На мгновение я потеряла дар речи. Потом засмеялась. – Что за чушь! Это твоя козырная карта? И ты решил, что я поверю? Да ты никогда меня не любил. Та девица в лифте была не единственной. Я замолчала, переводя дух, а потом продолжила, чтобы мой ледяной тон отбил охоту шутить: – Ты так привык получать все, что захочешь. Он отступил, прижавшись к косяку. Я задыхалась, и его грудь то поднималась, то опускалась – он тяжело дышал. Я пронзила его самым холодным презрительным взглядом, но, к его чести, он не отвел глаз. – Ты права, – наконец согласился он. – Мне не приходилось завоевывать женщин, они сами бросались на меня или на деньги. Но с тобой нельзя играть, тебя нельзя купить. Может, поэтому я и влюбился с самого начала. Врать не буду: недоступность делала тебя еще привлекательней. – Тебе нужна была добыча, – сказала я, стискивая руки. – Но ты… ты пробудила во мне то, о чем я не подозревал. Я влюбился в тебя, Роза, и с каждым днем влюбляюсь все больше. И не знаю, как привлечь твое внимание. Моя злость заледенела. Его слова неслись на меня лавиной, но я была так глубоко в снегу, что ничего не слышала. Я презрительно фыркнула. Он стукнулся головой о косяк. – Ты все можешь купить сама, все, что захочешь, и, когда я увидел тебя с Лорином, меня вдруг осенило: есть на свете то, что тебе просто необходимо, только ты сама об этом не догадываешься. И это единственное, что я могу для тебя сделать. Я хочу вернуть все, что ты потеряла в черной дыре, чем тебя можно вылечить, потому что ты не полюбишь снова, пока не залечишь раны. Он глубоко вдохнул и, не мигая, встретил мой взгляд. Потом подошел поближе и поднял карту со стола. Под ней лежала папка. – Завтра в десять герр Торманн ведет нас к ним. – И протянул папку. Абсолютно выбившись из сил, он ушел в маленькую спальню. Я остолбенела, но пламя злости во мне еще не погасло. – В самом начале ты сказал, что хочешь знать все, провести необходимое исследование, – сказала я ему вслед. – Ну, теперь ты знаешь обо мне все. Взгляни хорошенько. Он вернулся в гостиную. Я взбила волосы и подняла лицо без макияжа. Весь гламур был удален начисто. – Ты раскрыл все мои секреты. Вот такая я на самом деле. Надеюсь, ты доволен. Глава 26. Масло для ванн Я так волнуюсь, думая о сегодняшнем вечере, словно пытаюсь развалить дело своими руками и никогда не подготовлюсь к встрече. Чего бы я ни коснулась, воспоминания тут как тут. Я так долго стою здесь и задерживаю тебя болтовней о прошлом. Кто бы мог подумать, что я так разнервничаюсь после всего, через что прошла? Не знаю, успею ли принять ванну, ma chère, но ты права, нервишки расшалились, так что приму по-быстрому. Открой воду, пока я выберу хорошее масло. Сегодня нужно что-нибудь успокаивающее. Слушай, в этом флаконе миндальное масло – добавлю его и несколько капель эфирных, по настроению. Да, ma chère, герань для бодрости и бергамот, чтобы успокоиться. Сейчас забавно вспоминать, что в детстве я знала только один рецепт красоты: миндальное масло нужно втирать в кожу, чтобы избежать растяжек при беременности. Во время войны его было не достать, и это был повод для беспокойства, а сейчас я могу добавлять его сколько хочу, как возлияние богам красоты и отдохновения. Взгляни, что оно творит с кожей – совсем неплохо для женщины шестидесяти трех лет. Так хочется произвести приятное впечатление. Интересно, мы поцелуемся или обойдемся рукопожатием? Прошлый раз я так нервничала, когда герр Торманн привез нас на узкую улицу с высокими ветхими домами в бывшем еврейском квартале в районе Монбижуплац около синагоги в Восточном Берлине. Оказывается, днем раньше я бродила неподалеку. Торманн вышел из машины и открыл мне дверцу, но я не могла сдвинуться с места. У меня не было сил. Я сидела в машине, вдыхая тяжелый запах одеколона, и меня охватывала паника вплоть до потери сознания. Ma chère, представляешь? Прошло столько лет. В последнюю нашу с Томасом встречу мне было шестнадцать, а ему двадцать три. Теперь мне было сорок четыре, а у человека на снимке виднелась седина. Еще труднее было представить, что Лорин, мой сын, был на одиннадцать лет старше меня, когда я его родила, и на девять, когда оставила его в Санкт-Галлене. Ему исполнилось двадцать восемь. Когда я наконец заставила себя выйти из машины, Джим нежно повел меня на тротуар за герром Торманном, остановившемся у многоэтажки. Тот позвонил в дверь, послышался щелчок, и дверь открылась. Герр Торманн повел нас вверх по витой лестнице. Пропустив Джима вперед, я схватилась за тусклые латунные перила в стиле модерн. Наверху распахнулась дверь. – Добрый день, фрау Фишер, – донесся до меня голос Торманна. Пока я медленно поднималась по лестнице, на пороге квартиры появилась Ида, пожимавшая руку Джиму. Она располнела и была одета в блеклое бесцветное платье. С лица ее не сходила улыбка – она явно нервничала. За ней из квартиры вышел долговязый, сутулый, коротко подстриженный седеющий мужчина в очках. Томас. Джим пожал ему руку, послышался шум и обмен приветствиями. Я стояла наверху и ждала, когда появится Лорин. Ида отделилась от мужчин и пошла ко мне с распростертыми объятиями. – Роза, наконец-то. Я не ответила и не пошла ей навстречу. Она остановилась передо мной. – Фрау Фишер, я так рада вас видеть. Это был не самый приятный час, ma chère, но я от тебя скрывать не стану. Вспомнилось, как в Санкт-Галлене она перестала говорить мне «ты» и звать по имени. Мало того что она украла у меня сына, так еще вышла замуж за Томаса. И хотела, чтобы мы были друзьями. – Зови меня Идой, пожалуйста. Она взяла меня за руку той самой рукой, за которую цеплялся Лорин. Которой ласкала по ночам Томаса. Я рассердилась. – Конечно, Ида, – холодно ответила я. – Похоже, мы одна семья. Она обняла меня. Я держала руки по бокам, сжимая сумочку. – Проходите, – пригласил стоявший в дверях Томас. Ида обиделась – это было написано у нее на лице, но выдавила улыбку и, взяв Джима под руку, повела его в квартиру. Торманн шел за ними. Лорин так и не появился. Я шагнула в дом и увидела, как Ида, Джим и Торманн исчезли в длинном коридоре и в комнате. Я прислонилась к стене. Томас закрыл входную дверь и остановился передо мной. Мгновение никто из нас не двигался и не говорил ни слова. – Что ж, Роза, – наконец сказал он, и его голос вернул меня в прошлое, – хорошо выглядишь. Я старею быстрее, чем ты. – Ты профессор, – улыбнулась я. – Это неизбежно. – Да, – неуверенно улыбаясь, подтвердил он. – Ни на что другое я не гожусь. Я набрала побольше воздуха. Неизвестно, сколько мы пробудем наедине, прежде чем присоединимся к остальным. Но мне нужно было кое-что сказать. – Я думала, что ты погиб, – нерешительно сообщила я. – И только в 1963 году узнала, что жив. Он кивнул, я видела напряженную работу его мысли и глаза, которые все еще мерцали с тем же добрым пониманием. – Профессор Гольдфарб? – Да. Я встретилась с ним в Иерусалиме. Но я понятия не имела о тебе и Иде. – Я поехал в Санкт-Галлен искать тебя. А нашел Лорина. В его голосе не слышалось ни враждебности, ни злости, только голые факты. – И, – продолжил он, – Оттмар умер. – Я ждала два года. Мой голос оборвался. – Почти год после окончания войны… И умолкла. Мы оба знали, какой беспорядок творился после войны, как тяжело было ездить, особенно в Германии. Его могли отправить в Россию, почем знать. Он не обратил внимания на мою защитную реакцию и продолжил: – Ида рассказала, что ты вышла замуж и улетела в Бразилию. – Я думала, что ты погиб, – тупо повторила я и, открыв сумочку, достала носовой платок и смахнула слезу, не дав ей испортить макияж. – Времена были смутные, – заметил он без раздражения. – Я слишком быстро сдалась.