– А коль знаете, то зачем же спрашиваете? – голос женщины изменился, из робкого он стал напористым и даже озлобленным. – Затем, чтобы кое-что сопоставить, – пояснил Волошко. – И сделать выводы. – Жила как жила, – пожала плечами женщина. – Как все. С немцами не путалась, в прислуге у них не ходила – кого хотите, можете спросить. – Это хорошо, – миролюбиво произнес Волошко. – Ну, а где сейчас твой квартирант, который проживал с тобой при немцах? – А, так вы его ищете? – усмехнулась женщина. – Так бы сразу и сказали! А то ходите вокруг да около! Как жила, с кем жила, что делала… – И где же он? – спросил до сей поры молчавший Завьялов. – Откуда мне знать? – пожала плечами Надежда. – Не знаю и знать не хочу! – А что так? – спросил Завьялов. – Да вот так! – произнесла женщина, как отрубила. – Не хочу, и все тут! – Что, рассорились? – с усмешкой поинтересовался Волошко. – Можно считать, что и так, – нехотя сказала Надежда. – Кем он вам был? – спросил Завьялов. – Поймите, мы спрашиваем не ради простого любопытства. Дело – серьезное. – Он что-то натворил? – спросила женщина. – А что – мог? – пристально глянул на женщину Завьялов. – Откуда мне знать? – дернула плечом Надежда. – Мог, не мог… Мне он ни о чем не докладывал. А коль так, то и сказать мне нечего. Не стану же я возводить на человека напраслину? – Напраслину – не надо, – согласился Завьялов. – А все же кем он вам был? – Ну, мужем! – с вызовом ответила Надежда. – Я женщина вдовая, а одной – попробуй проживи! При немцах-то! Так что – имею право! Или нельзя? – И что, брак был зарегистрирован? – спросил Волошко. – И кто бы его нам зарегистрировал! – фыркнула женщина. – Немцы, что ли? А вы ушли так далеко, что и не дозовешься… Ой! – прикрыла она рот ладошкой. – Говорю, как мельницей мелю! Простите дурную бабу! – Ничего, – улыбнулся Завьялов. – За что тут просить прощения? Оно ведь и вправду – мы были далековато… – Вот то-то оно и есть, – горестно сказала женщина. – Как его зовут? – спросил Завьялов. – Вот те на! – удивилась женщина. – Неужто не знаете? – Мы много чего знаем! – значительно сказал Волошко. – А твое дело не задавать нам вопросы, а отвечать. Понятно тебе или не понятно? – Никитой его зовут, – неохотно ответила женщина. – А фамилия Филиппов. – И откуда ты это знаешь? – удивился Волошко. – Как он мне назвался, так я вам и говорю, – спокойно ответила женщина. – А что, его зовут как-то по-другому? – Как вы с ним познакомились? – не отвечая на вопрос женщины, спросил Завьялов. – Да как… Обыкновенным образом. На базаре. Базар-то у нас работал даже при немцах. Вот там и познакомились. Слово за слово, улыбка за улыбкой… А улыбаться он умел! Не улыбка, а маков цвет! Такой-то улыбкой он очарует кого угодно. А я – женщина вдовая… – И руки – нежные и мягкие, без царапин и мозолей, – добавил Завьялов. – Да, и руки… – удивленно произнесла Надежда. – А про руки-то вы откуда знаете? – Сказано тебе, мы знаем все! – недовольно повысил голос Волошко. – Вот что ты за женщина! Ведь сколько у тебя ненужных вопросов! – Когда вы его видели в последний раз? – спросил Завьялов. – Когда расставались, тогда и видела, – ответила женщина. – А точнее? – А точнее… – Надежда призадумалась. – Точнее – когда немцы уже сбежали из города. А вы, значит, в город вошли. Вот тогда мы и виделись в последний раз. – Расскажите подробнее, как это было, – попросил Завьялов. – А что было-то? – нехотя ответила женщина. – Ничего и не было. Расстались – он и ушел. Вот с той поры ни слуху о нем, ни духу. Где-то, наверно, он есть и сейчас. Да только мне без разницы. – И что он сказал перед уходом? – спросил Завьялов. – Если не считать всяких обидных слов, то можно сказать, что и ничего, – грустно усмехнулась женщина. – Ну, обидные слова, это понятно, – нетерпеливо произнес Волошко. – При разводе оно всегда так бывает… – Что, и ты тоже разведенный? – стрельнула глазами Надежда. – Это тебя не касаемо! – недовольно ответил Волошко. – Потому что не ты нас допрашиваешь, а мы тебя! Понятно это тебе или нет? – Понятно, – самым невинным голосом ответила женщина. – А тогда отвечай, что еще помимо обидных слов сказал тебе на прощание твой муж! – потребовал Волошко. – Сказал, чтобы я его не ждала. Потому что наша любовь закончилась. – Вот так прямо и сказал? – не поверил Волошко. – Прямо или криво – уж я того не ведаю, – ответила женщина. – Но сказал. И ушел. Вот с тех пор я его и не видела. И видеть не желаю. – И все же из-за чего вы расстались? – спросил Завьялов. – Ну, так сразу и не ответишь, – вздохнула женщина и искоса глянула на Волошко. – Вот спросите у своего товарища, из-за чего он расстался со своей?.. Думаете, он вам ответит? Сложное это дело… Волошко возмущенно открыл рот, чтобы сказать много разных слов в адрес женщины, но Завьялов, улыбаясь, остановил его взмахом руки и стал выжидательно смотреть на Надежду. – Ненадежный он какой-то, – после молчания сказала Надежда. – Как с таким жить? Уж лучше одной… – Ненадежный – это как? – спросил Завьялов. – Ну, как… – пожала плечами женщина. – Вот, скажем, ты – надежный. А он, – она указала на Волошко, – ненадежный. А точнее и не скажешь… Волошко вновь возмущенно открыл рот, и вновь Завьялов не дал ему произнести ни слова. – Он что-нибудь рассказывал о себе? – спросил Завьялов. – Почти ничего, – ответила женщина. – Я, конечно, спрашивала, потому что как же оно так – жить с ним как с мужем и ничего о нем не знать? Но он молчал… Сказал лишь, что ему без разницы, при ком жить – при немцах или при советской власти… У него, мол, такая хлебная профессия, что он нигде не пропадет. – Он не говорил, что это за профессия? – спросил Завьялов. – Нет, не говорил. Хотя я и спрашивала. Но он лишь улыбался и начинал говорить на другие темы. Конечно, мне это не нравилось. А вдруг он вор? Или какой-нибудь душегуб? – А почему он не на фронте – этого он тебе не говорил? – обрел наконец дар речи Волошко. – Как же, говорил, – ответила женщина. – Сказал, что не взяли по болезни. Из-за грыжи… А только… – Что? – насторожился Завьялов. – Не замечала я у него никакой грыжи, вот что, – сказала женщина. – Я даже однажды у него спросила: а где, мол, твоя грыжа, почему ее не видно? А он рассмеялся и сказал, что она у него внутри. И стал говорить о чем-то другом. – Угу… – задумчиво сказал Завьялов. – Значит, внутри… Вы вот что, – он глянул на Надежду. – О том, что мы были здесь – никому ни слова. И о чем говорили, тоже помалкивайте. Вам понятно? – А если прознают и спросят? Соседи, они такие глазастые! – Скажете, что приходили насчет постоя. Но посмотрели и ушли, потому что вам и самой тесно. – Он что же, и вправду что-то натворил? – спросила Надежда. – Может, он какой-то замаскированный? Ох ты, господи… А я-то с ним жила! Что же, теперь и я у вас под подозрением? – Вот какая же ты неуемная бабенка! – с негодованием произнес Волошко. – Ну вот никак не кончатся твои ненужные вопросы! – Да ведь как же так – ненужные? – не согласилась Надежда. – Коль вы ищете моего бывшего мужа! Ведь и меня небось затаскаете! А я-то совсем ни при чем! Ну, жил он со мной при немцах. Так ведь он был свой, а не немец! А разве это грех, когда свой? Ой! – вдруг воскликнула она. – А может, он был замаскированный немец? Ведь недаром же он ничего о себе не говорил! И про грыжу врал… И руки у него такие… совсем не наши руки. Будто он этими руками и не делал в жизни ничего… Ох ты ж, боже! Ведь затаскаете меня, безвинную!.. – Тьфу! – сплюнул Волошко и вывалился из комнаты. А вслед за ним вышел и Завьялов.