– Что бы ты сделала, если бы нашла клад? Закопанный в землю сундук с драгоценностями и золотыми дублонами? – Что такое дублоны? – Старинные монеты. – Отдала бы маме и папе. Тогда они больше не будут ссориться. А ты? – И я тоже, – кивнул Пит. – А теперь марш в свою кровать, пока мне не пришлось тебя туда нести. Согласно условиям страхового полиса, Тому Зауберсу физиотерапия полагалась только два раза в неделю. Специальный микроавтобус приезжал за ним по понедельникам и пятницам в девять утра и привозил обратно в четыре дня, после гидротерапии и собрания, на котором люди с давними травмами и хроническими болями собирались в кружок и говорили о своих проблемах. Соответственно, в эти дни дом пустовал семь часов кряду. В четверг вечером Пит пожаловался на боль в горле. Наутро проснулся со словами, что горло болит по-прежнему, да еще, похоже, поднялась температура. – Ты горячий, это точно, – подтвердила Линда после того, как приложила внутреннюю сторону запястья к его лбу. Пит очень на это надеялся, потому что перед тем как спуститься вниз, подержал лицо возле лампы на прикроватном столике. – Если завтра тебе не станет лучше, придется ехать к врачу. – Отличная идея! – воскликнул Том со своей стороны стола, где он сидел, гоняя по тарелке яичницу. Он выглядел так, будто ночью совсем не спал. – Может, к специалисту? Я только позвоню в гараж. «Роллс» берет Тина, у нее теннисный урок в загородном клубе, но вот лимузин, думаю, свободен. Тина рассмеялась. Линда сурово посмотрела на Тома, но прежде чем успела раскрыть рот, Пит ввернул, что не так плохо себя чувствует и день, проведенный дома, поправит его здоровье. А если не этот день, то выходные – точно. – Надеюсь, – вздохнула Линда. – Хочешь чего-нибудь съесть? Пит хотел, но решил, что при больном горле говорить такого не следует. Он прикрыл рот рукой и покашлял. – Пожалуй, выпью сока. А потом пойду наверх и попытаюсь еще поспать. Тина ушла первой, вприпрыжку помчалась на угол, где могла поболтать с Эллен на те странные темы, которые обсуждают девятилетние, дожидаясь школьного автобуса. Потом мама уехала в школу на «фокусе». Последним отбыл отец, на костылях добравшись до ожидавшего его микроавтобуса. Пит наблюдал за его отъездом из окна спальни, думая, что отец как-то сжался. Волосы, торчавшие из-под бейсболки с логотипом «Сурков», начали седеть. После отъезда микроавтобуса Пит оделся, схватил одну из крепких полотняных сумок для продуктов, которые мать держала в кладовой, и отправился в гараж. Из отцовского ящика для инструментов достал молоток и зубило, положил в пакет. Прихватил лопату, пошел к воротам, но вернулся и захватил монтажный лом. Он никогда не был бойскаутом, однако верил в основательную подготовку к любому делу. Утро выдалось довольно холодным, и дыхание вырывалось паром изо рта, но к тому времени, когда Пит достаточно поработал лопатой, чтобы предпринять попытку вытащить сундук, температура воздуха поднялась выше нуля, и в куртке он сильно вспотел. Пит повесил ее на низкую ветку, огляделся (не в первый раз), чтобы убедиться, что он по-прежнему один. Никого не увидел, натер ладони землей, словно бэттер, готовящийся к удару по мячу. Схватился за ручку, напоминая себе, что она может оторваться. Меньше всего ему хотелось кувырком скатиться с насыпи. Если бы он упал в воду, проломив лед, то действительно мог бы заболеть. Возможно, в сундуке лежала только старая, заплесневелая одежда… да только кто будет зарывать в землю сундук со старой одеждой? Почему не сжечь ее или не отнести в Армию спасения? Впрочем, узнать, что внутри, он мог только одним способом. Пит глубоко вдохнул, плотно сжал губы и потянул. Сундук не шевельнулся, только ручка предупреждающе заскрипела, но Пита это не остановило. Он обнаружил, что сундук качается, и тут же вспомнил отца, который завязывал нитку на молочном зубе Тины, раскачивал его, а потом выдергивал, если тот не вылезал сам. Пит опустился на колени (напомнив себе, что должен или выстирать джинсы, или запрятать поглубже в стенной шкаф) и заглянул в раскоп. Увидел толстый корень, который, как щупальце, обвился вокруг дальней части сундука. Схватил лопату и принялся рубить корень. Сразу не получилось, ему пришлось несколько раз отдыхать, но в итоге он справился. Отложил лопату и вновь взялся за ручку. Сундук уже не так прочно сидел в земле. Чувствовалось: еще чуть-чуть, и его удастся вытащить. Пит посмотрел на часы. Четверть одиннадцатого. Он подумал о маме, которая могла позвонить домой на перемене, чтобы узнать, как он себя чувствует. Это не проблема: не дождавшись ответа, она подумает, что он спит. Но Пит напомнил себе, что, вернувшись, надо проверить автоответчик. Он взял лопату и принялся подрывать землю вокруг сундука и обрубать мелкие корни. Потом вновь ухватился за ручку. – На этот раз ты вылезешь, – сказал он. – На этот раз точно вылезешь. Потянул. Сундук заскользил вперед так неожиданно и легко, что Пит наверняка свалился бы, если бы не широко расставленные ноги. Теперь сундук торчал из земли, чуть присыпанный сверху. Пит видел защелки на передней стороне, старинные, как на обеденных контейнерах, какие носили с собой рабочие. И большой замок. Пит вновь дернул за ручку, и на этот раз она оторвалась. – Твою мать, – выдохнул Пит, глядя на руки, покрасневшие и зудящие. Что ж, сказал «а» – говори «б» (еще одно из любимых выражений матери). Пит обхватил сундук неуклюжим медвежьим объятием и подался назад. На этот раз сундук полностью вылез из земли, и солнце впервые за много лет осветило этот влажный грязный реликт с ржавой фурнитурой. Длина сундука составляла два с половиной фута. Ширина – как минимум полтора. Пит приподнял край сундука и прикинул, что весит тот никак не меньше шестидесяти фунтов, половину его собственного веса. Однако он понятия не имел, сколько приходится на содержимое, а сколько – на сам сундук. В любом случае дублонов внутри не было. Если бы сундук набили золотом, он не смог бы вытащить его из земли. Не говоря о том, чтобы поднять. Пит открыл защелки – полетели фонтанчики земли – и наклонился к замку, готовясь вскрыть его молотком и зубилом. А потом, если бы не удалось, пустить в ход монтажный лом. Но сначала… не попробуешь – не узнаешь… Он взялся за крышку, и она поднялась, скрипнув засыпанными землей петлями. Позже он предположил, что кто-то купил этот дорожный сундук в комиссионном магазине задешево, потому что от него не было ключа, но в тот момент только таращился на содержимое. Не чувствовал вздувшегося на ладони волдыря, боли в спине и бедрах, пота, стекавшего по грязному лицу. Не думал о матери, отце или сестре. Не думал о гавках-тявках, во всяком случае, тогда. Сундук был выстлан полиэтиленовой пленкой, чтобы предохранить содержимое от сырости. Под пленкой Пит видел вроде бы записные книжки. Он стер с пленки конденсат ребром ладони, словно дворником ветрового стекла. Действительно, записные книжки, красивые, с кожаными обложками. Не меньше сотни. Но не только они. Еще конверты, похожие на те, в каких его мать приносила деньги после того, как обналичивала чек. Пит сдернул пленку. Прочитал напечатанные на конвертах надписи: «ГРЭНИТ СТЕЙТ БАНК» и Ваш верный друг. Потом он заметит определенные отличия этих конвертов от тех, что его мама приносила из «Корн банк энд траст» – отсутствие электронного адреса и предложения использовать банкомат для снятия наличных, – но в тот момент Пит только смотрел. Сердце колотилось так сильно, что перед глазами запрыгали черные точки, и у него даже мелькнула мысль, а не теряет ли он сознание. Черта с два, в обморок падают только девчонки. Может, и так, но он действительно ощущал слабость и дурноту и осознавал, в чем проблема: открыв чемодан, он забыл, что надо дышать. Пит набрал полную грудь воздуха, выдохнул, набрал снова. Ему полегчало, голова прочистилась, однако теперь сердце колотилось еще сильнее, а руки тряслись. Эти банковские конверты будут пустыми. Наверняка. Люди находят клады с деньгами в романах и фильмах, но не в реальной жизни. Только конверты не выглядели пустыми. Они выглядели набитыми. Пит потянулся к одному, потом ахнул, услышав шуршание на другой стороне речки. Развернулся и увидел двух белок, принявших недельную оттепель за приход весны и резвившихся в опавших листьях. Белки взбежали на дерево, подергивая хвостами. Пит повернулся к чемодану и схватил один из банковских конвертов. Он не был заклеен. Пит приподнял клапан пальцем, который сразу онемел, как на морозе, хотя температура воздуха точно перевалила за сорок градусов[2]. Раскрыв конверт, Пит заглянул внутрь. Деньги. Двадцатки и полусотенные. – Святой Иисус на небесах, – прошептал Пит Зауберс. Он вытащил пачку купюр и попытался сосчитать, но руки так сильно тряслись, что он их выронил, а когда подбирал, перегревшийся мозг заверил его, что с одной ему подмигнул Улисс Грант. Он сосчитал. Четыреста долларов. Четыреста долларов в одном конверте, и в сундуке их десятки. Пит засунул купюры обратно в конверт – работа не из легких, учитывая, что руки тряслись сильнее, чем у дедушки Фреда в последние годы его жизни. Бросил конверт в сундук и огляделся широко раскрытыми, выпученными глазами. Шум транспортного потока, обычно слабый и далекий на этом заросшем кустами и деревьями участке, внезапно усилился, стал угрожающим. Клад Пит нашел не на Острове сокровищ, а в городе, где проживало более миллиона людей, многие из которых остались без работы и обрадовались бы содержимому этого сундука. «Думай, – сказал себе Пит Зауберс. – Это самое важное событие в твоей жизни, может, важнее уже ничего не случится, так что думай и постарайся найти правильное решение». Ему вдруг вспомнилась Тина, устроившаяся у стенки в его кровати. Что бы ты сделала, если бы нашла клад? – спросил он тогда. Отдала бы маме и папе, ответила Тина. Но, допустим, мама захотела бы все вернуть? Да, это важный момент. Папа бы не вернул, Пит это знал, но мама была из другого теста. Она четко знала, что правильно, а что – нет. Покажи он им сундук, все могло закончиться самыми жуткими гавками-тявками по части денег. – А кроме того, вернуть кому? – прошептал Пит. – Банку? Нелепо. Или нет? Может, деньги – действительно пиратский клад, только закопали его грабители банков, а не пираты. Тогда почему деньги в конвертах, словно из банка? И что это за черные записные книжки? Обдумать все это он мог позже. Сейчас следовало действовать. Пит посмотрел на часы. Без четверти одиннадцать. Время есть, но его надо использовать с умом. – Использовать или потерять, – прошептал Пит и начал лихорадочно перекладывать конверты «Грэнит стейт банк» в полотняную сумку для продуктов, где лежали молоток и зубило. Он вытащил сумку с откоса на высокий берег, накрыл курткой. Бросил полиэтиленовую пленку в сундук, закрыл крышку, засунул сундук в дыру. Остановился, чтобы стереть со лба пот и грязь, схватил лопату и с маниакальной скоростью принялся забрасывать сундук землей. Более или менее прикрыв его, поднял куртку, сумку и побежал по тропе к дому. Решил, что первым делом спрячет сумку у дальней стены стенного шкафа в своей комнате, а потом посмотрит, нет ли сообщения от матери на автоответчике. Если на мамином фронте все спокойно (и если отец не вернулся раньше с физиотерапии, а это было бы ужасно), он сможет вернуться к речке и замаскировать сундук получше. Потом сможет заглянуть в записные книжки, но по пути к дому в то солнечное февральское утро они интересовали его только с одной стороны: под ними или среди них могли находиться другие конверты с деньгами. Пит думал: «Я должен принять душ, а потом смыть с ванны всю грязь, чтобы мама не спросила, что я делал на улице, когда мне полагалось лежать в постели. Я должен соблюдать предельную осторожность и никому ничего не говорить. Ни единому человеку». Когда он принимал душ, его осенило. 1978 год Дом – это место, где тебя примут, если ты надумаешь туда вернуться, но, когда Моррис прибыл к дому на Сикомор-стрит, ни единое освещенное окно не разгоняло вечерний сумрак и никто не встретил его у двери. Да и кто мог его встретить? Мать находилась в Нью-Джерси, читала лекции о бизнесменах девятнадцатого столетия, которые пытались украсть Америку. Делилась знаниями с аспирантами, которые и сами, вероятно, намеревались украсть все, до чего смогут дотянуться в погоне за Золотым баксом. Кто-то мог сказать, что и Моррис погнался за несколькими Золотыми баксами, отправившись в Нью-Хэмпшир, но они ошибались. Он ездил туда не за деньгами. Он хотел поставить «бискейн» в гараж, чтобы автомобиль никому не мозолил глаза. Черт, он хотел спрятать «бискейн», но понимал, что с этим надо подождать. Первой в списке стояла другая задача: Полина Мюллер. Жители Сикомор-стрит в большинстве своем прилипали к телевизорам, как только начинался прайм-тайм, и не увидели бы летающую тарелку, приземлившуюся на лужайке перед домом, но только не миссис Мюллер. Соседка Беллами возвела подсматривание в ранг высокого искусства. Поэтому Моррис сразу пошел к ней. – Посмотрите, кто пришел! – воскликнула она, открыв дверь… как будто и не выглядывала из окна кухни, когда Моррис свернул на подъездную дорожку. – Морри Беллами! Во всей своей красе! Моррис ослепительно улыбнулся: – Как поживаете, миссис Мюллер? Она обняла Морриса, и ему пришлось ответить тем же, хотя он с радостью обошелся бы без этих объятий. Потом повернула голову, колыхнув вторым подбородком, и крикнула: – Берт! Берти! Это Морри Беллами! Из гостиной донеслось двойное бурчание, которое, вероятно, расшифровывалось как добрый вечер. – Заходи, Морри! Заходи! Я поставлю кофе. И знаешь что? – Она игриво вскинула неестественно черные брови. – У меня есть торт «Сара Ли». – У меня даже слюнки потекли, но я прямо из Бостона. Ехал без остановки. Вымотался донельзя. Просто не хотел, чтобы вы вызвали полицию, увидев свет в окнах нашего дома. Она по-обезьяньи захихикала. – Какой ты предусмотрительный! Но ты всегда таким был. Как твоя мамуля, Морри?