Я показала на небольшое кресло в конце журнального столика. Он, не обращая внимания, сел рядом со мной на диван. – Сеньора, – вздохнул он, – мне хотелось бы поблагодарить вас за то, что вы принимаете меня у себя в доме, и за ваше благословение. В его тоне не было ничего неприличного, ничего сомнительного в выражении благодарности, но я возмутилась. Он говорил с намеком на близкие отношения, на которые не имел права. Он быстро окинул меня взглядом и опустил глаза. – Ну, – сказала я, разглаживая короткую клетчатую юбку, внезапно поняв, сколько она открывает, – Граса с вами, кажется, счастлива, а я этого и хочу. – Благодарю вас. Он откинулся на диване и протянул руку по спинке ко мне. Я вытянула ноги и отодвинулась. – Граса – замечательная женщина, – обронил он. Я чувствовала на себе его взгляд и снова взяла в руки газету, надеясь, что намек ясен. – Из нее выйдет самая добродетельная жена, о которой можно только мечтать. Его рука подвинулась ближе ко мне по кремовой кожаной обивке. Я открыла газету. – Да. Она порядочная, сильная, стойкая и любящая. Он пододвинулся так близко, что я чувствовала запах жженого табака. – Точно, – кивнул он. Я вжалась в подлокотник дивана. – Вы будете о ней заботиться? – Конечно. Мне было неприятно, что, говоря вроде бы правильные слова, он продолжал сидеть рядом со мной. Мне хотелось лучшего для Грасы. Хотелось думать, что я ошибаюсь и неправильно понимаю обстановку. Не будь он ее женихом, я давно указала бы ему на дверь. – И будете с ней хорошо обращаться? – продолжила я, глядя в газету. Я чувствовала, как он уставился на меня и внимательно рассматривал. – У Грасы только один недостаток, – заметил он, разглядывая ногти, – то, что у нее их нет. Иногда мужчины любят женщин – как тут говорят, в Америке? – поро́чных. Он криво усмехнулся. Я поймала его взгляд. – О Грасе вы такого не скажете никогда. – Да я, в общем-то, говорю не о ней, – усмехнулся он. Я была поражена. Этот наглец решил, что может мною играть. – Вы говорите мне, что вас привлекают порочные женщины? – спросила я, скрывая раздражение. Я не собиралась глотать наживку. – Только одна, – хитро поглядел на меня он. Он ждал, как я восприму намек. Я замерла, как кошка, готовая прыгнуть. – Я думал, вы поймете. Женщина из высших слоев общества, как вы, и с мужчиной, как сеньор Исайя. Он откинулся на спинку дивана, закрыл глаза и вздохнул. – Я смотрю, вам нравятся настоящие мужчины. Вам по вкусу черный нефритовый жезл. Он пристально посмотрел на меня. Он словно дал мне пощечину. Моя недоверчивость оправдалась в одно мгновение, но я держала язык за зубами. Этот человек был опасен. Бизнес научил меня одному правилу: дождись, когда враг выложит карты на стол, не раскрывая своих. Несмотря на кипящую во мне ярость, я сумела сдержаться и в ответ на его похотливый взор окинула его безразличным взглядом. – Знаете, как хорошо слышны в ночи звуки? – небрежно спросил он, поглаживая кремовую обивку. – По звукам, которые вы издаете, я догадываюсь, что он с вами делает. Он слегка шлепнул по дивану рукой. – Со мной была бы совсем другая музыка. Я бросила между нами газету. – Что нравится мне – не ваше дело, но Граса моя. Я думала, что вы ее любите. – Конечно. Но сейчас речь не о любви, а о наслаждении. Просто подумал, раз мы одни, я предложил бы вам новые удовольствия. И ухмыльнулся, оскалив зубы. Я получила то, что хотела: прямое предложение, доказательство, что он ей не пара. – Уходите! – бросила я. – Граса заслуживает лучшего. – Конечно, извините. Я ее никогда не обижу, – ответил он, и в голос его вернулось прежнее подобострастие. Он вскочил, но потом продолжил совершенно другим тоном: – И не прощу никого, кто ее обидит. Он шагнул ко мне и навис, глядя с той же злой ухмылкой, которая появлялась у него на лице, когда он замечал, как ласкает меня Иззи. – Надеюсь, вы поняли меня, сеньора. Меня нельзя недооценивать. Он повернулся на выход и добавил: – Не расстраивайте Грасу, и я не расстрою Иззи. Через три дня, пока Иззи спал, я спустилась к завтраку. Луиса не было видно. После нашего разговора я больше его не видела. Граса сказала, что он на работе, но мне было неясно, чем он занимается. Он как-то упоминал, что работает официантом, но я никогда не слышала от него названия ресторана. – Сеньора, у меня новость, – сообщила Граса, и что-то в ее голосе заставило меня оторваться от газеты на столе. – Месячные задерживаются. На две недели. Наверное, я беременна. Она нетерпеливо ожидала моей реакции. Несмотря на улыбку, у меня дрогнуло сердце. Теперь она связана с этим шакалом навсегда. – Ну и чудесно, Граса. Просто чудесно, – ответила я. – Луис, наверное, доволен? – Ой, он пока не знает. Прежде чем ему сообщать, я хочу удостовериться. В то же утро, после сорока пяти минут ожидания в оранжевых бархатных креслах в приемной гинеколога, где мы наблюдали за тропическими рыбками в аквариуме, врач переложил бумаги на полированном столе красного дерева: – Миссис Дюмаре, подтверждаю, что мисс Мендес ждет ребенка. Если бы он не смотрел на свои бумаги, то увидел бы улыбку на лице Грасы. – Я предполагаю, что вы, возможно, хотите избавиться от… неудобства? Он долго подбирал последнее слово, после чего взглянул на меня. У меня в жизни бывали времена, когда я не знала, что сказать, как и сейчас. Я даже не сразу разобрала, о чем это он, а вот Граса поняла. Она сразу вскочила и перекрестилась. – Graças a Deus[37], доктор Браун, – холодно заявила она, – до сих пор я думала, что вы грубиян, но теперь вижу, что вы расист. Пойдем, Роза, пойдем отсюда. Она развернулась и гордо вышла из кабинета.