Часть 10 из 43 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— А-а-а, — раздраженно протянул он. — Причем тут вообще она? — Брендон ласково поднял ее подбородок. — Полански, ну с чего ты вообще взяла, что мы с ней вместе?
— Я… я не знаю. Шэрен сказала, что ты будешь с подругой и я подумала… А почему ты мне не объяснил ничего?
— За тобой было забавно наблюдать.
Трейси стукнула кулачком ему в плечо. Забавно ему было!
— А почему вы всё время вместе? «Ну, почти всё», — мысленно добавила она.
— Мы давно дружим, а наши родители мечтают нас поженить, но ни мне, ни ей это не нужно.
«Святая простота!» — про себя воскликнула Трейси, вспоминая, какими глазами на него смотрит подруга детства.
— Ладно, Полански, хватит разговоров. — Брендон потянулся к ее губам, но Трейси подставила руку, заставляя его довольствоваться всего лишь ладонью.
— Что еще?
— Но между нами это ничего не меняет.
— Я хочу тебя, ты хочешь меня. — Трейси открыла рот, чтобы возразить, но Брендон строго на нее посмотрел, что отрицать она не решилась. — Так в чем проблема?
— Это не этично!
— К черту этику. Что еще?
— Я не люблю тебя!
— Я бы тоже не полюбил себя, но я не предлагаю выходить за меня замуж и терпеть до конца жизни.
— А что ты предлагаешь? Секс по дружбе?
— Нет, секс по взаимному желанию.
Трейси расслабилась в его руках, позволяя прижать себя еще крепче, и стянула с его плеч пиджак. Они оба свободны, находятся в сказочном месте — далеком от реальной жизни — и желают друг друга. Так какие могут быть «но»?
Она подняла бедра, позволяя Брендону снять с нее трусики и отбросить на пол, туда, где валялась смятая сорочка и дорогой смокинг. Этой ночью он не торопился брать, наоборот, медленно изучал ее тело, распаляя и дразня, пока Трейси не зашептала нежные слова, не сказала, как желает его. Говорят, мужчины любят исключительно глазами. Возможно, некоторые да, но этого заводили слова.
Брендон тут же раздвинул ей ноги, погружаясь резко, до упора. Двигаясь быстро, заставляя вторить ему, ловить ритм и собственное наслаждение, которое накатило стремительно, и Трейси вцепившись в его спину, не сдержала громкий стон, порочным эхом обласкавший слух.
— Тише, детка. За стеной спальня Лилиан.
Трейси открыла глаза и сквозь рваное дыхание проговорила:
— Ты что, и к ней в спальню лазил?
Брендон во все горло рассмеялся, наплевав на осторожность, затем закрыл ей рот поцелуем, агрессивным и диким, не позволявшим даже вдохнуть. Он с силой стиснул ее бедра, вдавливая в кровать грубыми, почти болезненными толчками, и Трейси понравилось. Она стонала ему в губы, цеплялась за широкие плечи и выгибалась навстречу. Плевать, что о них узнают. Черт с ним, что о них подумают. Максимум, что может произойти: ее переселят поближе к хозяйской спальне, там, наверное, происходит тоже самое.
Клап* - откидная крышка, закрывающая клавиши.
Последний праздничный аккорд
Зимнее морозное утро вступило в свои права, нехотя освещая дома скупым блеклым светом. Горы были скрыты в густой туманной дымке, а тяжелые серые облака набухли, обещая скорый снегопад. От ясной солнечной погоды, радовавшей отдыхающих вчера, не осталось и следа. Зима вслепую раздавала карты, определяя праздничный досуг — сегодня удача выпала тем, кто решил провести день дома, у камина, с бокалом вина или горячего глинтвейна.
— Туман… — задумчиво протянул Брендон. — Катание лучше отложить, пока не рассеется. — Он достал из внутреннего кармана сигару и зажигалку, неспешно раскуривая и поглядывая на друга. Ник, сложив руки на груди и сведя брови, с интересом рассматривал, словно видит впервые, фасад собственного дома. Большие следы на девственно-чистом снегу уводили с очищенной дорожки к боковой стене шале, гирлянды частично провисали, словно их тянул несмышленый младенец, а пара декоративных фонариков и золотистых шаров разбитой стеклянной массой лежали под окнами одной из комнат.
— Никудышный из тебя вышел бы разведчик, — уверенно заявил Ник, набрасывая капюшон на светлую голову. Утро оказалось холоднее, чем он предполагал: легкий мороз приятно колол щеки, а вот уши, казалось, собирались отвалиться.
— Это вышло спонтанно, просто мимо проходил.
— Я слышал, как ты мимо проходил. Только не пойму: вы трахались или ржали всю ночь?
— Мы смешно трахались, — веселился Брендон.
— Стоя на голове что ли? — Они в голос рассмеялись, представляя самую идиотскую позу из дешевой порнухи.
— Брендон, — отбрасывая веселье, серьезно начал Ник, — я не знаю, что ты там задумал, но если обидишь Трейси, расстроится Шэрен. А моя жена не должна огорчаться, — предупредил он.
— Друг мой, я тоже не хочу портить настроение Шэрен, но, согласись, это только наше с Трейси дело.
— Мне все равно, с кем ты спишь, — заверил Ник. — Я просто хочу, чтобы ты подумал, прежде чем совершить что-нибудь непоправимое. Трейси все-таки не сучка, в которую можно случайно воткнуть член.
Брендон затянулся, выпустил сизую струю дыма, разглядывая, как он, смешиваясь с горячим дыханием, растворяется в холодном воздухе.
— Ник, я… — Брендон резко замолчал, когда тот сжал ему плечо и кивнул в сторону. Мать и отчим Ника, весело переговариваясь, шли по вычищенной подъездной аллее. Лилиан обожала ранние зимние прогулки по ворочавшемуся, сонному Аспену: заснеженные улицы пусты, фонари постепенно гаснут, передавая эстафету дневному свету, воздух колючий, еще не согретый людским дыханием. И чем старше она становилась, тем раньше вставала, объясняя это тем, что тратить время на сон можно только если ты совсем еще ребенок. Потому что для детей спать — значит расти, а для стариков спать — значит пропускать жизнь. И Мартину Кингсли пришлось смириться с привычкой жены, а потом и полюбить. Сейчас они выглядели румяными, довольными и полными сил, хотя прошли явно не одну милю.
— О, у нас уже гости?! — удивилась Лилиан, отдавая сыну палки для скандинавской ходьбы. — Брендон, ты так рано и… в смокинге?!
Брендон запахнул черное пальто и опустил руку с тлевшей сигарой: портить потрясающе-чистый утренний воздух курением было не стыдно, а вот под неодобрительным взглядом матери друга сгорать не хотелось. Только миссис Хейворт удавалось пристыдить его, как желторотого школьника, не используя слов — одна мимика чего стоила.
— Лилиан, вы для меня — королева, а в гости к королеве только при параде! — Он взял ее руку в белой шерстяной перчатке и поцеловал ладонь, вызывая смущенный смех.
— А что с домом случилось? — обеспокоенно поинтересовался Мартин, окидывая взглядом понурые улыбки гирлянд.
— Ночью ветрено было, — махнул рукой Ник, ненавязчиво подталкивая всех к теплому дому, — завтрак наверняка уже на столе.
— Да, — согласилась Лилиан. — Я слышала завывания сегодня. Точно с гор подуло, — озабоченно взглянув на небо, предположила она.
Мартин искоса посмотрел на Брендона, но добавлять ничего не стал. Ветер, так ветер.
***
Оперный театр «Уилер» в новогоднюю ночь в своем зале собрал видных политических деятелей штата и именитых гостей города. Шампанское и фуршет, легкая чувственная оперетта и роскошный банкет — программа вечера, на первый взгляд, казалась очень заманчивой, но не для всех. Брендон занял место в ложе, скептически оглядывая зал и удивляясь, почему все же поддался уговорам матери и позволил затащить себя в оперу.
Проводить досуг в компании политиков, представителей власти и городской элиты он привык с молодых ногтей. Его семья и окружение были их яркими представителями. Каждый мужчина в его роду рано или поздно оказывался в кресле власть имущих: сенаторское, губернаторское, возможно, когда-нибудь и президентское. Главное, начать двигаться в этом направлении. И он начал, давно, наверное, тогда, когда сделал свои первые шаги. Брендон не просто привык быть в центре влияния, политического и финансового, он искренне наслаждался своим привилегированным положением. Его не утомляли однообразные беседы и порой скучные, твердолобые люди, наоборот, на их примерах он учился, предпочитая не повторять чужих ошибок.
Брендон был честолюбив и собирался через пару лет баллотироваться в сенат. Репутация лучшего юриста, природная харизма, ум и родословная, в которой есть блестящие политики, — уверенность, что он добьется желаемого была велика. Правда, для осуществления планов ему необходимо обзавестись семьей, но об этом Брендон пока не желал думать. Он оттягивал момент, когда нужно будет свернуть с холостяцкой дорожки на путь примерного мужа — хотя бы в глазах общественности — до последнего. Пока этот вопрос не встал остро, Брендон хотел всласть насладиться свободой. Поэтому-то он и не был доволен сегодняшним вечером.
В Аспен он приехал отдохнуть от привычной жизни, провести время с друзьями и, черт возьми, уложить в постель желанную женщину, что, собственно, и сделал. За пределами этих стен его ждала своя история любви, чувственная и легкая, так зачем тратить время на просмотр оперы?
— О чем задумался? — склонившись к нему, прошептала Наташа.
— Раздумываю: успею ли сбежать до начала представления.
— Не успеешь, — напророчила она, и в зале неспешно погас свет, а оркестр заиграл увертюру.
— Тебе ведь не расстроит, если я уйду? — пригубив шампанского и окинув зал равнодушным взглядом, поинтересовался Брендон. Несколько минут назад часы пробили полночь, провозглашая начало Нового года. Гости веселились и поздравляли друг друга, он успел перекинуться парой слов со всеми знакомыми и сверкнуть ослепительной белозубой улыбкой, значит, его миссия на сегодня окончена, оставаться здесь смысла больше не было.
— Конечно, нет, — тепло откликнулась Наташа. — Иди уже! — Она шутливо толкнула его в плечо. Брендон чмокнул ее в щеку и, велев не скучать, направился к выходу.
— Почему ты его отпустила? — озадаченно нахмурилась Патрисия Стеклер, которая приложила немало усилий, чтобы организовать им совместный выход. В свете последних событий это оказалось непросто.
— Пусть идет, — задумчиво проговорила Наташа. — Брендон сейчас увлечен этой Трейси и удерживать его возле себя — только подогревать интерес к ней.
— Это пройдет, — заверила миссис Стеклер. Она хорошо знала сына и была уверена: когда придет время, он остепенится и выберет подходящую женщину, которая станет опорой и поддержкой на нелегком пути восхождения на политический Олимп.
— Я знаю, — согласилась Наташа. Неглупая от природы, она также была наделена в достатке такой добродетелью, как терпение. Она на многое была готова пойти, чтобы в конце получить желанный приз. Брендон был мечтой, любовью юности, со временем только крепчавшей, и Наташа была уверена: настанет момент, когда он разглядит в ней женщину, любящую и заботливую.
К ним подошел сенатор Джон Шелби — привлекательный видный мужчина слегка за пятьдесят, и, кивнув Патрисии, протянул руку Наташе.
— Мисс Льюис, позволите?
По залу плыла очаровательная мелодия, и она, не раздумывая, вложила тонкую ладонь в руку галантному кавалеру. Наташа умело поддерживала беседу, концентрируя ее исключительно на самом сенаторе — люди любят говорить о себе, а ей необходимо казаться вежливой и приятной. Красота, элегантность, воспитание — у нее было все, чтобы стать идеальной женой для Брендона. Она ведь была красивей Трейси Полански. Высокий лоб и точеные скулы, светлые глаза и идеальная кожа, но его по необъяснимой причине потянуло к темноглазой еврейке, довольно миленькой, но не более того. Наташа никогда не понимала, что мужчины в таких находят. Эти женщины вызывали у нее недоумение: они кичились своей независимостью и эмансипацией, старались ни в чем не уступать мужчинам, забывая главный завет — сила женщины в ее слабости. Но признать все же стоило: Трейси обладала очарованием, по-настоящему женским, и ни за какой независимостью и стальным характером его не спрятать, вон и Питер Трумэн до сих пор ходит, как бездомный щенок.
— Вы, конечно, правы, мистер Шелби, — возвращаясь к разговору, уверенно подтвердила Наташа, совершенно не вникая в суть его монолога, но точно определив, когда нужно похвалить мужчину. «Пусть», — рассуждала она, снова возвращаясь к своим мыслям. Пусть Брендон покорит эту вершину, насладиться победой и потеряет интерес. Она столько ждала, что еще одну интрижку с легкостью переживет.
***
В уютной гостиной медленно вспыхивали гирлянды, освещая комнату бледно-голубым светом, затем неспешно гасли, погружая ее в сумрак. Маленькие свечи, украшавшие камин, лениво горели, бросая на стену магические тени, а большие настенные часы, торжественно отметив начало нового года, пошли по новому кругу.
В доме было тихо, только иногда яркой короткой вспышкой звучал смех, но, как предрассветная звезда, меркнувшая пред неминуемым утром, он быстро стихал, боясь перебудить уснувших домочадцев. Эта ночь была окутана душистым ароматом хвои, обласкана медовым привкусом пестрого печенья и хмельна от терпкой сладости дурманящих напитков.
Трейси с бокалом вина сидела под елкой, а Ник с Шэрен, обнявшись, полулежали на диване. Они негромко болтали: вспоминали прошлое, пили и грустили. Когда они еще так посидят? Трейси окрестила вечер «концом эпохи». Шэрен была самой близкой подругой, практически сестрой. Трейси, конечно, слегка драматизировала, — несколько бокалов вина весьма этому способствовали — ведь они уезжали во Францию не навсегда, всего на год, может, чуть больше, и, тем не менее, она печалилась, но по-светлому: с легкой горечью в сердце и с легким пощипыванием в глазах.
— Зато теперь ты точно будешь знать, где проведешь отпуск, — зевнув, веско заметила Шэрен.