С того дня газеты и телепрограммы сообщали о каждом новом преступлении, в которых сознавался Чон Намгю. Вскоре об этом деле говорила вся страна. Пристальное общественное внимание заставляло следственную группу работать в ускоренном темпе. В воскресенье, 30 апреля 2006 года, состоялся обыск в доме подозреваемого в Инчхоне [64], куда Квон Ирён отправился в составе большой полицейской группы. Рабочие поездки по выходным давно стали привычным делом, однако в тот раз профайлер чувствовал уколы совести – была годовщина их с женой свадьбы. Прошел небольшой дождь. Полицейские машины остановились на узкой улице, и с десяток детективов подошли к одному из двухэтажных домов, заполонив весь уличный проход. У ворот их встретила старая женщина, мать Чон Намгю. – В чем дело? – обратилась она к Квон Ирёну. – Ваш сын арестован, нам необходимо осмотреть его комнаты. Пожалуйста, не волнуйтесь слишком сильно, – ответил тот, взяв руку старой женщины. Старуха принялась жаловаться на жизнь. В детстве у сына часто болела голова, но она не могла ходить с ним по больницам, потому что у семьи не было денег. Квон Ирён не ожидал получить такие важные сведения, да еще от матери подозреваемого. Похоже, у Чон Намгю в детстве возникли проблемы со здоровьем, повлиявшие на работу мозга. Детективы открыли входную дверь в зеленой облупившейся краске. На второй этаж, где располагались комнаты Чон Намгю, вела узкая лестница, на которой с трудом могли разойтись двое. Побелка на стенах вываливалась кусками. В гостиной находились большой шкаф и полки, где обнаружились несколько трубных ключей и защитные маски. Трубный ключ – это большой и тяжелый инструмент, который используют для фиксации труб. Сдвинув шкаф, детективы нашли спрятанный нож и джинсы в пятнах крови. Квон Ирён тоже внимательно изучал жилище подозреваемого. Ему необходимо было понять, как жил этот человек, и профайлер обращал внимание не только на потенциальные орудия убийства. В спальне он проверил содержимое ящиков черной тумбочки. В одном из них лежала подборка газетных статей о преступлениях на сексуальной почве. Заголовки гласили: «Насильник совершил повторное преступление, едва выйдя из тюрьмы», «Выросший без матери превратился в сексуального насильника», «Насилие привело к пожизненной травме». Судя по всему, эти тексты имели важное значение для Чон Намгю. Перебирая старые вырезки, Квон Ирён обнаружил и статью из газеты «Спортивная Корея» от 5 июля 2004 года. «“Воспоминания об убийстве: Сеульская версия”, – начал читать он. – 26 февраля старшеклассница чудом избежала смерти в квартале Силлимдон района Кванак, но девушке, на которую было совершено нападение 22 апреля в квартале Кочхокдон района Куро, повезло меньше. Теперь уже никто не сомневается в правдивости “городской легенды”». Профайлер добавил еще один штрих к психологическому портрету преступника: тот искал в газетах сообщения о своих преступных деяниях. Но главный сюрприз ждал профайлера впереди. Квон Ирён вздрогнул, расправив сложенные страницы: его собственное интервью «Ньюсмейкеру» с фотографией на развороте. Профайлер был изумлен и испуган. «Я зашел в спальню. Постель была заправлена, ящик тумбочки заполнен газетными вырезками. Я понял, что Чон Намгю следил за новостями. Перебирая статьи, увидел сообщения о его преступлениях. Думаю, они его радовали и он часто возвращался к ним перед сном. И вдруг в моих руках оказались страницы с моей собственной фотографией!» – вспоминает он. С тех пор Квон Ирён очень осторожно относился к раскрытию информации о себе и своей семье. Осмотр жилища преступника позволил дополнить профайл. Тем временем сам Чон Намгю признавался в одном преступлении за другим. Все его показания подтверждались. В начале июня Квон Ирён второй раз интервьюировал Чон Намгю. Дело было готово для передачи в прокуратуру. На этот раз цель разговора была иной – Квон Ирён рассчитывал больше узнать о жизни преступника. Основные факты уже собрали Ким Юнхи и Ким Кёнок – отчет девушек профайлер захватил с собой и просматривал во время беседы. Чон Намгю родился в 1969 году в провинции Чолла-Пукто на юго-западе страны. Он был старшим сыном в семье, где кроме него родились еще трое мальчиков и четыре девочки. Отец был фермером. Когда Чон Намгю перешел в старшую школу, семья переехала в Инчхон. Чон Намгю с детства был интровертом. Не отрывая взгляда от бумаг, Квон Ирён внезапно задал вопрос: – Ты ведь знал меня еще до нашей первой встречи, верно? Чон Намгю подтвердил, что читал о профайлере. Остальные вопросы касались прошлого. Квон Ирён хотел понять, что превратило сына фермера в безжалостного убийцу. Преступник говорил мало и неохотно, однако, когда профайлер упомянул о способе совершения преступлений, заметно оживился. Хотя ответы не были развернутыми и внятными, Квон Ирёну удалось узнать еще об одном преступлении, в причастности к которому Чона даже не подозревали. Началось с неожиданного признания преступника о том, что в детстве он стал жертвой сексуального насилия. Квон Ирён решил выяснить подробности, так как интуиция подсказывала ему, что преступник говорит правду. Профайлер попросил рассказать, что именно тогда случилось. – Он завел меня в лес, вынул шнурки из моих кроссовок, связал ими мои пальцы и изнасиловал. Лес, шнурки, связанные пальцы. Квон Ирён почувствовал, как мороз пробежал по коже. Он вспомнил место преступления в Пучхоне [65], которое осматривал в январе 2004 года. Примерно в половине десятого вечера 14 января 2004 года в лесу за жилыми домами были убиты два мальчика двенадцати и тринадцати лет. Оба были изнасилованы и задушены. Их руки были связаны шнурками от кроссовок. В то время основной заботой Квон Ирёна было дело о серийных убийствах пожилых людей, однако он по собственной инициативе изучал места нераскрытых преступлений в Сеуле и провинции Кёнгидо. Побывал он и в Пучхоне, и фотографии оттуда хранились в его компьютере вместе со многими другими. Необычная деталь со шнурками не давала ему покоя. Хотя детективы считали, что шнурки являлись своеобразным инструментом пытки, профайлер склонялся к мысли о том, что преступник таким образом выражал стремление к подавлению жертвы и полному над ней контролю. По предположению профайлера, использование шнурков могло быть продиктовано собственным опытом преступника, который, возможно, испытал что-то подобное в прошлом по отношению к себе самому. Догадка оказалась верной, однако в 2004 году он не мог знать об этом. Дело осталось нераскрытым, и лишь теперь, два года спустя, неожиданно появилась новая зацепка. «Как только я услышал от Чон Намгю про шнурки от кроссовок, по коже пробежал мороз, а в затылке заныло, будто меня стукнули», – рассказывал Квон Ирён во время одной из наших бесед. Профайлер срочно запросил материалы об убийстве в Пучхоне и до конца встречи успел лично допросить Чон Намгю. Тот сознался в преступлении. Так благодаря профайлеру было раскрыто еще одно безнадежное дело. Право на передачу дела в суд имеет в Южной Корее только прокуратура. Полиция лишь определяет состав преступления и отправляет дело на рассмотрение прокурорам. Из-за того что Чон Намгю был повинен в беспрецедентно большом количестве преступлений, прокуратура запросила оформить материалы отдельно по каждому случаю и передавать их в порядке очереди. В суд дело Чон Намгю также поступало частями: 7 июня против него было выдвинуто обвинение в совершении тринадцати преступлений, включая «дело трех сестер», 16 августа – еще в двенадцати, включая убийство в квартале Имундон, которое ранее пытался приписать себе Ю Ёнчхоль. Председательствующим судьей на процессе второго в истории Южной Кореи серийного убийцы стал судья Ли Тхэсоп. Как уже говорилось, в свое время суд счел недоказанной вину Ю Ёнчхоля в убийстве в квартале Имундон. Только теперь стал известен настоящий убийца. Чон Намгю рассказал детективам, как узнал о признании Ю Ёнчхоля из газет и был изумлен: «Я не понимал, зачем он взял на себя преступление, которое совершил я». Чон Намгю испытывал странную для обычного человека гордость за свою способность к злодеяниям и, по его словам, стремился совершать «идеальные преступления». Он регулярно читал газеты, выискивая статьи на криминальные темы, и, когда узнал о том, что полиция принимает к сведению МО преступника, прекратил нападения на улицах и стал проникать в чужие дома и квартиры. Полиции пришлось признать, что взаимодействие с прессой может привести к очень серьезным последствиям, когда дело касается расследований преступлений нового типа, какими являлись преступления Ю Ёнчхоля и Чон Намгю. Арест Чон Намгю ставил новые вопросы перед полицией и профайлером. Почему в современном обществе расцвела бессердечность, самым страшным носителем которой был Чон Намгю? Что помогло бы изменить ситуацию? Как предсказать появление новых безжалостных монстров? Есть ли способ их излечить и исправить? С целью приблизиться к ответам на эти непростые вопросы было решено провести психологическое освидетельствование преступника. Оно состоялось 25 мая 2006 года в присутствии полицейского офицера. Чон Намгю почти не смотрел в глаза собеседникам, говорил медленно, часто отвечал односложно. «В обычном разговоре неуверен в себе; речь сбивчивая, невнятная. Преображается, когда рассказывает о преступлениях. Не испытывает чувства вины за содеянное», – записано в отчете психолога. Чон Намгю заставили пройти тест Векслера – один из самых известных в мире тестов для измерения уровня интеллектуального развития. В рамках тестирования человеку предлагаются как вербальные, так и невербальные испытания, в которых проверяются словарный запас и способность к запоминанию, диагностируются уровень простых знаний, легкость оперирования числовым материалом и понятийное мышление, оцениваются двигательная координация и зрительно-моторная скорость, и т. д. Тест Векслера выявил у Чон Намгю средний уровень вербального интеллекта и низкий уровень невербального. «Замедленная скорость понимания общих вещей и сильно замедленная скорость реакций. Ярко выраженное стремление быть признанным, превосходящее действительные способности. Вызванные этим противоречием острое чувство неудовлетворенности и комплекс неполноценности». Другими словами, тест показал, что безмотивная ненависть Чон Намгю происходила из его неуверенности в себе. Преступник во многом трезво себя оценивал. Существует так называемый зеркальный тест, служащий индикатором самосознания у животных: в ходе теста выясняется, понимает ли животное, что видит в зеркале собственное отражение. Прибегая к этой метафоре, можно сказать, что Чон Намгю обладал способностью себя разглядеть. Вот что он сказал психологу в ходе беседы: «Я люблю порядок и злюсь, если вещи не на своих местах. Я насиловал, воровал, бросал камни в машины на шоссе… Конечно, я ненормальный». Также Чон Намгю прошел психодиагностический тест Роршаха, применяемый для исследования психики и ее нарушений. Карточки с пятнами он в основном описывал так: «взрыв», «кровь», «дым» и т. п. Но были и более развернутые ответы. Например, одну из картинок преступник интерпретировал следующим образом: «Выглядит как огромный страшный демон, который хочет убивать и разрушать». Психолог сделал заключение, что мир для Чон Намгю – это место, где страшный демон пытается ему навредить или лишить жизни. Одержимый этой иллюзией, Чон Намгю сам превратился в демона. «Плохо контролирует чувства; в неприятной или стрессовой ситуации подобно ребенку проявляет первичные (базовые) эмоции. Неопределенность и неоднозначность вызывают сильное беспокойство, из-за чего нередко преувеличивает опасность и пребывает в напряженном и растерянном состоянии. Не имеет возможности прибегнуть к посторонней помощи, в результате чего усугубляется ощущение изолированности от общества, в свою очередь, провоцирующее сознательное уединение». Тест Роршаха подтвердил, что Чон Намгю переполнен негативной энергией. В десять часов утра 7 июня 2006 года Чон Намгю впервые предстал перед судом. Из материалов прокуратуры: «Из-за невозможности жить нормальной жизнью у обвиняемого выработался поведенческий стереотип, известный как “психология жертвы”, а также развился комплекс неполноценности. Насилие, пережитое в детстве, породило в нем болезненное чувство стыда и враждебность по отношению к обществу. Обвиняемый стремился отомстить за свои страдания тем же способом, каким страдания были причинены ему самому. Его жертвами стали дети и женщины…» Из материалов суда: «Нетерпелив, агрессивен, игнорирует социальные нормы поведения, не испытывает чувства вины и ответственность за содеянное. Страдает смешанным расстройством личности: шизоидным и диссоциальным…» 21 сентября 2006 года Чон Намгю был приговорен к смертной казни. В постановлении суда говорилось, что освобождение обвиняемого с большой степенью вероятности приведет к совершению им новых преступлений и что целью приговора является защита общества. Преступник был изолирован навсегда [66]. Однако в сезон сильных дождей сложно бороться с плесенью: она появляется опять и опять. Никто не предвидел, что вслед за процессом над Чон Намгю страну потрясет новая серия преступлений. В начале ноября Чон Намгю обратился в суд высшей инстанции. В его заявлении не было ни капли раскаяния: «Я хочу, чтобы смертная казнь была приведена в исполнение, как только закончатся все судебные процедуры. Не понимаю, почему в Корее сейчас не казнят. Око за око, зуб за зуб. Такой мести хотели бы жертвы, и я тоже с этим согласен. Продолжу убивать в следующей жизни…» В другом обращении в Верховный суд преступник так высказывался о содеянном: «В конечном итоге сам Бог управлял всем из-за кулис». Чон Намгю добивался исполнения смертного приговора, повторяя требование Гэри Гилмора, которое тот выдвигал в 1976 году. В США в то время тоже существовал мораторий на смертную казнь, но к моменту процесса над Гилмором она была восстановлена. Американский убийца был казнен в январе 1977 года. Все эти месяцы Квон Ирён не прекращал думать о Чон Намгю и задаваться вопросами. С каких пор все пошло не так? Июльской ночью 1995 года Чон Намгю пробрался в чужой дом и попытался изнасиловать шестнадцатилетнюю девушку, угрожая ножом. К счастью, проснувшиеся родители помешали насильнику. В свои 26 лет Чон Намгю уже был закоренелым преступником. Брат четырех сестер, он пытался изнасиловать незнакомую молодую женщину. Очевидно, что тюрьма не повлияла на Чон Намгю должным образом [67]. Как и в случае с Ю Ёнчхолем, заключение лишь усугубило преступные наклонности Чон Намгю и в конечном итоге способствовало превращению в дикого зверя. В книге Нормана Мейлера, вышедшей в 1981 году, о заключенных в американских тюрьмах сказано так: «Трусливые превращаются в подонков и стукачей, бесстрашные становятся жестокими» [68]. Схожим образом произошла и трансформация Чон Намгю. Размышляя о Чон Намгю, Квон Ирён снова листал «Охотника за разумом». «Наверное, одним из ключевых факторов в формировании личности серийного насильника или убийцы является его фантазия. В самом широком смысле слова». Разумеется, обычные люди тоже фантазируют, но воображаемые ими сцены не занимают мысли надолго. Для большинства фантазии подобны пролетающим мимо птицам. Однако социопат уверен, что птица может свить гнездо у него на голове и прекрасно в нем устроиться. Другими словами, он не различает желаемое и действительное. Какие фантазии рождались в голове Чон Намгю? Мир, полный демонов? Собственная битва с дьяволом? Почему Чон Намгю не понимал, что сражается вовсе не с выходцами из ада, а с беззащитными женщинами? Квон Ирён не мог постичь темноту, окружавшую серийного убийцу. Не только Квон Ирён отчаивался понять происходящее. От боли и непонимания страдали выжившие жертвы преступника и члены семей погибших. В декабре 2006 года газета «Хангёре» опубликовала статью об одной из таких семей: «Простить? Я не знаю, как такое можно простить» Во время нашей встречи господин Ким (55 лет) признался, что до сих пор переполнен гневом. В марте текущего года он потерял двух дочерей, погибших от руки «серийного убийцы с юго-запада». Младшая дочь четырнадцати лет осталась в живых, но сильно пострадала от ударов по голове и до июня находилась в больнице. Теперь раз в месяц ее принимает психоневролог. Раньше доброжелательная и спокойная, теперь она постоянно ссорится с младшим братом. Жена Кима (48 лет) после событий страшной ночи сторонится людей и почти не выходит из дома. Самому Киму было так тяжело, что он не мог работать почти полгода. «Месяца три или четыре назад я наконец бросил пить и вернулся к работе. Надо жить дальше и кормить себя и семью…» Глубокие душевные раны Киму нанес не только преступник. В ходе расследования полиция распространила среди соседей ложную информацию о том, что Ким был приемным отцом девочек. Следствие не скрывало, что Ким подозревается в убийстве ради страховки. Киму с семьей пришлось переехать подальше от осуждающих взглядов и злобных сплетен. С горечью он говорит, что, если бы настоящий преступник не попал в руки полиции, за решетку отправили бы его самого <…>. Преступление и наказание, покаяние и возрождение всегда были излюбленными темами для писателей. В литературе мы находим раскаявшихся и искупивших грехи убийц. Раскольников признает вину и духовно перерождается, убийца детей из «Истории жука» Ли Чхончжуна обращается к вере, думая получить прощение свыше [69]. Однако отец, в реальной жизни потерявший двух дочерей, не считал возможным простить за убийство. «Мне, выступающей за отмену смертной казни, часто задают один и тот же вопрос. Отвечаю. Они изменились. Если сейчас на чаши весов положить их грехи и мои, то, возможно, моя чаша перевесит. Их изменила любовь и только любовь. Они стали новыми людьми», – говорит в предисловии к переизданию романа «Наше счастливое время» [70] Кон Чиён, рассказывая о смертниках, с которыми начала общение более десяти лет назад. Квон Ирён хорошо помнит писательницу, приезжавшую поговорить с ним во время подготовки романа [71]. Вера писательницы в покаяние и исправление поистине прекрасна. Но потерявший дочерей господин Ким вряд ли с ней согласится. Вспомним еще раз о серийном насильнике, о котором рассказывал Брент Тёрви: хотя на суде насильник и демонстрировал глубокое раскаяние, он не останавливался до тех пор, пока не был арестован и обвинен. Вслед за Тёрви Квон Ирён уверен, что некоторые преступники не способны измениться к лучшему. На восстановление от полученных психологических травм жертвам преступлений и членам семей погибших требуется очень долгое время, иногда целая жизнь. Но, как показывает опыт Ким Юнхи, душевные раны получают также и люди, которых преступления не коснулись напрямую. Вот что она рассказывает: «На первом этапе расследования “дела трех сестер” господин Ким был подозреваемым в убийствах, и я, как профайлер, разрабатывала стратегию его допроса. Однако вскоре выяснилось, что настоящим убийцей был Чон Намгю. Ситуация очень сильно меня травмировала. Я впервые поняла, что не просто анализирую информацию, но, сама того не осознавая, могу навредить ни в чем не повинным людям. Раньше я не знала, какое влияние выводы профайлера могут оказать на действительность, но дело Чон Намгю многому меня научило». В связи с делом Чон Намгю к роли профайлинга в расследовании полиция стала относиться более серьезно. В информационном бюллетене Полицейского управления читаем: «Преступления, совершенные Чон Намгю, являлись преступлениями нового типа без понятного мотива, который могла бы распознать полиция. Это дело отчетливо показало недостатки современного следствия в отношении серийных преступлений с нетипичным мотивом». В результате были разработаны основы для будущих полицейских расследований серийных убийств. То, что Юн Вечхуль и Квон Ирён задумали еще шесть лет назад, наконец стало воплощаться в реальность. Так, информацию о преступлениях, произошедших в пределах юрисдикции одного полицейского отделения, теперь следовало передавать детективам всех участков, подведомственных территориальному отделению, а кроме того, в каждом региональном отделении должен был проводиться анализ, выявляющий сходные черты разрозненных преступлений. В будущем нахождение преступников, совершивших немотивированные преступления, включая серийные, должен был обеспечивать не отдельный следователь, а хорошо налаженная система.