– Я прямо сейчас поговорю с людьми. И думаю, что мне лучше также находиться на переднем крае! Я отрицательно мотнул головой: – Не стоит. Мы с тобой вдвоем – единственный резерв роты. Поверь, если драка начнется жаркая, в бою побывать успеем! И ведь, зараза, накаркал я насчет жаркой драки! Кампфгруппа показалась уже после часа дня. Но, вопреки моим опасениям, четыре панцера (две модифицированные и две простые «тройки») не стали нырять в Песчанку, а в сопровождении равного им числа бронетранспортеров «ганомаг» с десантом обошли речку и ударили севернее, где заканчивается ее естественный оборонительный рубеж. Но этот участок Васильченко справедливо усилил, уплотнив порядки окопавшегося здесь батальона. Кроме того, в тылу за его позицией расположилась батарея мощных 85-миллиметровых зениток, способных поразить танковую броню на предельных дистанциях. Короткий бой занял всего полчаса, а отступили уже лишь две «тройки», из которых только одна модифицированная. Да и «ганомагов» в наличии осталось только три штуки… Крепко получили фрицы по носу! Вид отступающего с потерями противника заметно приободрил бойцов – как и меня самого. Однако вскоре чуйка прямо в голос завопила об опасности – и развитая интуиция, прокачанная до ветеранского уровня, меня не подвела. Через полтора часа после первой неудачи к речке стали медленно подползать германские «коробочки» в сопровождении многочисленных мотопехотинцев. Некоторое время спустя напротив моей роты замерли две «тройки» с короткими стволами, встав метров за четыреста до водного рубежа. Вперед пошли уже одни «зольдаты», до сотни человек, держа в руках многочисленные самодельные плоты и некоторое число надувных лодок. У меня немного отлегло от сердца при виде замершей, а не покатившейся к воде бронетехники, но очевидный и вполне грамотный план взлома обороны роты заставил невольно поежиться. Сейчас панцеры начнут безнаказанно (на таком расстоянии бронебойщики «тройкам» точно ничего не сделают) и методично давить бойцов, особенно пулеметные расчеты в точке прорыва, где гитлеровцы станут форсировать Песчанку. А затем пехота, используя численное превосходство – а как иначе, если у меня всего один боец на пятнадцать метров траншей?! – ворвется в окопы. И, собственно, все, вот и брешь в обороне, а уж там немчура закрепится, расширит плацдарм и введет в бой резервы… – Корректировщик! Срочно вызывай штаб полка, пусть вжарят минами по немецким танкам! Испуганно обернувшийся на мой рык боец схватил трубку коммутатора и принялся активно вызывать штаб. Я же обернулся к пулеметному расчету «максима» и обратился к первому номеру, сержанту Степану Савельеву: – Ну что, Степа, берите свой станкач и смещайтесь на позицию второго взвода. Как только минами танки отгонят, так сразу бейте сбоку, накрывайте переправляющихся фланкирующим огнем. А если уже переправятся и на рывок пойдут, то ваша задача прижать их. Любой ценой! Внутренне скривился: не люблю громкие, штампованные цитаты, более присущие политработникам, а вот поди же, само с губ сорвалось. Однако Степан лишь молча кивнул и подал знак остальным бойцам расчета следовать за собой. – Алексей, как видишь, дело зачинается нешуточное. Так что иди сейчас в третий взвод, бери с собой хотя бы пяток бойцов и один расчет с «дегтяревым», Калагова с собой захвати – младший политрук вроде неплохо стреляет – и дуйте также во второй взвод. А дальше по ситуации: или из всех стволов давите переправляющихся, или на выручку поспешайте, коли начнется рукопашная. Архипов согласно кивнул, но тут же заметил: – А ты? – А я сразу в первый. На пятьдесят метров мой ППШ не хуже германских «косилок» сработает… Корректировщик, ну что там?! Боец виновато и немного испуганно ответил: – Товарищ старший лейтенант, по всему батальону запрашивают огневую поддержку полковых минометов! Мне ответили, что они все цели разом отработать не могут! – Да твою же… дивизию! Связывайся со штабом батальона, пусть хотя бы наши минометы поддержат! И не забывай запрашивать полковые, иначе про нас и не вспомнят! – Есть! Ответ красноармейца доносится уже со спины: покрепче сжав в руках ППШ, я поспешил по ходу сообщения вслед за пулеметным расчетом. А спустя пяток секунд грохнул первый выстрел одной из «троек». Ну, понеслась душа в рай… – Пулеметчики, не высовываться! Только по команде! Стрелки! По плавсредствам противника – огонь!!! Подавая пример, приподнимаюсь над бруствером стрелковой ячейки с СВТ одного из раненых бойцов. В открытый прицел ловлю группу из пяти фрицев, следующих через довольно узкую речку – всего метров семьдесят-сто от силы – на грубо сколоченном плоту. Учитывая их малую скорость и относительно небольшое расстояние, нас разделяющее, – идеальная мишень. Потратив всего секунду на прицел, мягко тяну за спусковой крючок на выдохе… А затем еще и еще. После первого выстрела в воду упал немец, отталкивающийся шестом ото дна, второй и третий пришлись на пулеметчика, оборвав частящую очередь вражеского МГ. И тут же я инстинктивно нырнул на дно окопа, стараясь укрыться от очереди спаренного пулемета «тройки». Она легла довольно точно, уткнувшись в бруствер и срезав несколько комков с его бровки; за шиворот посыпалась земля, а я шумно, облегченно выдохнул. Жив! На момент прибытия в первый взвод, на правом фланге которого и наметился германский прорыв, пушечный огонь панцеров уже накрыл один из расчетов ручного «дегтярева», а очередью машингевера ранило командира взвода, лейтенанта Вячеслава Стягова. Его «замок» Вепхо Беридзе и младший политрук Сергей Полянских попытались помешать началу переправы, но только потеряли человек шесть в неравной перестрелке. Занявшие противоположный берег вражеские расчеты МГ буквально задавили огнем сопротивление красноармейцев в зоне предполагаемой высадки. Мое появление пришлось как нельзя кстати. Приказав временно прекратить стрельбу, я дождался, пока через реку не пойдут плоты и лодки, мешая вести прицельный огонь германским пулеметчикам. И придержал своих: уже более точная, уверенная стрельба бойцов с полуавтоматическими СВТ и так выходит довольно плотной. А экипажам «троек» приходится ловить цели среди всего на несколько секунд появляющихся над брустверами стрелков. Справа, с позиций второго взвода, в одну из лодок ударила трассирующая очередь «дегтярева», еще одна перехлестнула сразу двух человек на деревянном плоту, сбросив их в воду. С шипением стала тонуть поврежденная лодка, ее экипаж оказался в воде. Один из танков запоздало развернул башню в сторону открывших огонь пулеметчиков. Наблюдая за происходящим через небольшую бойницу в бруствере, я тут же привстал и высадил остаток обоймы беглым огнем в сторону приблизившейся к берегу группы десантников; рявкнула пушка «тройки». – Да где же, зараза, минометчики?! Почему молчат? Впрочем, ответ на свой вопрос я примерно знаю: слабый звук разрывающихся мин доносится и справа, и слева от нас – фрицы пробуют перейти Песчанку сразу в нескольких местах. Вот батальонные минометы и работают где могут – только почему-то не у нас! Хотя толку-то от 82-миллиметровых мин против танков? Эти не факт, что смогут повредить вражеские машины даже прямым попаданием, и все же нервы у германских танкистов могут сдать. По крайней мере, я очень рассчитываю, что они хотя бы временно оставят десант без поддержки, меняя позицию. Вот тут-то бы нам всем ударить, разом! …Леденящий душу вой мелких, но часто садящих немецких «огурцов» заставил меня вновь скрыться на дне окопа. Вот тебе, зараза, и мины! Удивительно только, что так поздно. Эх, чую я, переплывут фрицы Песчанку под прикрытием огня «самоваров»… Одна из мин влетает точно в ход сообщения всего в четырех метрах от меня. Но благодаря его извилистым очертаниям все осколки ушли в земляные стенки; до меня докатилась лишь волна горячего воздуха, да засвистело в ухе. Но это ничего, это не страшно… – Взвод, приготовить гранаты! Первое и второе отделение – сюда! Бегом! Мой приказ передают по цепочке, бойцы начинают смещаться к месту вероятного прорыва. Между тем одна из немецких лодок уже ткнулась в песчаный берег реки, за ней – вторая, следом – третья. Фрицы понесли немалые потери на переправе, по моим прикидкам, мы успели выбить десятка два, а то и больше, однако теперь противник будет накапливаться уже на нашем берегу. Думаю, в атаку рванут, как только соберется хотя бы взвод… – Пулеметчики! Открываете огонь, как только немцы пойдут в атаку! Можете бить длинными очередями, главное – заставить их залечь! Остальные, «лимонками» по команде! Ничего нового я не придумал. Избитая классика отражения вражеской атаки при подавляющем превосходстве противника в численности и огневой мощи, явленная мне старшим лейтенантом Михайловым 22 июня 1941 года… Подпустить поближе, а после встретить гранатами и кинжальным огнем ручных «дегтяревых» и станкового «максима», тут главное – не дать им прорваться в окопы. А то ведь сомнут, гады! Дружный огонь уже обоих панцеров заставляет замолчать пулеметы второго взвода; 50-миллиметровые немецкие мины ложатся все гуще, глуша нас, словно карасей в воде, а численность вражеской группы, залегшей у самого берега, растет с каждой секундой. Их уже десятка два – еще чуть-чуть, и… Заревели машингеверы переправившегося десанта, одновременно с этим с трех плотов высадились еще человек пятнадцать германцев. И они не залегли, а сразу бросились вперед; за ними поднялись в атаку остальные «зольдаты». Семьдесят метров – это, в сущности, всего несколько секунд бега, семь-восемь от силы… Одновременно с рывком пехоты прекращается обстрел немецких «самоваров». – Давай! Зарычало сразу несколько пулеметов, фланкирующим огнем выкашивая цепочки устремившегося вперед врага. Сухой стук «дегтяревых» явственно разбавляет басовитый голос «максима», и всего за три-четыре секунды мои расчеты заставляют противника залечь. Разжимаю усики предохранительной чеки и, вырвав ее за кольцо, отпускаю рычаг «лимонки». В следующую секунду что есть силы запускаю ее в воздух; моему примеру следуют подоспевшие бойцы первого и второго отделений, занявшие позицию наполовину выбитого третьего. К фрицам прилетает штук пятнадцать гранат Ф-1, а пару секунд спустя их взрывы грянули едва ли не залпом, не дав противнику даже опомниться! Погибло уже больше половины первой группы врага, но к берегу причалило ещё несколько плотов, усилился огонь пулеметчиков, а пушки «троек» вновь заставили замолчать расчеты второго взвода… Цепочка минометных разрывов легла немного в стороне от «коробочек». Ну наконец-то! – Ещё гранаты! Не дайте им головы поднять! К фрицам летит моя вторая «лимонка»; бросив гранату, снимаю с плеча ремень ППШ и аккуратно пристраиваю автомат на бруствере. Гремят очередные взрывы, заставив германцев отползти, а новое пополнение – залечь. Одновременно с этим вторая серия минометных взрывов ложится уже непосредственно рядом с панцерами. Кажется, одна из мин даже врезалась в крышку корпуса «тройки», не пробив её, но все же здорово тряхнув экипаж! И, к моей вящей радости, вражеские танки начинают пятиться, прекратив расстреливать второй взвод. – Взвод! В атаку, ура-а-а-а!!! Совсем недавно я считал штыковые контратаки глупостью. Но сейчас мы или окончательно собьем противника в реку, или они зацепятся на берегу, а там уж «тройки» сменят позиции и продолжат нас безнаказанно расстреливать. Мин-то к батальонным «самоварам» надолго не хватит, у артиллеристов есть такое понятие, как «суточный расход боеприпасов»… И пулемёты залегших германцев всех не подавят. А значит, приходится вылезать из ячейки и, рывком вскочив на ноги, бросаться вперёд, увлекая за собой людей: – Урр-ра-а-а!!! Мой крик подхватывают остальные бойцы; одновременно боковым зрением я замечаю движение в окопах второго взвода. Это Архипов поднял людей в атаку… Но в их сторону я не смотрю, держа в поле зрения врага. Немцы открывают плотный огонь скорострельных машингеверов. Однако по обозначившим себя пулеметчикам начинают стрелять не только расчёты «дегтярёвых», но и до поры молчавшие бронебойщики. А залегшие впереди фрицы встают и начинают пятиться назад, бешено дергая затворы карабинов и пытаясь тормознуть нашу атаку редкими выстрелами. Они могут не признаваться в этом даже себе, но германцы боятся русской рукопашной, боятся сверкающих на солнце штыков, нацеленных в их животы… Две очереди ППШ, выбрасывающего до семнадцати пуль в секунду, образуют брешь в редкой цепочке немцев, срезав сразу троих. Упав на колено, остаток диска высаживаю по залегшим у берега врагам и тут же ложусь на землю. Мои бойцы врезаются в отступающих германцев. Яростно работая штыками, они часто и сильно колят, заученно сбивая ответные выпады – кадровые военные, погранцы хорошо обучены штыковой. В считанные секунды они уничтожают солдат первого десанта, но тут же попадают под сильный огонь МГ. Два или три человека падают, остальные залегают под мой бешеный крик: – На землю! «Лимонками» их! Я специально не кричу «гранаты», чтобы не переполошить немцев вполне понятной им командой. Впрочем, сейчас нас разделяет уже не более тридцати метров, и враг не хуже меня понимает эффективность их использования: – Infanterie, Granaten! Не меньше половины вражеских десантников потянулись к «колотушкам». – Быстрее! Я сильно рискую, повторяя свой трюк с подвешиванием в воздухе Ф-1, но сейчас другого выхода нет. Взрывы многочисленных М-24 выбьют как минимум половину моих людей. Потому сорвав чеку с предпоследней «лимонки», я делаю секундную задержку перед броском и только после бросаю гранату. Она взрывается в воздухе в момент броска «колотушек»… Не знаю, было ли возможным подобное на настоящей войне, случалось ли такое в жизни, но сейчас фугасное действие и разлетевшиеся во все стороны чугунные осколки эфки изменили траекторию полёта «колотушек». Несколько немецких гранат не долетели до нас, пара упала прямо к немцам, ещё одну снесло в реку… А следом к залегшим германцам упало несколько «лимонок», удачно брошенных моими бойцами… Взрыв! – Вперёд, за Родину! Я первым вскакиваю с земли, пока оглушенные и израненные осколками пулеметчики затихли. Перезарядить ППШ нечем – в горячке оставил диски в ячейке, потому в бой иду с трофейным карабином, к которому примкнут немецкий ножевой штык. Однако и со стороны врага раздается суровый, властный голос: – Infanterie, anden Bajonett-Angriff!!! Немцы не хуже меня осознают опасность своего положения – и, прижатые к воде, драться они будут до последнего. Потеряв преимущество в огневой мощи, наши гранаты летели прежде всего к пулеметным расчётам – враг видит в рукопашной последний шанс на спасение. Потому по команде офицера (ну, возможно, и унтера) вторая волна десанта человек в двадцать встаёт и кидается нам навстречу. Несколько секунд спустя две людские волны схлестнулись в яростной сшибке… Вражеский выпад сбиваю стволом винтовки, одновременно шагнув влево и уведя корпус с линии атаки. От удара карабин отводит назад; обратным движением вонзаю штык точно в живот немца и тут же вырываю клинок из человеческой плоти. Справа зарокотал МП-40 германского командира, но его практически сразу заткнул яростный рев ППД Архипова. Политрук сгоряча высадил весь диск, но вместе с офицером положил ещё трех фрицев. Слева же рослый германец, умело отбив нацеленный в живот укол, сам пробил противника штык-ножом. Но не успел он его освободить, как тяжелый удар моего приклада сбил гренадера на землю. Противники вблизи меня кончаются, я выхватываю ТТ из кобуры. Гремит восемь частых пистолетных выстрелов, и каждая пуля находит свою цель, стремительно переламывая ход боя в нашу пользу. Последних немцев пограничники добивают уже у самой воды, задавив числом отчаянно дерущихся «зольдат», не просящих пощады. Впрочем, сейчас разгоряченные схваткой бойцы, озлобленные потерями товарищей и отчаянным сопротивлением врага, вряд ли бы среагировали на поднятые руки… Глава 11 6 июля 1942 года, 8 часов 47 минут. Район железнодорожной станции Придача, г. Воронеж. 41-й пограничный полк 10-й стрелковой дивизии НКВД