочь. Мы прислушивались к знакомым звукам тарелок и столовых приборов из кухни, пока герр Шуртер теребил серебряное кольцо салфетки и ткань. Он не начинал разговора. Фрау Шуртер вернулась в комнату и стояла в дверях. – Я так понимаю, Роза, что теперь, когда вы собираетесь замуж, вы приехали за ним? – неожиданно спросил он. Я разгладила юбку и посмотрела ему в глаза. – Да, у меня был такой план. Они переглянулись. – Конечно, мы так и подумали. – Не знаю, как нам жить без него, – заметила фрау Шуртер, тяжело опускаясь на стул. – Особенно Максу. – Когда вы уезжаете? Герр Шуртер пытался изобразить спокойного управляющего банком, но нервно стучал ножом по деревянной столешнице. Он побледнел. Теперь я не решилась встретиться с ним взглядом. – Я уезжаю завтра, – тихо сказала я. – Завтра. Скрипнул стул, фрау Шуртер толкнула его под стол. – Пойду соберу его вещи, – с трудом выговорила она и, всхлипывая, рухнула на стул. – Нет, так нельзя. Вот так явиться и его увезти. Герр Шуртер вскочил и зашагал по комнате, потом схватился за спинку стула. – Он вас даже не вспомнил. Ида мне рассказала. – Да, – слабым голосом подтвердила его жена. – Он спросил меня, кто «эта тетя». – Я ему писала письма каждую неделю, – в свое оправдание ответила я, понимая, как жалко это выглядит. Это они его кормили, содержали, баловали, они были ему родными. А я посылала ему непонятные бумажки. – Я читала ему письма, конечно, но ему было всего два годика! Разве он мог понять, что это? Она покраснела. Я никогда не видела, чтобы фрау Шуртер теряла самообладание. – А в самом начале, когда мы говорили о вас, он плакал. И мы перестали, – пояснил ее муж. – Он все повторяет за Максом. Когда он начал звать нас мамой и папой, было бы жестоко его одергивать, он бы страдал, что его меньше любят, чем остальных. Мы ведь не знали, когда… – Ида глотнула воздуха, прежде чем продолжить, она раскраснелась, но говорила сердито: – Или вернетесь ли вы вообще. – Почему вы никогда не сообщали своего адреса? – спросил герр Шуртер, не скрывая раздражения. – Мы, по крайней мере, могли бы что-то обсудить. Они были правы. Мне было нечего сказать. – Даже не знаю, – ответила я, потупив голову. – Глупо, конечно. Герр Шуртер снова потеребил салфетку с кольцом, я сложила свою, а фрау Шуртер терла глаза вышитым носовым платочком. Нам всем было о чем задуматься. – Он такой милый мальчик, – после длинной паузы заметила фрау Шуртер. – Мы старались, чтобы он чувствовал себя любимым ребенком. – Дело не в его чувствах, мы его любим, – подытожил герр Шуртер. – Мы дали ему больше любви и верности, чем вы и ваши красивые наряды. Упрек был несправедлив, и я разозлилась: – Ида, это вы натолкнули меня на эту мысль. Вы сказали: поезжай и научись чему-нибудь. Заработай денег, чтобы обрести независимость и растить сына. – Как вы смеете меня обвинять! – возмутилась она. – Я говорила, чтобы вы здесь начали свое дело, а потом поехали в Париж. Вы сбежали на следующий день, бросив Лорина у нашего порога!