Я прикусила язык. А я-то думала, что лучше помалкивать. На следующее утро, едва забрезжил рассвет, я проснулась от странных звуков. Сразу и не поняла, в чем дело, потом сообразила, что Грасу рвет. Я вскочила. Она, в кремовой ночной сорочке, склонилась над унитазом в своей ванной, и на лбу у нее проступила испарина. Я потрогала ее лоб. – Ты больна. Я вызову врача. И вышла в коридор. – Нет-нет, – остановила она меня. – Слишком поздно. – Что это значит? Я остановилась, но не повернулась к ней. – Вчера вечером перед уходом он заставил меня выпить вот это. – Что? – спросила я, падая рядом с ней на колени. Она достала что-то из кармана. Белую узкую коробочку. – Это ваши таблетки, извините, он заставил меня их принять. Она положила коробочку мне на ладонь. – Сколько? – шепотом спросила я. – Всю упаковку. Я закрыла глаза, чтобы перевести дух. Когда я их открыла, она смотрела на меня заплаканными красными глазами. – Всю упаковку? Она кивнула, и ее снова вырвало. Я отвезла Грасу в больницу, где она пролежала несколько дней. Ребенка она потеряла, и ей нужно было время восстановиться после отравления. Когда Луис появился в следующий раз, я сказала, чтобы он забыл сюда дорогу. На горьком опыте мы убедились, что с помощью таблетки можно прервать беременность. А познания Луиса в области фармакологии нас отнюдь не порадовали. Глава 19. Шприцы Иногда мне кажется, что мир сошел с ума. Только взгляни. Бинт, антисептические салфетки, флакон с сывороткой крови и несколько шприцов. Что это? Как ты думаешь, ma chère? Дорожная аптечка от СПИДа. Может, это и глупо, но я всегда беру ее с собой в Бразилию. Около пяти лет назад доктор Майклс настоял, чтобы я на всякий случай возила ее с собой – мало ли что. Я всегда считала, что он перестраховывается, пока не встретилась за обедом в Рио с одной знакомой. Она-то и поведала, как обнаружила, что ее приятель встречается и с ней, и с мужчинами, очевидно, решив, что такое за измену не посчитают, как свидания с другой женщиной. Она потащила его в кожно-венерологический диспансер при местной больнице. Еще до того как у него подтвердился сифилис, ей первой вкололи пенициллин, а потом она, не веря своим глазам, увидела, как медсестра просто протерла шприц перед тем, как его наполнить лекарством и ввести в руку ее любовника. – Шприцы, – сообщила она мне, – как ключи, деньги и помаду, всегда носи с собой. Но я опять забегаю вперед… видишь ли, я все еще нервничаю по поводу сегодняшней встречи. Мне нужно выговориться, поделиться с тобой историей своей жизни. Рассказ меня успокаивает, но если я теряю нить, то кажется, что все рушится. Когда я запретила Луису появляться в квартире, Иззи ушел в запой. Никто из нас больше не говорил о Луисе, но что-то изменилось. И непонятно из-за чего, из-за перебранки или из-за пьянства. Он возвращался с концертов ночью с бутылкой в руке и засыпал перед телевизором. Или набрасывался на меня с неуемной животной страстью. Сначала перемены меня пугали, но временами его аппетит казался даже захватывающим. Я привыкла, что желание могло возникнуть где и когда угодно. О пристойности и обходительности и речи не шло. Иногда встреча проходила столь же бездумно и машинально, как берешь из холодильника бутылку пива, а иной раз казалось, будто это дело жизни и смерти, если я не отдамся немедленно. Такая бурная настойчивость и неодолимое влечение ко мне льстили и возбуждали. Может, моя откровенность покажется тебе странной, ma chère, но ты не поймешь, если я не расскажу тебе всего. Наши решения принимаются не на пустом месте, они, как правило, результат прошлых проб и ошибок. Я много путешествовала вместе с Иззи, но никогда не ездила с ним в Бразилию. Куда бы он ни отправлялся на гастроли, я следовала за ним. Мы изъездили США вдоль и поперек и летали туда-сюда через Атлантику. Поездки не проходили впустую. Где бы я ни была, я изучала конкурентов, посещая дорогие бутики лучших модельеров. Я искала ткани, фасоны и поставщиков, ходила на выпускные шоу лучших школ модельеров. И расширяла свой бизнес, сначала в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, потом в Бостоне и Вашингтоне. Вскоре я торговала своими моделями во многих универмагах. В моих долгосрочных планах было открыть сеть магазинов во всех крупных городах. Я выбирала города с хорошей сценой для джаза и между гастролями Исайи и моими деловыми поездками прыгала с самолета на самолет так же часто, как на такси в Нью-Йорке. В путешествия я всегда брала с собой бухгалтерские книги и романы. Иззи барабанил по столу, отбивая ритм, читал газету или играл в шахматы с контрабасистом Грегом. Они хорошо ладили и вместе коротали время. Иззи всегда играл белыми – подкалывая Грега, который жил в Гарлеме, потому что сам жил среди белых. Наша жизнь текла однообразно и спокойно, пока не произошел срыв, заставивший меня пристальнее взглянуть на серьезность проблемы. Мы были в Риме, в аэропорту, – я помню, что это было в Риме, потому что мгновенно отказалась от вероотступничества и собиралась вернуться в лоно церкви – я читала роман «Тайна Санта-Виттории», книгу, которую все советовали прочитать, про ответ итальянской деревни на нацистскую оккупацию. У меня книга вызывала в равной степени лишь злость и напоминала о давно забытом. Я не находила в ней ничего смешного, как остальные. И вдруг я заметила, что Иззи ушел. Грег, подперев подбородок руками, смотрел на шахматную доску. Он беспокоился. – Что случилось? Грег выпрямился и начал убирать фигуры. – Он снова проиграл, – ответил он. – Снова? – переспросила я, замерев от ужаса. Иззи обычно играл лучше, чем Грег, но одного взгляда на доску было достаточно, чтобы понять, что черные имели явный перевес. – И не просто проиграл, а я его разгромил. Он теребил в руке ладью, потом бросил ее в коробку. – Может, не мое это дело, Роза, я должен предупредить: дело плохо, совсем плохо. Он поднял белого короля, который лежал на боку. – Знаю, – вздохнула я. – И беспокоюсь. – И играет на саксе совсем не так, как прежде. – Грег заколебался от неловкости, что критикует своего друга и работодателя. – То его уносит куда-то – в прекрасное и мрачноватое место, но публика начинает нервничать, – то вообще не в себе, так что и две ноты не свяжет. Если бы я не работал с ним давно… Он замолчал и стал складывать фигуры. – И все время злится, все время, – добавил он, складывая доску пополам. Грег играл с Иззи очень давно. Он был верным другом. Ему можно было доверять. – Пьет он. Я ни с кем об этом не говорила, даже с Грасой, словно молчанием можно было что-то исправить. Но мне нужно было с кем-нибудь поделиться. – И наркотики, наверное? – вполголоса спросил Грег. – Похоже на то. Произнеся слова вслух, я поняла, что так и есть. И прикусила губу. Разговор прервался от шумного скрипа по полу выдвигаемого стула. Иззи сел. – Небылицы обо мне рассказываешь моему контрабасисту? – невнятно сказал он, кладя руку мне на колени. – Знаешь, Грег, некоторых медом не корми, дай напакостить. – Иззи! – На самом деле, Грег, ей нравится, как я с ней сейчас обращаюсь. Луис просветил меня, что она не принцесса. – Луис! Ты общаешься с Луисом? Он сунул руку мне под юбку. Я сжала ноги и положила руки на очень модную в то время ткань – твидовую, с крупной черно-белой ломаной клеткой, – притягивая к себе изо всех сил. Он раньше задирал мою юбку за мусорными баками, когда мы рано утром возвращались из джазового клуба. А сейчас был день и мы были не одни. И раньше днем он не напивался. Но закатывать сцену я не стала, это никому не нужно. Он научил меня этому, когда мы познакомились. Его рука пробиралась выше. – Иззи, перестань! – зашипела я. Он так близко наклонился, что до меня дошел кислый запах виски. Я встала. – Я тебе сказала «перестань»! Я не шучу! – А мы всегда повинуемся. Как Роза скажет, так и будет?