Перед началом штурма траншей, занятых фрицами, бойцов в атакующих группах было уже меньше, чем их защитников. Но сейчас частые гулкие взрывы советских противопехоток, ранящих германцев осколками, калечащих их и убивающих, стремительно меняют расклад сил, клоня чашу весов боя в нашу сторону. Спасительный шанс ударить в штыки сразу после броска «колотушек», когда немцев было еще больше, чем нас, а мои пулеметчики еще не пришли в себя после близких разрывов гранат, противник упустил. Н-да… Может, фашистам и хватило бы нескольких секунд нашего замешательства, чтобы добежать до большевиков и смять их большим числом… Смять прежде, чем расчеты «дегтяревых» подавили бы длинными очередями контратакующих солдат, одетых в серую, мышиного цвета форму… Но противник не пошел на этот риск, а теперь, когда на позициях гансов взорвалось уже полсотни гранат, превосходства в солдатах они точно не имеют. Учитывая же число автоматических стволов у моих штурмовиков и значительно большую скорострельность СВТ по отношению к маузеровским карабинам… – В окопы не лезть, в ближний бой не вступать! Стреляем на любое движение, давим огнем! Вперед!!! Крайний рывок, короткая перебежка до траншей – и я замираю на бруствере, направив ствол пулемета вниз и высаживая по немцам остатки патронов «улитки»… Очереди МГ отбрасывают на стенку окопа унтера с МП-40, ещё одного фашиста, а стукнувший справа выстрел «светки» сбивает наземь фрица с «колотушкой», уже замахнувшегося для броска. Приходится как можно быстрее залечь, пережидая взрыв и молясь, чтобы какой-нибудь отчаянный фриц, решивший, что терять нечего, не перебил нас, пока не рванула граната. Обошлось… Негромко – для меня негромко – хлопнул взрыв М-24. Поднявшись, дважды жму на верхнее деление спускового крючка, оборвав парой одиночных выстрелов шевеление на дне траншеи. Спрыгиваю вниз, справа и слева позицию занимают бойцы моей группы, сгруппировавшиеся рядом со мной. Благодарно киваю крепкому, невысокому русому парню, свалившему гранатометчика метким выстрелом. Кажется, его зовут Сергеем Грушко. – Хорошо фрица приложил, молодец! Парень благодарно кивнул в ответ. Осмотревшись по сторонам – мало ли где немчура ещё уцелела, хотя вблизи живых вроде не видно, – склоняюсь над убитым унтером, проверяя, в порядке ли его пистолет-пулемёт Фольмера. Да, вроде ни моя очередь, ни гранатные осколки его не задели. Сняв улитку, выщелкнув патрон и произведя контрольный спуск, я поставил МГ-34 на предохранитель и приладил пулемёт к стенке окопа, сменив его на МП-40. Тот гораздо легче, компактнее, а потому удобнее в окопной схватке, и патронов жрёт меньше. К машингеверу же осталось всего ничего. Вон, и подсумок с магазинами к автомату у фрица цел, два неиспользованных и один примкнут, патроны ещё остались… На всякий пожарный сменив его на свежий, я вновь обратился к Грушко: – Сергей, здесь мы пробились, но немцы наверняка попробуют перегруппироваться и контр атаковать. Ракетница у Никольского осталась, сигнал мне подать нечем. Так что назначаю тебя посыльным: сейчас пулей к Архипову, пусть бегом ведёт сюда оставшуюся часть роты, поднимай и стрелков Лопатина. Только подскажи им, чтобы прежде собрали брошенные пулемёты и ПТРД, если исправны. Понял? – Так точно! Боец преданно ест меня глазами, что вызывает у меня определённо тёплые эмоции. – От Архипова следуй в штаб батальона и передай комбату, что на своём участке я прорвался к периметру завода. Пусть направляет резервы сюда, пока ещё есть возможность развить атаку! Сам останешься при штабе, вернёшься с подкреплением… Ну все, бегом, выполнять! – Есть! Исполнительный парняга вызывает у меня одобрительную улыбку. Проводив его взглядом, я перевесил на пояс трофейные подсумки с рожками от МП-40 и гранатами (две «колотушки»). Бойцы также собирают неиспользованные немцами противопехотки, кто-то предусмотрительно набивает патронами опустевший магазин к СВТ. Однако, если на нашем участке оборона германцев подавлена, то левее перестрелка не только не ослабла, но, наоборот, крепчает: даже сквозь вату и свист в ушах я различил голос немецких автоматов и разрывы гранат. Хотя, может, у меня понемногу восстанавливается слух? – За мной, бойцы! Окопы нужно успеть зачистить до контратаки!! Глава 14 6 июля 1942 года, 11 часов 10 минут. Район завода СК-2, г. Воронеж. 41-й пограничный полк 10-й стрелковой дивизии НКВД Где-то полтора десятка фрицев заняли оборону у разветвления ходов сообщения, один из которых ведёт к заводским воротам. Их бы смяли довольно быстро, если бы не присутствие сразу двух унтеров с автоматами, в окопной схватке проявивших свои лучшие качества. Под прикрытием бьющих в упор очередей МП-40 остальные «зольдаты» активно используют «колотушки», гася наступательный порыв штурмовиков, оставшихся без гранат. Среди наших есть раненые и убитые, но и сами фрицы оказались в довольно сложной ситуации. Отбиться у них шансов маловато: при активном расходе патронов боезапас у унтеров вскоре кончится, как и гранаты у остальных фрицев. А попытаться уйти по ходу сообщения к заводу – значит оставить более или менее удобную позицию на развилке траншей. Но все же второй вариант для фашистов более предпочтителен, ведь он даёт им хоть какие-то шансы на спасение! Особенно если германцам не изменит хладнокровие и они сумеют грамотно отступить группами, прикрывая друг друга огнём. Хотя… Также они могут попробовать продержаться подольше, дожидаясь скорого подкрепления, если наверняка знают, что оно придёт. Но в этом случае узел вражеской обороны необходимо ликвидировать как можно скорее! Да и позволить немчуре уйти безнаказанно тоже ведь нельзя, после эти же самые гансы в контратаку пойдут… Рискованное решение приходит практически сразу. – Бойцы, сколько «колотушек» с немчуры сняли? – Четыре штуки, товарищ старший лейтенант! – Все сюда давайте, буду показывать, как кидать их с задержкой! Оставшиеся в группе воины безропотно сдали мне трофейные гранаты. Прикинув расстояние до удерживаемого немцами участка окопов, я прошёл по ходу сообщения шагов двадцать вперёд, заняв одну из стрелковых ячеек, – теперь расстояние до врага не превышает сорока метров. Сноровисто раскрутив колпачки на рукоятках «колотушек» и вытянув шнурки с закрепленными на них асбестовыми шариками, я начал инструктаж, совместив его с постановкой боевой задачи: – Когда мы обрываем шнурки, в боевой части гранаты – цилиндре – начинает гореть запал. Слишком резко дёргать нельзя, иначе запальное устройство может и не сработать. Если что, должно раздаться шипение, правда, в бою его можно не разобрать. Так вот, время горения в «колотушке» от пяти до десяти секунд, сами знаете, что эту гранату можно успеть отбросить или оттолкнуть до взрыва, так? Значит, чтобы враг не успел среагировать и спастись, чтобы у него было меньше времени укрыться, после обрыва шнурка нужно не сразу бросать гранату, а подождать некоторое время. Полторы секунды вполне достаточно, чтобы безопасно для себя метнуть противопехотку, но в то же время не оставить шансов фрицам. А чтобы выждать эти полторы секунды, достаточно проговорить про себя «двадцать два, двадцать два» и сразу, без промедления метать! Понятно? Бойцы уверенно кивнули, после чего я перешёл к инструктажу: – Теперь главное: я сейчас бросаю все четыре «колотушки» подряд. Затем, после «артподготовки», выбираюсь из окопа и бегу к ходу сообщения, наперерез гансам. Гранаты их оглушат, но наверняка ведь кто-то меня заметит, попробует снять. Ваша задача – дружно, часто палить по тому, кто высунется. Долго целиться не нужно, берите частотой стрельбы хоть до полного расхода магазинов, но так, чтобы немец не сумел попасть по мне! Это понятно?! – Так точно! – Ну раз «так точно»… Учитесь! «Колотушки» М-24 одна за другой уходят к цели. Первой гранатой я смазал, она немного не долетела до траншеи и взорвалась практически перед самым бруствером. Ещё две залетели в окоп у самой развилки, туда, откуда десятком секунд ранее раздавался голос вражеского МП-40. Практически сразу после падения дважды весомо ухнуло, не оставляя врагу шансов уцелеть… Четвертую я наугад метнул чуть вперёд по ответвлению хода сообщения, отрезая немцам путь назад. Однако граната взорвалась в воздухе, ударив осколками во все стороны… И тут же сердце в очередной раз бешено заколотилось, разгоняя щедро хлынувший в кровь адреналин. – Всё, парни, прикрывайте. Авантюра, ничего не скажешь. Но перед очередной игрой в рулетку с костлявой у меня было чувство, что все получится. Возможно, я просто поймал кураж и, срываясь на бег, бездарно ставлю на кон единственный шанс вытащить Олю, заранее обречённый на провал. И все же, стремительно продвигаясь вперед к окопу, я испытываю лишь яростный, будоражащий кровь азарт и какую-то пьянящую лёгкость в теле… Даже посеченная осколками спина практически не беспокоит! Время же по собственным ощущениям замедлилось, а вот восприятие обострилось – на бегу я не забываю контролировать занятый фрицами участок хода сообщения. В какой-то момент над бровкой траншеи показываются сразу два стрелка. Но я успеваю дать одну, затем вторую короткую очередь, заставив фрицев прижать головы, и тут же заговорили «светки» моих бойцов. Под прикрытием их огня я благополучно добегаю до хода сообщения и лихо спрыгиваю внутрь. Короткая очередь от груди заставляет отшатнуться стрелка, показавшегося из-за изгиба траншеи. Два шага вперёд, прыжок – и мне открывается довольной большой участок хода сообщения длиной метра в три. Навстречу грохнул одиночный выстрел, но пуля прошла выше, и тут же автомат забился в моих руках, словно живой, высадив полрожка и срезав обоих солдат. Один судорожно дёргал затвор карабина, а вот второй, удержавшись от поспешного выстрела, тщательно целился в меня, плотно прижав приклад маузера к плечу. Я опередил ганса на долю секунды, в упор расстреляв обоих фашистов, и тут же прижался к правой стенке окопа, меняя практически опустевший рожок на полный. Впереди послышалась забористая немецкая ругань, а следом прилетело две «колотушки», одна за другой интервалом в одну секунду. Обе гранаты плюхнулись рядом со мной, и прежде, чем я успел хоть что-то осознать, на прокачанных инстинктах среагировало тренированное тело: я буквально вылетел из окопа и тут же перекатом ушёл в сторону от полоснувшей вблизи очереди. Нажимаю на спуск, послав веер пуль на голос вражеского МП-40. Но более результативно отстрелялись бойцы моей группы: звякнула массивная каска, принимая тяжёлый удар свинца, пробившего германскую сталь и череп унтера в районе затылка. Все это я разглядел, пытаясь прицелиться; встав на колено, следующую очередь посылаю точно в грудь показавшегося в ходе сообщения германца. Замечаю, что стрельба на развилке траншей, где до того зацепились фрицы, стала гораздо активнее, яростно рычат очереди как минимум двух ППД. Вновь спрыгнув в окоп, аккуратно продвигаюсь вперёд, готовясь в любой момент нажать на спуск. Так же аккуратно высовываюсь за изгиб хода сообщения и высаживаю короткую очередь в пятящегося спиной немца, уже вскинувшего карабин для стрельбы. Преследовавшие его бойцы сгоряча высаживают на голос чужого автомата по паре патронов, я едва успеваю отпрянуть назад, причём вновь инстинктивно! – Свои!! Куда шмаляете, звери?! Оторопевшие бойцы начали неуверенно извиняться, но, раздражённо отмахнувшись, я только спросил: – Всех проверили? Смотрите, могут быть притаившиеся или недобитые раненые! Хреново будет получить пулю в спину, когда начнётся бой! Воины понятливо закивали головами, но, спохватившись, ко мне обратился младший сержант Вершинин, толковый, кстати, командир отделения: – Товарищ старший лейтенант, а что делать с пленными? – С пленными?! Вопрос, по совести сказать, застал меня врасплох. Правильно поняв моё недоумение, Вершинин пояснил: – Так точно, товарищ старший лейтенант! Несколько легкораненых немцев сдались в плен. Я колебался не больше пяти секунд, коротко отдав жёсткий приказ: – В расход. Лица бойцов ошарашенно вытянулись, но своего решения я менять не собираюсь. И дело тут не в том, что все происходящее на самом деле в виртуале, и я не несу моральной ответственности за принятое решение. И даже не в том, что у меня нет людей, которых можно было бы выделить на охрану пленных, когда с минуты на минуту последует контратака, нет… Просто я их ненавижу. Всем сердцем, всем своим нутром ненавижу немецких нацистов, выпестованных Гитлером и Геббельсом. Да, мне относительно повезло, я практически не сталкивался с военными преступлениями, за исключением первого погружения, когда и спас Олю. Но здесь, в воссозданной реальности Великой Отечественной войны, все повторяется так же, как и в прошлом, и слухи о случившемся так или иначе проникают в солдатскую среду. Например, о том, как «рыцари Геринга» – речь идет о пилотах люфтваффе – расстреливали сбитых советских летчиков, успевших выпрыгнуть с парашютом. Рыцарские традиции вроде бы действительно культивировались среди летунов в Первую мировую, но с тех пор все изменилось: чувствуя свою безнаказанность, германские летчики не отказывали себе в удовольствии расстреливать колонны беженцев, закупоривших дороги что в 1941-м, что в 1942-м. Причем гражданских они убивали сознательно, как сознательно расстреливали суда и поезда с опознавательными знаками Красного Креста. А когда я узнал о бойне на станции Лычково, где фрицы разбомбили эшелон с эвакуированными из Ленинграда детьми, у меня все нутро в узел скрутило от ненависти… Но не только стервятники Геринга, по какой-то непонятной мне причине называвшие себя рыцарями (хотя, возможно, поступают они как раз в духе тевтонских псов-рыцарей), совершали военные преступления. Танкисты панцерваффе потехи ради давили гусеницами беженцев, не жалея для них и пулеметных лент, запросто могли протаранить колонну пленных. А доблестные германские солдаты, не имевшие никакого отношения к нелюдям эсэсовцам (обряды посвящения которых более всего напоминают сатанинские ритуалы с жертвоприношениями, но бесноватых из СС в плен не брали)? Сколько они натворили зла на русской, белорусской, малоросской земле? Убитые дети, посмевшие высунуться в окно, когда по улицам шли патрули фашистов, или пытавшиеся заступиться за матерей, которых насиловали на их же глазах? А сколько девочек, девушек, женщин было изнасиловано фрицами, сколько из них позже они еще и замучили потехи ради?! Для этих выродков мы, восточные славяне, были, есть, да, думаю, что и будем унтерменшами – недочеловеками, достойными лишь рабского достоинства, не более того. А значит, и относиться к нам можно так же, как к аборигенам Африки или Азии. С этих же позиций обширные земли России для немцев – это огромная, богатая колония, которую можно и нужно очистить от аборигенов. И, к слову, все происходящее идеально вписывается в менталитет всех «гейропейцев», не только немцев: еще в пятидесятые годы двадцатого века, уже после Второй мировой, в Бельгии будут показывать зоопарки с африканскими «человеческими детенышами». То есть маленьких детей-негров будут реально держать в клетках, а взрослые, «культурные» бельгийцы станут пялиться на них сквозь решетки со своими детьми (!). А где-то через год британская колониальная администрация с полного одобрения и, возможно, именно по инициативе Черчилля (который, кстати, не раз вслух заявлял о своих пронацистских взглядах, причем речь идет не только о поддержке Гитлера, а именно об идеологии) обречет миллионы индусов на голодную смерть. Ну а что касается самих немцев, так еще задолго до фюрера и идеологии «превосходства арийской расы» они не отказывали себе в истреблении целых народов, находясь при этом в «культурном» состоянии. Речь идет о геноциде народа гереро в Африке в 1904–1908 годах. Так вот, мы, русские – да и белорусы, и украинцы, так рьяно стремящиеся в Европу, – мы для них унтерменши вроде гереро, которых можно и нужно истребить под корень вместе с маленькими детишками, младенчиками, женщинами… Потому никакого уважения и сострадания к этим поганым выродкам у меня нет. Пленные? А как же наши пленные, которых морили голодом и убивали даже ради потехи в концлагерях типа «Уманской ямы»?! Счет замученных, убитых, заморенных голодом советских пленных идет на миллионы!! Но раз руководство вермахта и нацистская верхушка исходят из тех принципов, что на военнопленных РККА не распространяются положения Гаагской и Женевской конвенций, то какого рожна мы должны их соблюдать?! И, кстати, любопытный факт, поразивший меня в тот период между погружениями, когда я изучал историю Великой Отечественной. Оказывается, при послевоенных подсчётах немцы в графу потери писали убитых на фронте и умерших от ран. А у нас в эти же параметры вошло полтора-два миллиона пленных, убитых в нацистских концлагерях! Понятно, что и в советском плену было немало погибших немцев, умерших от ран или от дистрофии, типа «доблестных зольдат» Паулюса, сдавшихся уже на крайней стадии истощения. Наверняка имела место быть и расправа над пленными, хотя я бы назвал это справедливой местью и заслуженной карой. Но ведь львиная доля фрицев – два миллиона человек – вернулись домой, погибли не более четырёхсот тысяч, втрое меньше, чем наших в плену врага! Причём эти говнюки (и, что самое поганое, их узколобые последователи уже в России) словно кичатся тем, что немцы так мало людей на фронте теряли, чуть ли не втрое меньше, чем военнослужащие РККА! Хотя фрицы как-то забывают, что в составе войск СС воевали различные «туземные» дивизии, набранные в СССР из коллаборационистов, партизан давили охранные и полицейские батальоны из них же. В составе РОА и прочих полунезависимых соединений воевали до полумиллиона советских предателей, а ведь их число в Германии никто не рассматривает, немцы считают потери лишь вермахта! Кстати, не считают они потери и фольксштурма, в который мобилизовали шесть миллионов необстрелянных молокососов и ветеранов ещё колониальных войн начала двадцатого века. Фольксштурм нёс огромные потери, а отступать ополченцам запрещалось под угрозой повешения или расстрела. Сколько их погибло? А никто не считал, но по всем прикидкам не меньше трети, и цифра примерно бьётся с демографическими потерями Германии во Второй мировой войне. Плюс-минус. Прибавим более полутора миллионов уничтоженных на Восточном фронте солдат из армий союзников рейха в Великой Отечественной, получим цифру, примерно близкую к военным потерям СССР, в десять-одиннадцать миллионов. Хотя по союзникам Гитлера счёт также далеко не объективен: полноценно воевали, считай, всеми вооруженными силами Румыния, Венгрия и Финляндия. Италия отправила крупные корпуса. Финны успели вовремя соскочить, а вот венгерскую и румынскую армии размотали, можно сказать, в ноль. К слову, венгры бились бешено, порой ожесточеннее самих немцев, и потери у них были точно немалыми. Да и пленных набралось не менее миллиона только из румын и венгров! Но никого из фашистских подлиз не волнует, что общий счет потерь нацистов с пленными, коллаборационистами, союзниками и фольксштурмом выше суммарных потерь РККА… Более того, есть индивидуумы, приплюсовывающие к советским военным потерям гражданские – 17 000 000 мирных граждан. Семнадцать миллионов!! И, кстати, когда заводят речь о двух миллионах изнасилованных немок, мне не совсем понятно, что наши историки отнекиваются, лепечут, мол, не было… Да, может, и было, изнасилования точно имели место быть, хотя я уверен, что в статистику попали абсолютно все немки, спавшие с советскими бойцами. В основном с ними старались договориться полюбовно, предлагая за любовь еду, теплые вещи и т. д., на прямое насилие решались немногие бойцы, ибо под трибунал можно было пойти в легкую – но это после боев, после Победы. Когда же шла война, многое списывалось на нее. А что вы хотели? Это только в учебниках истории пишут, что после Курской дуги наступил коренной перелом и немцев погнали до Берлина. На самом деле каждый километр освобожденной земли был полит кровью воинов РККА: немцы умели воевать, были крепко накачаны идеологически, обладали первоклассной техникой и вооружением, грамотно использовали тактику танковых засад, очень быстро налаживали прочную оборону. А Берлин защищали – внимание! – до миллиона солдат, полторы тысячи первоклассных танков и САУ (хотя некоторое количество единиц бронетехники и представляли собой откровенное старье типа раритетных танков Первой мировой), под десять тысяч орудий и минометов. На вооружении фрицев были уже первые полноценные автоматы «штурмгевер» (детище Хуго Шмайсера, внешне очень похожее на знаменитый «калашников» и фактически являющееся прообразом штурмовой винтовки НАТО М-16, копировавшей его компоновку), кумулятивные гранатометы «фаустпатрон» первой и второй модели, смертельно опасные для любой советской бронетехники в условиях городского боя. Если сравнивать силы вермахта перед нападением на СССР, то только в Берлинской операции сражалось до четверти всех сил, перешедших границу в июне 1941 года, больше трети танков (да каких танков! «Тигры» обеих модификаций, «пантеры», модернизированные «четверки»), четвертая часть артиллерии (уже длинноствольной, вооруженной подкалиберными и кумулятивными боеприпасами). Столица рейха была в буквальном смысле превращена в крепость, где каждую улицу запирали доты и целые бункеры с отчаянно сражавшимися гарнизонами… За каждую сотню метров приходилось проливать кровь, бойцы теряли сослуживцев, друзей, ежедневно рисковали жизнью сами – напряжение боев было бешеным! И это при том, что в каждом доме личная трагедия, знание о погибших на фронте отцах и братьях, убитых в оккупации женах, детях, сестрах, матерях… Плюс тотальное отсутствие женской ласки. Конечно, немок могли взять силой с боя, хотя, опять-таки, большинство давали добровольно, выдав позже внутреннее неприятие ситуации за изнасилование и как-то позабыв, что с ними делились продуктами… Но пусть даже эти два миллиона немок были поголовно изнасилованы… Их не убивали! По крайней мере большинство женщин. И эти гражданские потери просто ничто по сравнению с семнадцатью миллионами повешенных, сожжённых заживо, раздавленных гусеницами, разбомбленных, расстрелянных, умерших от голода, отравленных газом детишек, женщин, стариков, сознательно истребленных на советской земле… Сами немцы говорили, что за всю звериную жестокость, за все зло, совершенное ими в России (немцы не разделяли белорусов, украинцев, дагестанцев там или грузин, называя всех русскими, а СССР – Россией), они ждали в ответ тотального истребления… Так что на хрен пленных, пусть нацисты сдохнут, сюда их никто не звал! Заодно и статистику поправим… – Мне некого выделить в охрану раненых, а в бою они еще и в спину могут ударить. И после того, как я сам, своими глазами видел, как фрицы расстреливают раненых пограничников и их семьи с малыми детками, их укрывших, жалости у меня к ним нет. К людям есть, а к нелюдям нет. Вершинин поменялся в лице при упоминании о расстреле погранцов и гражданских, после чего ответил уже жестче и увереннее: – Есть в расход! Я добавил уже в спину развернувшемуся бойцу: – И добейте штыками. Или из трофейных карабинов. Наши патроны на эту мразь не тратьте, в боях еще пригодятся… Глава 15 6 июля 1942 года, 11 часов 30 минут. Район завода СК-2, г. Воронеж.