Закончив короткий экскурс в призрачный мир с его сияющими горными вершинами и древним Мудрецом на Запретной горе, Змей замолчал и некоторое время вместе со всеми сидел в полной тишине. Пока какой-то кудрявый черноволосый парень не произнес с чувством: – Это точно видящий. Мне так про него и рассказывали. – Значит, и мы все правильно делаем! – мрачно подхватил другой. – Разрушить эту гнилую дыру – это единственный путь! – Взорвать к чертовой матери! – запальчиво выкрикнул бледный белобрысый парнишка. Змей предостерегающе поднял руки: – Эй, народ! Что вы хотите разрушить?! – Взорвать Карфаген к чертям собачьим! – крикнул кучерявый. – А ну хорош языками чесать! – оборвал его Чача. – Ничего доверить нельзя, трепло на трепле! – Стойте! – Змей повысил голос, даже привстал на своем месте. – Вы это серьезно? Ну – про взорвать и все такое? – Ты же сам про это говоришь, видящий! – глядя на него снизу вверх, улыбнулась Лара. От этой улыбки становилось не по себе. Змей нервно рассмеялся: – Я знаю, что говорю. Но даже сам не всегда понимаю, что мои слова означают в действительности – ведь я просто описываю видения. И уж точно не собираюсь прикладывать собственную руку к разрушению Карфагена. – Выходит, твои слова – пустое сотрясание воздуха? – с вызовом произнес Чача. Поймав его взгляд, Змей понял: этот молодой идиот ревнует к его неожиданной славе, трясется за свое жалкое место и всячески хочет уязвить и принизить того, кого вдруг стали почитать в качестве нового юродивого, сменившего несчастного Крэка. Все это было как-то скучно, мелко, и Змей начал терять интерес к происходящему. Он пожал плечами и сказал: – Карфаген должен быть разрушен. И он будет разрушен – это мое внутреннее чувство, с которым мне приходится жить и от которого мне не скрыться. Но разрушать его самому – это все равно что пустить себе пулю в лоб, просто узнав, что ты смертен. Нет смысла тянуть за листья растение, считая, будто так оно вырастет быстрее. Карфаген разрушит стихия, а какая именно – увидим. – Этой стихией будем мы! – отрезал Чача. – Валяйте, – вновь опускаясь на свое место, устало произнес Змей. – С интересом посмотрю, как этот мир вас самих размажет по стенке. – Если ты хочешь нас обидеть, то напрасно, – прищурился Чача. – Обид мы хапнули вдоволь и теперь только возвращаем долги. – Достойно, – чуть улыбнулся Змей. – Но кто это – «вы»? Через несколько минут видящий с удивлением узнал о том, что идея взорвать Карфаген появилась не на пустом месте. Ряды неприкасаемых, прежде тщательно прореживаемые авторитетами, пополнились новыми разновидностями асоциальных отщепенцев. Новичок как в воду глядел, предрекая грядущую всеобщую мясорубку. Казалось бы, чего сюда лезть этим зашуганным ребятам, решившим отомстить за обиды и притеснения? А вот на тебе – они объявили себя ни много ни мало, а радикальными анархистами. И, судя по всему, готовили реальные вооруженные акции. О которых спокойно, почти с гордостью сообщали первому встречному. Если хотите узнать, почему банды таких отморозков не живут долго, – вот вам причина, лежащая на поверхности. – Ребята, не хочу показаться занудой, – спокойно, почти по-отечески, сказал наконец Змей. – Но все, что я тут услышал, – детский сад, если не сказать – самоубийственный бред. Подмастерья недовольно зароптали. Чача разозлился еще сильнее: – Да кто ты такой, чтобы нас тут учить? Мастера учат, этот хрен с горы – учит! Может, и мне тебе урок преподать? Вожак анархистов подался вперед, демонстрируя мощные кулаки с плотно набитыми костяшками. Змей прикинул: этого драчуна он уложил бы без особых проблем. Правда, наверняка его бы изрешетили последователи. Промахнуться в упор трудно, даже если у тебя в руках самодельная мясорубка, плохо подогнанная под девятимиллиметровый патрон. А потому он примирительно вскинул руки: – Тихо-тихо! Побереги силы для мордобоя с блюстителями, морячок. Я-то что? Я понятия не имею, зачем вы вывалили на меня всю эту информацию. Чтобы потом шлепнуть с перепугу как ненужного свидетеля? Чача остановился на полпути. Медленно присел на пол прямо посреди зала. По-бычьи склонив голову набок, внимательно поглядел на Змея. Медленно произнес, с напором, но при этом – с нарочитым уважением: – Ты правильно понимаешь ситуацию, видящий. Мы можем взять тебя под защиту, но отпустить – уже нет. По крайней мере, пока не сделаем все задуманное. – Если вы сделаете задуманное – куда же вы меня отпустите? – нервно усмехнулся Змей. – Карфаген-то… Сам понимаешь. – Вот ты нам и скажешь – куда, – негромко сказал вожак. – Куда податься, когда мы сожжем к дьяволу эту язву? – Я не знаю. – Но ты же видящий! – с нажимом сказал Чача. – Ты должен видеть! – Ты говорил про синее небо, про горы, – подхватил кудрявый анархист. – Про Мудреца на горе. Он ведь как-то живет там – и ты знаешь путь! Чача кивнул, подняв указательный палец: – Ты останешься с нами. Ты будешь нашим видящим. И укажешь нам путь – когда придет время. – А если я откажусь? – хмуро отозвался Змей. – Тогда видящий станет легендой, – ледяной улыбкой усмехнулся Чача. – Мертвой легендой. * * * Склад находился в старой штольне, заброшенной после выработки металлоносной жилы. Главные ворота были утоплены в наклонную стену туннеля, прочно задраены и охранялись не блюстителями, а несколькими бойцами внешних сил. На памяти Змея даже неприкасаемые не решались вступать в открытое столкновение с солдатами. Их врагами были блюстители, отвечавшие за внутренний правопорядок. И то смерть каждого пса Директории тянула за собой целую цепочку проблем, распутывать которые было непросто. Змей сам участвовал в таких делах как посредник – с тем, чтобы провинившаяся группировка выдала Директории «козла отпущения»: за кровь блюстителя заплатить можно только кровью. Анархистам было плевать на эти условности. Что блюститель, что солдат внешних сил – для них не имело значения. Им нужно было раздобыть взрывчатку, и ничто не могло их остановить. Этот молодняк не имел ни опыта, ни корней в мире неприкасаемых, им было плевать на понятия, но главное – на собственное будущее. Они просто не связывали свое будущее с Карфагеном – в этом была их сила и опасность для всех остальных. В другое время Змей попытался бы дать знак неприкасаемым из дружественных группировок, чтобы этих отморозков пресекли на старте. Сейчас даже связаться было не с кем. Он стал изгоем, и ничего удивительного, что оказался в компании таких же, как он, отщепенцев. В какой-то момент он даже подумал: а может, прав Чача? Может, они и есть та сила, которой предначертано снести убежище, ставшее для многих просто гигантской подземной тюрьмой? * * * – Они запрещают нам выходить на поверхность, – говорил Чача, пока они собирались «на акцию», – так эти фрики переиначили старое доброе «на дело». – Верхний мир они называют Закрытым, а великую гору – Запретной. Они решают, как нам жить и что делать. Но мы не скоты. Мы откроем створы для всех. Все смогут выйти из этой помойки и увидеть небо! – Ты не увидишь небо, – вяло, даже не пытаясь переубедить этого громилу с крестом на черепе, возражал Змей. – Ты увидишь серую пелену. Если успеешь, конечно, – до того как заживо превратишься в ледяную глыбу. И если створы будут открыты для всех – большая часть людей погибнет сразу – просто потому, что не приспособлена к такой лютой стуже. Потом будет радиация, черный снег, «дыхание смерти». А знаешь, что такое дождь из ледяных игл? А что с тобой будет, если вдохнешь «стеклянную пыль»? Живущие на поверхности прячутся в ледниках, кто-то даже неплохо обосновался – но нас не пустят в Хрустальный город. – Хрустальный город? Что это такое? Змей задумался. Ответ удивил его самого: – По правде… Это тот же Карфаген. Только еще более холодный, тесный и злой. Наверху нет счастья. Это тебе говорю я – тот, кто побывал там и чудом вернулся. Нет, я могу вас понять. Вы все родились уже здесь, под землей. Верхний мир кажется вам чем-то волшебным, вы думаете найти там то, чего нет здесь, внизу. При этом забываете, что в горы, под землю люди ушли как раз потому, что жить наверху стало невозможно. – Но ты все же был там. – Чача упрямо нахмурился. – Мы тоже хотим сделать наш – и только наш выбор. Так что не пытайся нас отговаривать. Просто держись за мной и не лезь под пули, пока я не скажу. …И вот они залегли в засаде, наблюдая за створами, перед которыми прохаживался часовой с автоматом. Под низким сводом не поленились поставить даже будку с нелепой черно-белой раскраской. Это был рудимент верхнего мира – ведь ничто не мешало выдолбить будку в скале. Впрочем, имелось и караульное помещение, только по другую сторону массивных железных створов, за которые вело ответвление узкоколейки. Взять «в лоб» это укрепление было невозможно. Поэтому основная группа сейчас проникала на территорию склада через вентиляцию. Вторая группа, в которую в качестве грубой рабочей силы взяли и Змея, страховала здесь, снаружи, ожидая, когда ворота откроют изнутри. Только теперь Змей догадался спросить: – А с часовыми что делать собираетесь? Ответить ему не успели. Из-за ворот послышались торопливые выстрелы. Громыхнуло. Часовой перед воротами вскинул свободно болтавшийся до этого автомат, бросился в полосатую будку, где сдернул металлическую телефонную трубку. Над ухом глухо хлопнул выстрел. Стрелял бледный белобрысый паренек. В его руках дымилось странное оружие, в котором можно было узнать ствол и глушитель, но не было ни рукоятки, ни даже привычного приклада – лишь какая-то хитро изогнутая проволока. Солдат выронил трубку и осел внутри будки. – Вперед! – скомандовал Чача. Группа поднялась и бросилась к воротам. Как-то сумбурно и непрофессионально для опытного глаза неприкасаемого. – А ты чего ждешь? – прямо в лицо видящему крикнул Чача. Змей вдруг понял, что замер на полпути и сейчас произойдет то, чего он меньше всего ждал в такой экстремальной ситуации. «Выпадение». Как всегда не вовремя. Тогда у Полковника оно привело его на край могилы. Самое мерзкое – сопротивляться этому бесполезно. Взгляд уже заволокло пеленой. Еще немного – и он «выпадет» из этой реальности, всплыв в реальности мнимой. А дальше… – Ты что, струсил?! – Голос Чачи стал глуше, словно звучал откуда-то издалека. – Станешь тянуть назад группу – я тебя сам пристрелю! Видящий уже не знал – ответил ли он что-то. Стены туннеля стали таять, ворота штурмуемого склада, открываясь, словно пропускали в сознание другой, призрачный мир. * * * …Он несся на огромной скорости, низко над склоном, почти касаясь его. Это не был просто воображаемый полет – он летел вдоль склона Эльбруса в странном костюме, напоминая себе белку-летягу. Странное сочетание, которого он не слышал никогда прежде – «белка-летяга». Как и название костюма – винг-сьют – для невероятного, бешеного полета без крыльев. На голове был обтекаемый шлем, но в ушах выл ветер, заглушая его собственный крик восторга. Что это было – он не знал, как не знал почти ничего из призрачного мира. Но продолжал облет гигантской горы, закладывая вираж, чтобы нырнуть в седловину между вершинами. Он уже видел свою цель – крохотную фигурку человека в развевающемся на ветру широком одеянии. Осталось лишь раскрыть парашют, чтобы погасить скорость и не быть размазанным о скалистый, покрытый льдом склон. Рука в яркой перчатке уже потянулась к кольцу, и…