Я вытерла второй глаз. – После войны была такая неразбериха. Я не мог послать ни слова, – пояснил он. Опять суровые факты. Я вздохнула и стала копаться в сумочке, оттягивая время. Он подавал события так, будто мы жертвы обстоятельств, я-то понимала, что это не так. Каждый сделал свой выбор. Я выбрала отъезд. Он вернулся за мной. Это я во всем виновата. Нужно было честно признаться. – Я больше не могла оставаться одна. Не хотела оставлять Лорина. Я посмотрела в его немигающие глаза. – Я приехала за ним, но… – Ида рассказала мне о той встрече в Санкт-Галлене, о том, как он тебя не узнал. Ты поступила правильно. – Я всю жизнь сомневаюсь. – Он был счастлив. Когда я нашел Лорина, он был так на тебя похож… Он опустил глаза. – Ида осталась одна с тремя детьми без отца… Ну, остальное очевидно. Она очень хорошая женщина. – Очень, – вздохнула я, стыдясь, как вела себя на лестничной площадке. – Я бы никогда не доверила его кому попало. – Ты должна это помнить. Не прошло и суток с тех пор, как я обнаружила, что у нее есть все, о чем я мечтала. Возможно, я перенервничала и была разбита после перелета через океан или остолбенела от множества сдерживаемых чувств, но до сих пор я не вспоминала о ее доброте. И только со временем я признала, что стала Розой Дюмаре Митчел, потому что ей доверяла. – Я ее люблю. Сначала не любил, то есть не так, как любил тебя, Роза, но сейчас люблю. – Понятно. Я положила платочек в сумочку. – А помнишь ту последнюю ночь? – Он понизил голос. – Конечно, помню, – прошептала я, на мгновение вернувшись с ним в кровать. Как и много лет назад, от его взгляда затрепетало сердце. Он откашлялся. – Воспоминание о той ночи… – И шумно выдохнул: – Помогло мне пережить войну. Потом привело меня к Лорину и Иде. Если бы это был просто Лорин, кто знает? Может, мы бы до сих пор тебя ждали. – Ну что за глупости, – ответила я, не удержавшись от застенчивой улыбки, будто прежняя девчонка. Он шагнул ко мне. – Разве? Он стоял так близко, что, если бы кто-нибудь из нас пошевелился, мы коснулись бы друг друга губами. Оба тяжело дышали, жадно всматриваясь друг в друга. Чего искали? Забытых воспоминаний, фантазий молодости – не знаю, ma chère, но момент был опасный. Он погладил пальцами мои руки, и я не отпрянула. Потом наклонился, и я подставила лицо. Его губы были такими же мягкими, как и много лет назад. В какую-то секунду целомудренный поцелуй чуть не превратился во что-то другое – трепетные губы приоткрылись для поцелуя и сплетения языков. Сомкнув губы, я прижалась к его лбу своим. – Ты пахнешь так же! Осознание пришло из глубины души, я даже не подозревала, что помню все так отчетливо, и тут же всплыло, как мы, обнаженные, в полном единении сплелись друг с другом. – И ты! – прошептал он. Он встряхнул головой, отступил и прислонился к стене. Мы оба вспоминали одно и то же, словно вместе смотрели фильм. Я пристально его разглядывала, все больше узнавая в зрелом мужчине юношу, которого когда-то любила. Я могла запросто отобрать его у Иды и разрушить свитое ею счастливое гнездышко. И зажмурилась: передо мной стоял очередной выбор. Как ни странно, ma chère, о Джиме и его признании я начисто забыла. Ночь почти не спала, а проснувшись, так переживала из-за встречи с Лорином и Томасом, что дала волю злости. Граса предупреждала о возможных неприятностях, и не ошиблась. Можно просто убежать через коридор. А стоит прикоснуться к Томасу – и он опять мой, и о семье забудет, Ида останется ни с чем, а я избавлюсь от Джима. – Нетрудно понять, как сильно тебя любит Джим Митчел. Он приложил столько усилий, чтобы нас найти, прекрасно зная, чем рискует, – вздохнул Томас. Я выпрямилась. Томас был прав, для Джима эта авантюра была самой рискованной. Как заметила Граса, он меня обыграл. Какой я была дурой, ma chère, ничего не видела, не слышала и даже не понимала, в какую игру мы играем. – Нас ждут, – напомнила я. Томас чуть помешкал и кивнул. – Да, верно. Ида испекла торт. Не знаю, понял ли он, что только что спас меня второй раз. Войдя, я окинула взглядом столовую, но и там нас по-прежнему было пятеро. Конечно, Лорин больше тут не живет, он уже взрослый и, наверное, опаздывает. Только потом я заметила мебель. Она была из дома Иды в Санкт-Галлене. Стол так же накрыт полотняной скатертью, которую она тщательно гладила, пока я шила для нее платья, а дети играли на полу. Даже фарфор был тот же. Все было очень хорошо знакомо, только прошло много лет с тех пор, как я видела эти вещи, и людей, сидевших за столом, и меня не покидала тревога. Джим не сводил с меня глаз, читая по лицу, и я избегала его взгляда. Наверное, я только теперь начинала понимать его мотивы, но не могла простить его тактики. И если я не стала разрушать дом Фишеров, это еще не значило, что я решила что-нибудь еще. Мне хотелось разузнать о Лорине. На полированном серванте красного дерева лежала кружевная дорожка, а на ней много фотографий. Кружева я вспомнила, Ида очень гордилась свадебным подарком из Брюгге, узнала и свадебный портрет ее и Оттмара Шуртера. Рядом с ним была фотография ее и Томаса. На ней был костюм «Бар», который я ей сшила, и в руках она держала маленький букетик, единственный признак, что фото свадебное. В то время я думала, что она надела свое лучшее платье, но позже мне показалось, что она считала меня частью семьи. Я поставила рамочку и стала перебирать детские фотографии – взрослевших Лорина, Макса и Френи. Лорин был похож на кукушонка, так он отличался от остальных, которые были темноволосыми в Оттмара и кареглазыми, как Ида. Среди них была еще одна незнакомая мне девочка. Я присмотрелась. Светловолосая девочка с аккуратными хвостиками держала в руках большой бумажный конус. Фотография была сделана в первый школьный день. – А это Габи, Габриэла, наша дочь, – гордо сообщил Томас. – Ох, так у вас четверо? У меня заколотилось сердце. А я-то чуть не украла Томаса у дочери, чуть не разрушила еще одну семью и честь этого самого принципиального из людей. Злость исчезла, и мне стало стыдно. – У вас много работы, – пробормотала я. – Теперь не так уж и много. Ида разрезала торт. – Роза, иди сядь. Джим встал и выдвинул мне стул. Я села рядом с ним, хотя есть не хотелось. – А где Лорин? Его здесь нет? – спросила я. В комнате стало тихо. Внезапное молчание нарушила Ида: – Роза, пойми, Лорин тебя совсем не помнит. Ида не говорила по-английски, и я перевела Джиму. – И мы никогда ему не рассказывали, не хотели, чтобы он чувствовал себя обделенным, менее любимым. – Он обо мне ничего не знает? Я говорила по-английски и сжала плечо Джима. – Он узнал, – ответил по-английски Томас с четким акцентом. – Он служил в армии и приехал домой на выходные, – продолжила Ида. – Мы всегда были осторожны. Но однажды он вернулся рано. Томас получает иностранные газеты в Центральном комитете, и он принес мне вырезку. – Из «New York Times», – добавил Томас. – Статья о Исайе Харрисе, и там была его фотография, где он тебя обнимал. – Он нашел вырезку на столе Томаса, – закончила Ида. – Я не успела ее убрать. Не знаю, почему она привлекла его внимание. Черных вообще редко снимают для газет, еще реже их можно увидеть с красивой белой женщиной. Может, лицо привлекло – вы так похожи. Потом пошли вопросы, один за другим, поэтому мы все ему рассказали. – Он заметил, что всегда подозревал, что существует тайна, но никогда не догадывался какая, – вступил Томас. – Думал, что он наш внебрачный ребенок, что у нас была любовь, когда Оттмар был жив. – Почему? – озадаченно спросила я.