Часть 20 из 34 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Тогда вот что еще. Не вздумай ничего говорить, кроме пароля! Смотри, если предупредишь о засаде!
– Да, я понимаю.
– Ну, гляди!
Ждать пришлось недолго – не больше полутора часов. Вначале за дверью раздался легкий шум, а затем в дверь постучали – отрывисто, три раза. Ольхин молча толкнул женщину в бок – отвечай, мол.
– Кто? – спросила женщина.
– Отпирай, – ответил из-за двери мужской голос. – Прилетел орел.
– Орлы по ночам не летают, – сказала женщина.
– Ну, это смотря какие. Я – ночной орел.
Женщина отворила и молча отошла во тьму. Упала ли она на пол, как было ей велено, так и осталось неразъясненным. На пороге возник смутный силуэт. На него тотчас же набросились стоявшие по обеим сторонам двери Волошко и Вашаломидзе. Все произошло почти мгновенно, человек был повален на пол и скручен, рот ему залепила широкая ладонь Волошко. Но все же ночной гость успел вскрикнуть. Тотчас же по ту сторону двери раздался какой-то шум, а вслед за ним приглушенный человеческий голос и торопливые шаги. Похоже, кто-то убегал от дверей, стараясь скрыться в темноте.
– Стой! – раздались голоса, и вслед за ними – два одиночных выстрела. В ответ рыкнула автоматная очередь, за ней еще одна, и все разом стихло.
– Степан и Гиви остаетесь в доме, Саня – за мной! – скомандовал Ольхин.
Вдвоем с Завьяловым они выскочили из дома. В темноте виднелись несколько смутных силуэтов. Это были солдаты, покинувшие свое место в засаде.
– Что случилось? – спросил Ольхин. – Кто стрелял?
– Все стреляли, – ответил один из людей, по голосу – сержант Ветряков. – Он – в нас, мы – в него. Кажется, он готов…
– Кто? – не понял Ольхин.
– Вот он лежит, – неохотно произнес Ветряков. – Посветите, товарищ капитан. Нам нечем.
Ольхин включил фонарь. На земле неподвижно лежал человек. Ольхин подошел к нему и наклонился.
– Убит, – коротко произнес капитан. – Кто он? Как это случилось?
– Они пришли вдвоем, – пояснил Ветряков. – Конечно, было темно, но все равно – мы различили, что их было двое. Один, значит, стал стучать в дверь, ему открыли, и он вошел. А этот остался у порога. Ну, а потом из дома раздался крик, и этот, что у порога, тут же бросился наутек. Мы ему кричим «стой!», а он в нас – из пистолета. Хорошо, что ни в кого не попал. Ну, мы в ответ из автомата… А что нам было делать? Ведь ушел бы! Вот какая темнота! И попробуй его найди в такой-то тьме.
– Ладно, – сказал Ольхин. – Что случилось, то случилось. Одного из двух мы взяли живым, и то хорошо… Саня, – обратился он к Завьялову, – приведи сюда хозяйку.
Завьялов ушел в дом, и вскоре вернулся с женщиной.
– Люба, – сказал Ольхин женщине, – я сейчас посвечу фонариком, а ты посмотри и скажи, знаешь ли этого гостя.
Он осветил лицо убитого. Женщина вскрикнула.
– Ну? – не обращая внимания на вскрик, спросил Ольхин. – Знаком он тебе?
– Да-да, – испуганно ответила женщина. – Знаком… Он бывал у меня… Два или три раза. Велел, чтобы я называла его Ковалем…
– Понятно, – Ольхин погасил фонарик. – Ветряков! Остаешься с бойцами охранять тело. Я доложу куда следует. Заодно охраняете и дом. Мы еще сюда вернемся. Давайте грузить добычу, – эти слова были обращены к смершевцам.
Вчетвером они вывели из дома Любу и связанного Белого и усадили их в машину.
– Поехали, – сказал Ольхин. – Утром вернемся и произведем в доме обыск. Может, найдем что-нибудь интересное.
14
Ничего интересного при обыске они не нашли. Да и наивно было бы надеяться на что-нибудь другое. Похоже, Люба была обычной сборщицей информации для диверсионной группы «Вольф» или, может, для какой-то другой такой же группы, так как неизвестно было, сколько подобных групп оставили в окрестностях Симферополя фашисты при отступлении. Так что в доме не было ни склада, ни схрона.
– Значит, так, – распорядился Ольхин. – Самая пора приступить к задушевным беседам с задержанными. Я и Гиви работаем с женщиной и Клешней, Степан и Александр – с Белым. Работаем конкретно и жестко, времени на раскачку нет. Если группа «Вольф» действительно существует, то очень скоро она должна себя проявить. А нам надо, чтобы не проявила. Мы должны ее опередить.
… – Ну? – спросил Волошко у Белого. – Да ты на нас не зыркай! И зубами скрипеть не нужно. Мы к таким зырканьям и скрипениям привычные. Ты лучше поразмысли, в каком ты положении оказался. Плохое у тебя положение. Безвыходное. Так и пулю схлопотать недолго – по законам военного времени. Взяли-то тебя на месте преступления. Да еще и пистолетик у тебя из-за пазухи выудили. Вот о чем тебе нужно поразмыслить. А ты зыркаешь да скрипишь зубами.
– Не о чем мне рассказывать, – нехотя произнес Белый. – К бабе я шел – по известному делу.
– Ну да, – ехидно произнес Волошко. – К бабе по известному делу. С пистолетом за пазухой. Ну, а что ж: на такие дела с пистолетами и надобно ходить. А иначе-то никак. Как же можно явиться к бабе да без пистолета? А где твой пистолет, спросит? И укажет на дверь. Зачем ты ей нужен без пистолета?
– Пистолет тут ни при чем, – хмуро ответил Белый. – Нашел я его. И хотел сдать – сегодня утром.
– Понимаю, – самым кротким тоном произнес Волошко. – Хотел сдать, как честный советский гражданин. Что ж, похвально. А другие пистолеты, как честный советский гражданин, ты сдать не хочешь? А заодно и автоматы, и гранаты, и взрывчатку, и что там еще имеется в ваших схронах и тайниках?
– Я не понимаю, – скривился Белый. – Какие гранаты, какие тайники?
– Не понимаешь, – с прежней кротостью произнес Волошко. – Что ж… Тогда продолжим разговор на понятную для тебя тему – о бабах. Ты что же, всегда ходишь к бабе с напарником? А зачем? Поделись опытом, нам интересно до невозможности!
– С каким еще напарником? – дернул плечом Белый.
– Который остался у крылечка и которого мы застрелили, – пояснил Волошко. – Между прочим, тоже с пистолетиком…
– Мало ли кто шляется по городу с пистолетами, – сказал Белый. – Особенно по ночам… Не знаю я никакого напарника. Зачем мне напарник?
– Мы прямо так и думали, что ты с ним незнаком, – миролюбиво согласился Волошко. – Вот незнаком, и все тут! Ну, а звать-то тебя как, герой-любовник? Документов-то при тебе никаких не обнаружено. Такая беда!..
– Пастухов Иван Иванович, – сказал Белый.
– Неужели? – с легким удивлением произнес Волошко. – Вот прямо-таки Пастухов Иван Иванович! Ну, а проживаешь ты где? Только ты учти, что по тому адресу, который ты нам назовешь, мы произведем проверочку. Ты понимаешь, на что я тебе намекаю?
На это Белый ничего не ответил, лишь опустил голову и стал упорно смотреть в пол.
– На Украине мое место жительства! – наконец сказал он. – Под немцами сейчас то место. Так что трудно вам будет проверить.
– А документики твои где? – спросил Волошко.
– У товарища, – ответил Белый. – Отдал на сохранение.
– Очень хорошо! И, главное, правдиво. Мы настолько тебе верим, что даже не будем интересоваться, как его зовут, этого твоего бережливого товарища. А вместо этого спросим: а почему ты не на фронте?
– Комиссован по ранению, – ответил Белый.
– Ай-ай-ай! – покачал головой Волошко. – И в какое же место тебя так тяжело ранило? А заодно ответь: когда тебя ранило, в каких боях, на каком фронте ты воевал и в какой части? Только, опять же, учти – мы твои показания проверим. Нам совсем несложно проверить. Что ж ты так задумался, Белый?
– Какой еще Белый? Пастухов я. Иван Иванович.
– Вот что, Пастухов Иван Иванович, – включился в разговор Завьялов. – Поговорим по-другому. Разложим перед тобой все карты. Ни на один наш вопрос ты толком не ответил, иначе говоря – соврал. Это раз. Взяли тебя с поличным. Да-да, не кривись – с поличным. Ты назвал пароль, а это и означает взять с поличным. Это два. При тебе нашли оружие, а, кроме того, за порогом тебя поджидал вооруженный напарник, оказавший нам сопротивление. Это три. Женщина, к которой ты приходил, нам все рассказала. И даже назвала твою кличку. Это четыре. Помимо женщины, мы арестовали еще нескольких ваших осведомителей. Это пять. Так что можешь нам ничего и не рассказывать. Расскажут они. Да, они пойдут под суд, но все же сохранят себе жизни. А ты… – Завьялов сделал паузу. – Знаешь, кто мы такие? Мы – СМЕРШ. Что означает смерть шпионам. Нам дано право ликвидировать таких, как ты, без особых церемоний. Раз – и все. А как ты думал – война! А шпион еще хуже, чем фашист на фронте. И это шесть. Так что, если хочешь, молчи. Подписывай себе приговор. А мы его приведем в исполнение.
– Или, может, ты думаешь, что твои друзья-соратники тебе помогут? – дополнил слова Завьялова Волошко. – Налетят, отобьют, пригреют и приголубят, нальют спирту… Вот видишь, ты так не думаешь. И правильно делаешь! А потому решай – жить тебе или не жить. Что ты решишь, с тем мы и согласимся.
Конечно, и Завьялов, и Волошко слегка лукавили. Не было у них такого права – казнить и миловать, они могли только изобличать шпионов, диверсантов и прочих фашистских прислужников. Но, с другой стороны, почему бы и не слукавить для пользы дела? Это был обычный эффективный следовательский прием: следователь рисует перед подследственным суровые перспективы, подследственный проникается серьезностью момента, начитает опасаться за свою жизнь и дает показания. Тем более слово-то какое грозное – СМЕРШ! Смерть шпионам! И если ты шпион, то поневоле задумаешься – упорствовать ли тебе или попытаться выторговать себе жизнь.
– Что вы хотите знать? – прохрипел Белый. – Спрашивайте…
…С Любой разговор получился короткий.
– Они мне сказали, что будут приходить ко мне, когда захотят… когда им будет нужно, – сбивчиво рассказывала она. – По ночам… А если кто их заметит, то я должна буду говорить, что они мои любовники. Вот они и приходили. Когда Белый, когда Коваль… А я должна была узнавать для них всякие сведения про Красную Армию… про вас. Что увижу, о том должна и рассказать. А еще они велели мне устроиться на работу в штаб… в ваш штаб… или в вашу столовую, или прачечную, или куда-нибудь уборщицей.
– Зачем? – спросил Ольхин.
– Они сказали, чтобы быть поближе к командованию… А потом они дадут мне особое задание.
– Какое задание?
– Я не знаю. Сказали, чтоб я ждала и была готова.
– Кто тебя завербовал? – спросил Ольхин.
– Что? – не поняла женщина. – Ах, это… Белый. Он сказал, что другого выбора у меня нет. Все равно советская власть меня отправит в Сибирь. Или расстреляет.
– Это за что же? – спросил Ольхин.
– С немцами я путалась, – не сразу ответила женщина. – Работала официанткой в офицерской столовой. Ну и… Так получилось… А Белый сказал: согласишься помочь настоящим патриотам, выполнишь задание – отправим тебя в безопасное место. Ну, я и согласилась.