Хозяева встретили меня приветливо, и хотя их не предупреждали, накрыли весьма достойный стол, потушив в глубокой сковороде типа казана лещей и судаков с луком, помидорами и зеленью. Получилось очень вкусно и сытно, хватило и хлеба, выдаваемого в городе по карточкам. Ещё до ужина Оля тихо переговорила с хозяйкой дома, попросив постелить нам в бане, на что та понятливо закивала, а позже Тамара – так её зовут – придержала за ужином мужа, норовящего подольше поговорить со мной о фронте и выпить чарку-другую первака. Уже немолодой, простой работящий мужик, Иван не заметил моего желания как можно скорее встать из-за стола и наконец-то уединиться с женой, что, впрочем, не укрылось от мило покрасневших девушек-дочерей, непривычно тихих (со слов Оли) и украдкой бросающих на меня заинтересованные взгляды. Зато хозяйский сын Колька за столом практически не затыкался, все расспрашивая о том, какие же они – немцы, как героическая Красная Армия их громит и сколько танков я уже подбил! Счёт я никогда не вёл, хотя дело с бронетехникой имел, и не раз, потому честно ответил, что в одном из последних боев мне лично удалось подбить из ПТРД две фашистские самоходки-«штуги» – в армии их, кстати, иногда именуют танками-артштурмом. Мальчишка вылупился на меня во все глаза с распахнутым ртом, а поняв, что я не придумываю и не приукрашиваю, Иван тут же вознамерился выпить за такого героя, как я. М-да, ему бы ещё чуть-чуть первака принять – и уж тогда он кого из дочек за меня сватать начал бы в присутствии живой жены… Верно уловив момент, Оля встала из-за стола и, поблагодарив за угощение, предупредила, что мы идём на речку и вернёмся поздно, заметно огорчив мужскую половину дома и вызвав ещё более сильный румянец на щеках девушек. – Ты им точно понравился. Голос жены какой-то… Необычный. Замерев у берега каменистой Царицы, она смотрит мне в глаза с каким-то показным укором и неудовольствием, не спеша раздеваться и словно ожидая от меня объяснений. Но я лишь рассмеялся в ответ: – Ну, конечно, молодой командир, да с серебряной медалью на груди в новой, ещё не обношенной как следует форме! Конечно, я им глянулся. Другое дело, что я-то в их сторону даже не посмотрел! Они по сравнению с тобой словно чертополох рядом с цветущей розой! Я нисколько не кривлю душой, и казачка это чувствует, а я понимаю, что моя искренность и удачное сравнение пришлись ей по душе. Но Самсонова, входя в роль замужней женщины, не сразу сдаёт позиции: – А если бы не «чертополох», а такие же, как я, красивые «розы» были бы, только моложе или ещё краше? На них бы, наверное, заглядывался? Вместо ответа я приблизился к девушке настолько, что наши губы практически скрестились – и ведь не отстранилась женушка, даже не попыталась сделать шаг назад… Знаем мы такие женские обиды, ещё как знаем. – Что же за глупости ты говоришь? Кто для меня может быть краше тебя?! Всё, это очевидная победа. С лёгким стоном Оля сделала крохотный шажок вперёд, а наши губы переплелись в жарких, голодных, долгих поцелуях… Мы не отрывались друг от друга, пока мои ладони, скользнувшие снизу-вверх по гладкой коже стройных ног казачки, не задрали юбку и не стиснули крепкие, тяжёлые бедра моей женщины. Тут-то она неожиданно резко вырвалась, смерив с ног до головы ошалелым, горящим взглядом, после чего попросила волнующим, грудным голосом: – Дай хоть в воде искупаться, зверюга. Чуть ли не съел! В ответ я дразняще усмехнулся: – То ли ещё будет! Царица встретила нас едва ли не холодной водой – реку питают многочисленные родники, здорово остужающие её даже в самую жаркую погоду. Так что купались мы недолго, минуты всего три-четыре – нагишом. Как раз хватило смыть с себя грязь и пот, а после я поймал жену за влажный гладкий бок, привлёк к себе, подхватил любимую красавицу на руки и вынес из воды на берег… Первый раз был торопливым, жадным, быстрым. Только заключив девушку в объятья, прижав ее к рослой, густой траве, только став с ней единым целым, я практически сразу ощутил, как тело словно пронзают электрические разряды, концентрирующиеся внизу живота! Терпел сколько мог, останавливался, жадно целуя пухлые губы женушки, охотно подставленную под мою ласку грудь, а пальцы меж тем без остановки мяли тугие ягодицы молодой женщины, вновь и вновь привлекая ее к себе… Наконец, сдерживаться стало просто невозможно – и меня словно молнией пробило, от спины и до низа живота! Да, это было слишком быстро, но в то же время необыкновенно ярко и горячо… Потом мы спешно одевались, счастливо смеясь, и практически бегом вернулись домой, где нам постелили в бане. Людей на улицах видно не было – трудящиеся с раннего утра работники оборонных заводов ложатся спать рано. Но в отдалении слышалась гармонь – в отличие от родителей, молодежь старается урвать у жизни хоть чуть-чуть больше, устраивая вечерами танцы, где ребята и девушки знакомятся, где в первый раз целуются и влюбляются… Нам же было не до танцев; войдя в баню, мы с Олей принялись торопливо, спешно раздеваться – от былой стыдливости казачки не осталось и следа. Став моей женой, молодая женщина стремительно брала от близости все, чего была лишена долгие годы вне брака, уже давно став перестарком по местным понятиям. Без всякого стеснения девушка позволяла любоваться слепящей наготой своего сильного молодого женского тела, подходящего под все мыслимые и немыслимые каноны красоты… Длинные, изящные стройные ножки и темный треугольник волос посреди них, тяжелые, упругие белые ягодицы, еще с красными следами моих пальцев, чересчур крепко сжимавших их во время предыдущей близости… Тонкая талия, так выгодно очерчивающая ширину покатых бедер, плоский животик и пухлая, молочного цвета грудь с дразняще торчащими, набухшими сосками, на нежную кожу которой легли густые, черные как смоль волосы казачки. Некоторое время я просто разглядывал ее, не в силах поверить в то, что эта женщина моя, что стоящая напротив красавица совсем недавно билась в моих объятьях, а ее приглушенные стоны ласкали мой слух… А потом ее тонкие, нежные пальцы без всякого стеснения коснулись моего тела, привлекая к себе, и, очнувшись словно бы от дурмана, я уверенно шагнул к казачке, вновь привлекая к себе ее жаркое гибкое тело… Я не считал, сколько раз ночью мы были вместе, но спать практически не спали, так, забывались дремой на несколько минут. Силы восстанавливались шоколадом и газировкой, разговаривали ни о чем, но чаще о любви, о том, как долго ждали встречи, о том, как скучали… Но уже на рассвете, при первых лучах солнца, проникшего в баню, Оля сумела удивить, пристально, неожиданно внимательно посмотрев мне в глаза: – Ты сильно изменился. Замечание девушки вызывало невольную улыбку на моих губах. – Ты имеешь в виду, что возмужал, стал крепче и сильнее? Или все же о новых звездочках на погонах? Жена фыркнула, одновременно нежно коснувшись шрама на моей левой щеке, после чего ответила: – Нет, я имею в виду, что ты изменился в общении, в… – После секундной паузы, чуть смутившись, она продолжила, указав взглядом на застеленную лавку: – В этом ты тоже изменился… И вообще, стал словно бы тем же, каким был до боя в пуще, когда взорвал выбивший отделение броневик… А ведь его очередь легла практически у твоей головы. Я до последнего не могла поверить, что такое возможно, немцы промахнулись в упор! После подобного люди седеют, а у тебя изменился цвет глаз… Я думала, что ты тогда чуть отдалился, стал немного холоднее, закрылся из-за пережитого страха, из-за потерь товарищей, но ведь время-то было какое страшное, мы могли погибнуть в любой момент! Я до последнего не верила, что мы сумеем выйти к нашим, но ты сумел вывести меня, спас нас обоих! Мы подали в загс заявление, нас поженили официально, а затем война разбросала нас, ты сражался, а я работала в госпитале. Мы писали друг другу, но, знаешь, в твоих письмах и моих собственных воспоминаниях ты был прежним – таким, как когда мы вместе шли к пуще. Когда ты в первый раз признался в любви, когда Перминов расписал нас и после – когда в первый раз мы стали мужем и женой… Договорив, Оля уютно устроилась на моем плече, после чего добавила: – А теперь у тебя вновь прежний цвет глаз – больше зеленый. И словно с цветом глаз вернулся ты настоящий… Выслушав супругу, едва ли не забывая при этом дышать, я понял, что лучшего момента для разговора, ради которого я и пошел на второе погружение, не найти. Аккуратно высвободившись из объятий недоумевающе посмотревшей на меня казачки, я потянулся к гимнастерке, достав из ее кармашка спрятанную до времени фотографию, после чего протянул ее любимой. – Что это? – Фотография. Посмотри сама. Девушка удивленно стала разглядывать цветной снимок – сейчас фотодело хорошо известно, но цветных изображений, насколько я знаю, еще никто не делает. – Ты смотри не на картинку, а на человека, запечатленного на ней. Супруга рассеянно кивнула, после чего ее лицо стало меняться на глазах. Наконец, она с удивлением, граничащим с ужасом, подняла свой взгляд на меня. – Как это… Это же я… – Да, это ты. Настоящая ты. Оля вновь посмотрела на фото, после чего ее взгляд, обращенный на меня, стал уже требовательным и даже жестким. – Объясни! Я согласно кивнул. – Это сложно понять и представить себе, но я не просто так стал другим после того, как подорвал броневик. Точнее даже в момент этого. Дело в том, что мое сознание вернули. – Что?! Рома, о чем ты говоришь вообще? Я терпеливо продолжил, стараясь не сбиваться: – Оль, мы оба с тобой из другого времени, из будущего, где война давно закончилась и мы, точнее наши прапрадеды – победили – 9 мая 1945 года. В нашем настоящем технологии шагнули далеко вперед, люди научились создавать виртуальные – то есть ненастоящие, но очень похожие на настоящие – реальности, в которые мы можем войти через специальные устройства, капсулы. Жена немигающе смотрит на меня, но хотя бы не перебивает. – Мы оба с тобой погружались в виртуальную реальность, каждый из своей капсулы. Мы не были знакомы. Как оказалось, твоя капсула была бракованной, случился сбой, из-за которого твое сознание заперто в виртуальной реальности. А я случайно встретил тебя и оказался единственным человеком, способным помочь тебе вернуться домой. И вот я здесь – снова настоящий. На снимках же запечатлена ты, на одном фото до погружения, на другом – после того, как твое тело несколько месяцев находилось в коме. Оля не перебивает меня, но выглядит так, словно готова расплакаться – да, в общем-то, одинокая слеза уже скатилась по правой щеке. Шок. Я решил, что пора закругляться. – Я тебе люблю, солнышко мое ненаглядное, очень люблю! И очень жду, когда ты вернешься в настоящее, где мы сможем быть вместе! Скажи, а ты любишь меня?! Казачка неуверенно кивнула после продолжительной паузы. – Тогда просто доверься мне, хорошо? Ты доверишься мне? Девушка вновь кивнула, но уже чуть более решительно. – Хорошо, отлично! Громко и четко скажи «интерфейс»… Причем ты должна захотеть его увидеть. Жена впервые прервала свое молчание, очень тихо, слабо спросив: – Что это такое? Я терпеливо ответил: – Увидишь. Просто громко и четко произнеси «интерфейс», словно зовешь его. Оля отчаянно зажмурилась, мотнув головой, по щеке побежала вторая слеза. Я начал понемногу терять терпение. – Пожалуйста, просто скажи… – Интерфейс! Супруга буквально выкрикнула заветное слово и тут же распахнула расширившиеся от ужаса глаза. – Рома, что это?! Внутренне возликовав, я поспешил успокоить возлюбленную: – Это тот самый интерфейс, наша с тобой дорога домой. Выбери, точнее громко скажи и одновременно захоти этого: «выход из игры». Всего секунду Оля молчит, после чего дрожащим голосом отвечает: – Но я… Я не хочу уходить… Не хочу уходить отсюда! Уходить от тебя… Порывисто дернувшись вперед, я крепко-крепко сжал девушку в объятьях. – Я буду там. Там мой дом, твой дом, наше с тобой настоящее. Ты не забудешь меня, мы вновь будем вместе – и там нет войны, мы сможем жить в мире, счастливо, не страшась погибнуть на фронте! Но вот если ты не выйдешь, а меня здесь убьют, мы расстанемся навсегда! Я сам попаду в ловушку виртуальной реальности, и вряд ли кто сможет помочь мне… Оля, ты должна сказать это, если любишь меня, если доверяешь мне… Казачка крепко-крепко обняла меня в ответ, прильнув к моим губам жарким долгим поцелуем, горьковато-соленым от ее слез, а отстранившись, она громко и четко, решительно произнесла: – Я верю тебе. ВЫХОД ИЗ ИГРЫ!!! …В первое мгновение ничего не меняется – заплаканная девушка все так же сидит напротив, напряженно смотря мне в глаза. А потом я увидел, что цвет ее очей меняется с карего на серый, и одновременно с этим зашипела на полу фотка, рассыпаясь серым пеплом… – Ром, что случилось? Почему я плачу? – Ничего плохого, Оль, ничего плохого… Интерфейс.