— Хватит, — коротко приказал Марко и встал, подходя совсем близко. Пол Тэста был стар и вряд ли выдержит полный набор из арсенала Эдди. Марко отдавал себе отчет в том, что представление, устроенное для Трейси, предназначалось ему. Лука Гамбино решил проверить не размяк ли он, на что способен, точнее, способен ли на необдуманные шаги. Как выяснилось, способен. Убийство Джо Фералле никого бы не шокировало и не вызвало бы неудовольствия: око за око, зуб за зуб. Трейси хоть и не тронули в физическом плане, но морально потрепали, а такого не один мужчина чести не потерпит. Но этого Марко было мало, он хотел смерти Тэсты, все его существо взывало к мести, и она свершилась. Почти. — Эдди, поднимай его, — тихо скомандовал Марко, не моргая и не отворачиваясь, видя искалеченное тело человека, с которым не раз сидел за одним столом. Он встретился с истерзанным, потерявшим цепкость и холодную уверенность в собственной силе, взглядом Пола, глаза которого на секунду прояснились, впиваясь в лицо своего мучителя, того, кто спустил с поводка бешеного пса. — Ты совершил ошибку, — севшим от криков, но ровным голосом проговорил Пол. — И ты заплатишь за нее. Ты убиваешь из-за бабы и умрешь из-за нее. Запомни. — Эдди, — снова скомандовал Марко, внешне оставаясь абсолютно невозмутимым, а внутренне?.. Он и сам не знал, что испытывает. Казалось, что сейчас он вообще потерял способность чувствовать, даже запахи будто бы пропали, стерлись из реальности, осталось только глухое осознание произошедшего. Эдди, тем временем, как пушинку подхватил истерзанное тело и аккуратно погрузил его в наполненную до краев ванну, перехватывая правой рукой седые волосы, чтобы тот не утонул раньше времени. Тихо было всего пару секунд, затем Пол ахнул и начал дергаться: соленая вода жгла огнем освежеванные конечности. — Давай, — тихо произнес Марко. Пора заканчивать. Эдди отпустил Пола, позволяя тому уйти под воду, но сейчас, испытывав новый приток боли, он сам схватился за борт ванной, из последних сил цепляясь за жизнь. Возможно, если бы он знал, какими мучениями для него обернутся последние мгновения, то предпочел утонуть. Эдди Ликозе взял металлическую канистру и осторожно начал вливать ее содержимое воду. Пол замер, округлив глаза и хватая ртом воздух, словно в легких было совсем пусто, потом завопил высоким голосом перепуганного насмерть ребенка. Кислота разъедала тело, моментально окрасив воду в грязно-красный. Марко не отвел взгляда, сдержанно наблюдая результаты приказа. Хотелось отвернуться, но он не смел. Пол Тэста заслужил его месть, и Марко обязан был встретить с ним его конец, досмотреть до конца жуткое представление. Через четыре минуты от андербосса Семьи Гамбино осталась одна голова с искаженным гримасой боли лицом, а утром она была найдена в центральном парке с затолканным в глотку собачьим ошейником. *** После разговора с Трейси Брендон много думал и постоянно находился в состоянии боевого напряжения. Он готов был сделать всё, чтобы вытащить ее из ловушки, которая вот-вот захлопнется. Анализировал каждое слово, отмечая ее шансы не сесть за решетку вместе со всей Организацией. Брендон — адвокат, и сможет защитить Трейси от тюрьмы, в этом он не сомневался, много раз проделывал нечто подобное, деликатно обходя закон. Брендон умело использовал отличное знание уголовного кодекса на благо клиентов. Он никого не обманывал. Но сейчас его волновало другое: безопасность Трейси и ее карьера. Как бы он хотел просто взять и увезти ее. Наплевать на всё: закон, спецслужбы, мафию. Спрятать и переждать, когда всё решится и она будет в безопасности. Вот только таким способом ничего не решилось бы: Марко Мариотти не просто спугнуло бы исчезновение любовницы, оно всполошило бы в нем мужчину, у которого пропала любимая женщина. А в том, что они любят друг друга, Брендон не сомневался. Возможно, это не та любовь, которую описывают в романтических историях, но определенно она была между ними. И в том, что эта любовь случилась, Брендон винил себя. Если бы они поговорили, если бы он не уехал, если бы позвонил. Если бы… Почему между ними всегда столько если бы? Он рывком вынул белую розу из нагрудного кармана смокинга, усаживаясь на стул в кабинете капитана полиции. Мариотти не отвертеться — это он знал наверняка, его посадят. Нужно просто немного подождать, а сейчас Брендон собирался разобраться со второй беспокоившей его проблемой: карьера Трейси. Она адвокат по своей сути. Она жила, дышала работой, но после дела Мариотти может лишиться ее. У нее могли отобрать лицензию на практику в Нью-Йорке, или даже аннулировать патент адвоката. Брендону было просто необходимо найти лазейку, чтобы уладить этот вопрос. Чтобы у Трейси осталось хоть что-то от привычной жизни. Начать решено было с убийства Меган Палмер, обстоятельства которого лично у него вызывали уйму вопросов. Именно поэтому Брендон, воспользовавшись знаменательным событием — свадьбой Наташи и сенатора из Вашингтона Нила Говарда, — попросил капитана полиции Артура Фленагана дать ему допуск к архивам. Брендон получил его и сразу же после церемонии венчания, поздравив молодых супругов, поехал в участок. Он листал папки, читал показания свидетелей, сопоставлял факты и на подсознательном уровне чувствовал: дело шито белыми нитками, вот только подкопаться на законном уровне не было возможности. Дело закрыто за неимением улик, и оформлено все было четко. Рассматривая черно-белые снимки покойной миссис Палмер, Брендон то и дело воскрешал в памяти рассказ Трейси, который удивительным образом, благодаря цепочке невероятных совпадений, связал их всех одной тонкой невесомой нитью. Нитью, которая может многих людей крепко подвесить за шею, и сжимать, пока последний вздох не слетит с губ. Трейси категорично заявила, что Марко не причем. Его люди Меган не убивали. Она ему верила, а вот Брендон нет. Он поднялся — разбор архива ничего не дал, кроме маленькой зацепки, и тянуть за нее нужно не в кабинете капитана полиции. Брендон долго расспрашивал консьержа, который на его удачу, как раз работал в день смерти Меган Палмер, но ничего нового так и не узнал. Он осмотрел холл дома и вышел через запасной выход во внутренний дворик: ухоженный, выложенный брусчаткой, с фонтаном и изогнутыми деревянными лавочками, — через дорогу площадь Юнион-сквер, зеленая и всегда наполненная людьми. Но привлекла его внимание пожилая женщина, кормившая голубей. Не старушка, но потрепанная жизнью: прохудившаяся одежда, давно нестриженные волосы с проседью и серый вязаный жилет — в августовскую духоту явно не подходящий. Голуби к ней так и тянулись, не просто ели с руки — облепляли с ног до головы, напоминая фильм из детства, где была похожая сцена. — Удивительно, — подходя ближе, негромко прокомментировал Брендон. — А что им меня бояться? — услышала его реплику женщина. — Я последние лет десять подкармливаю их. — Вы здесь живете? — усаживаясь на скамейку, поинтересовался он. — Ага, — она хлопнула ладонью по дереву скамьи, — прям здесь. Это они тут живут. — Женщина кивком указала на элитный дом. — Вон те окна видите? — Она ткнула пальцем куда-то в воздух. — Таунсенды. А те, — снова взмах рукой, — Вондербилги. — Вы очень наблюдательны, — Брендон чуть улыбнулся и представился: — Брендон Стеклер. Женщина хмыкнула, бросив равнодушный взгляд на иссиня-черный смокинг и дорогие часы. — Абигайль, но все зовут меня Эбби. — Он кивнул, засвидетельствовав знакомство, а Эбби тем временем продолжила: — На память и зрение я никогда не жаловалась. — Может вы и Меган Палмер знали? — скептически бросил Брендон, но видимо Эбби не жаловалась и на слух. — Знала, конечно! — охотно откликнулась она. — Хорошая женщина была: приятная и всегда здоровалась, и муж ее тоже — вежливый такой. — На память не жалуетесь, говорите, — вслух размышлял Брендон. — А случайно не видели миссис Палмер в день ее смерти? — Он и сам не понимал, к чему затеял весь этот разговор с бездомной, но отчего-то уходить не торопился. — Ее нет, а вот мужа — да. Отсюда он заходил в дом. — Эбби указала на металлическую дверь запасного выхода. — Поздоровался, как всегда, хоть и смурной был. А минут через пятнадцать выскочил, взволнованный, нервный, на меня налетел, да так, что бутылка водки выпала из кармана и разбилась, а он даже не взглянул на меня! Брендон напрягся: — Вы уверены, что это было именно в тот день? — Ха! Конечно! Сначала бутылки не стало, потом вообще электричество во всем районе выключилось. Я и сидела одна в темноте, как такое забудешь? — чувством спросила она. — И галстук у него забавный такой был, как пчёлка, — Эбби хмыкнула. Паззл, в котором, казалось, всё сходится, потерял одну существенную деталь, и сейчас Брендон точно знал какую. — Почему же вы не сказали о своих наблюдениях полиции? — А кто станет меня слушать?! — Эбби вытащила из кармана жилета початую бутылку водки и сделала большой глоток. «Действительно, кто?» — подумал он, поднимаясь и доставая из кармана пиджака бумажник. — Эбби, я не буду говорить вам, что так жить нельзя, — Брендон протянул ей стодолларовую купюру, — но хотя бы купите нормальный виски, чтобы голова на утро не болела. Эбби молча приняла деньги, чуть кивнув в знак благодарности, но не более того. Брендон же, скупо улыбнувшись, поспешил решать свое сложное математическое уравнение. *** Окружной прокурор Роджер Холдер, откинувшись в кресле, поднес к губам бутылку холодного пива, делая большой глоток. Дональд Палмер — помощник мэра — сделал то же самое и довольно вытянул под столом ноги. В последнее время было много работы и вот так посидеть с университетским товарищем давненько не удавалось. Они с Роджером учились на одном курсе в Гарварде и всегда поддерживали приятельские отношения. Жизнь их сводила и разводила: разные города и стремления, но свел их воедино Нью-Йорк и политические амбиции. — Ну и устал я за последние месяцы, — довольно потягивая пиво, проворчал Роджер. — Адам тебя промариновал как следует сегодня, — заметил Дональд. Он случайно перехватил друга-прокурора, который был на аудиенции у мэра, и просидел в его кабинете не один час. Роджер в ответ только кивнул, вновь возвращаясь к разговору с мэром. Адам Стеклер не был в курсе готовящейся операции, но в кое-какие нюансы его все же посвятили: это его город и скоро в нем разверзнется ад: полетят головы многих людей, которых считают столпами общества. — Эй, дружище, да что с тобой? Ты аж осунулся. Если пиво не бодрит, у меня где-то был виски, — в шутку оглядев кабинет, сказал Дональд. — Я просто вымотался за последнее время. — Что-то затевается? — спокойно поинтересовался Дональд. Он давно заметил некоторую нервозность в официальных кругах, но не понимал, с чем это может быть связано. Роджер посмотрел на него и кивнул, подтверждая догадку. Дональд в ответ молча ждал: выпытывать он ничего не будет, это ведь может показаться подозрительным, а светиться ему ни к чему. — Затевается, — прокурор склонился к столу. — Мы скоро возьмем их, Дон. Обезглавим мафию. Ты даже не представляешь, на чьих шеях затягивается петля. — Родж, — скептически начал Дональд, — мы столько времени пытаемся прижать верхушку… Тот улыбнулся в ответ, и Дональду не понравилась эта улыбка — улыбка превосходства. — Сейчас всё по-другому, — бросил Роджер. — Я засажу этого итальянского выскочку Мариотти и всех, кто с ним связан. Дональд внутренне напрягся, не на шутку разволновавшись: он знал, в чем власти подозревали Марко Мариотти, но пока никто не смог предъявить ему даже штрафа за неправильную парковку. А еще он знал, кто связан с ним, и боялся, что может всплыть и его имя. Он глотнул пива и отсалютовал Роджеру, но так, с неким снисхождением, словно не веря в его успех и провоцируя на дальнейшие откровения. — В его окружении есть наш человек, — тихо проговорил прокурор. — У нас будут не просто доказательства, мы возьмем Мариотти и его подельников с поличным. Тут до Дональда Палмера начало доходить: он ведь видел пару раз в опере Марко Мариотти в компании адвокатши его покойной жены. — Трейси Полански, — уверенно заключил он. — И она тоже, — наконец расслабившись и рано празднуя победу, подтвердил Роджер. Он уже представлял, как сидит в Вашингтоне и пользуется большим уважением всего сената, проведя самый громкий и выигрышный процесс: наркотики — бич общества, и он спасет от него Нью-Йорк, засадит лидеров Синдиката и станет конгрессменом. — Его водитель — федеральный агент. Дональд присвистнул, взволнованно соображая, что делать с полученной информацией. Они еще немного поговорили на эту тему, потом переключились на большую политику, активно, но с удовольствием, поспорили и начали обсуждать дела семейные. — Надо сходить отлить, — ставя на стол вторую пустую бутылку пива, сказал Дональд и поднялся. Он вошел в туалет, проверил, что в столь поздний час никто больше не решил посетить уборную и заперся в одной из кабинок. Он достал бумажник и вынул из маленького кармашка сим-карту. Вставив ее в телефон, быстро набрал заученный номер. Тони Браско — владелец нескольких клубов и ресторанов, а также подпольных борделей по всему городу — поднял трубку после третьего гудка. Его голос был веселым, а предложения заманчивыми, но не долго. Дональд скупо обрисовал ему ситуацию, затем отключился и, сломав сим-карту, спустил ее унитаз. Карты розданы, сыграем? Вокруг Марко стояла оглушительная тишина. Тони Браско отключился пять или десять минут назад, а может, больше?.. Сколько прошло времени Марко не знал, но продолжал держать телефон возле уха, впитывая жестокую правду. «Том?!» — Чертов сукин сын! — громко выругался Марко, вырываясь из окутавшего голову вакуума. «Трейси?! Трейси…» Он снова замер, вспоминая ее, вспоминая их. Как она обнимала его, прижимаясь всем телом, как шептала нежные слова, а смотрела так, что у него голова шла кругом, и желание никогда не расставаться заставляло совершать поступки совершенно ему несвойственные. Могла ли она так поступить с ним? Могла ли предать? Марко вспомнил начало их романа: она ведь не хотела быть с ним, каждый день ждала, что он не позвонит, что потеряет интерес, пресытится, а потом все изменилось — Трейси поддалась чувствам. А может, нет? Может, чувства были только у него? Я люблю тебя, Трейси. Я люблю тебя… Люблю… Эти слова набатом отзывались в голове и острыми иглами впивались в сердце. Спелый оранжевый апельсин покатился по столу и упал на пол, но Марко не обратил внимания, крепко сжав в руке маленький нож для резки фруктов, не замечая боли и алой крови, тонкой струйкой сбегавшей на стол. Он любил апельсины, и в его кабинете всегда стояла ваза с цитрусами. — Сука, продажная сука! — Марко бурно задышал, пытаясь взять под контроль обуявшую его ярость. Он буквально физически чувствовал, как каждая клеточка, еще несколько минут назад дышавшая чем-то светлым и радостным, наполнялась черной ненавистью. Еще вчера он весь мир готов был положить к ногам Трейси, а сейчас всё его существо взывало к мести. Но нет, пока еще рано, сейчас ему нужна холодная голова.