Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 52 из 91 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вижу, вам есть, что обсудить, – вернул себе слово Шумахер. – Поженитесь – болтайте сколько влезет, а сейчас… – Нам нечего обсуждать, – перебил его Ляпа. – Вы показали, что делаете – нам не понравилось. На этом расстаёмся: мы там не были, ничего не видели, вы нас не знаете. – Иначе что? – прищурился Шумахер. – Ничего, – пожал плечами Ляпа. – Ваш косплей нас не касается, развлекайтесь, как хотите, а нас со Светой не трогайте. – Она, кстати, знает, что ты переспал с Кристиной? – совершенно неожиданным для Бочки, очень гаденьким голосом поинтересовался Шумахер. Он хотел, чтобы фраза прозвучала так же нагло, как реплики Ляпы, но в горле что-то скрипнуло и тон получился полностью соответствующим подлости вопроса. – Знает, конечно, – спокойно ответил Ляпа. – Неужели ты думал, что я оставлю в твоих руках такой рычаг давления? Мы со Светой долго говорили той ночью. И тебе тот разговор ничем не перебить. – Странно, что Кристина тебе не понравилась, – протянул Шумахер. – Она у нас затейница. Ляпа ответил ему долгим взглядом и повторил: – Мы там не были, вы нас не знаете. – Ты рассказал Свете только о том, что у тебя с Кристиной было на шабаше? А о поездке к ней домой? С бутылкой вина? – Шумахер, терпеть не мог проигрывать, уже считал Свету своей и потому бросил в бой последний козырь. Два последних козыря: – И скажи, что нам делать с фотографиями твоей подружки? Ляпа побагровел. – Даже не знаю, какие лучше: где Света ласкается с Ангелиной или где раздвигает на камеру ноги? На несколько секунд на маленькой иркутской улице возникло такое напряжение, что можно было бы неделю питать весь город. Бочка решил, что теперь-то драка точно неизбежна, но Ляпа вновь его удивил: – Покажи, – спокойно попросил он. – Что? – осёкся Шумахер. – Покажи фотографии. Они ведь наверняка у тебя в телефоне. Или нет? – Ляпа медленно оглядел Шумахера и Бочку. – Или их у вас нет? – Молчание. – Их у вас нет! – догадался Ляпа и широко улыбнулся: – Не знаю, куда вы их дели, но если вдруг они к вам вернутся – не советую их выкладывать на общее обозрение, понятно? А то головы поотрываю, на хрен. Ты уже знаешь, как это бывает. – Ляпа кивнул опешившему Бочке и посмотрел на Шумахера: – А ты – узнаешь. И это было ошибкой, потому что Шумахер, до сих пор пребывающий в такой же прострации, как Бочка – ошарашенный наглостью Ляпы – взвился и недобрым голосом спросил: – Ты мне угрожаешь? – Что, испугался? И эта фраза стала второй ошибкой Ляпы. Фатальной. Наглость ему ещё могли спустить, но обвинение в трусости привело Шумахера в бешенство. Вызвало абсолютно неконтролируемую, неистовую ярость. Звериную ярость. Наглое поведение, ускользнувшая Света, презрительное обвинение в трусости заставили его броситься на Ляпу с кулаками. Тот был готов – встретил Шумахера ударом в грудь, тут же отступил, чтобы держать в поле зрения обоих противников, но закончить манёвр не успел. Бочка знал друга намного лучше Ляпы, сразу догадался, что Шумахер полезет в драку, и в тот момент, когда Ляпа встретил Шумахера кулаком в грудь, Бочка изо всех сил ударил его в голову. Целился в скулу, но получилось в висок. И получилось так сильно, что Ляпу повело. Бочка же, не теряя времени врезал ещё раз. На этот раз удар пришёлся в скулу, хотя целился Бочка в висок, но цель всё равно была достигнута – Ляпа повалился на землю. А подоспевший Шумахер принялся бить его ногами. В голову. – Что ты делаешь? Бочка и сам был не прочь проучить дерзкого щенка: за то, что сбежал, за то, что надавал ему, когда сбегал, за то, что Светку не отдал, за наглость, в конце концов… Бочка хотел наказать Ляпу, но видел, что Шумахер не бьёт, а убивает, и потому закричал: – Остановись! – Лучше помоги! – Ты что творишь? Ты сдурел? – Бочка во все глаза смотрел на окровавленного, тихо стонущего Ляпу. – Шумахер, ты что наделал? Он ведь едва дышит. – Ещё дышит?! Шумахер огляделся, увидел лежащий у забора кирпич, кто знает, как он здесь оказался, поднял его двумя руками и изо всей силы ударил Ляпу по голове. Усмехнулся, посмотрев на застывшего в ужасе Бочку, а затем сказал: – Тут рядом Ангара. Она всё примет. – И ударил ещё раз. 10 лет назад, июнь Ошибки нет.
Ошибки нет. Ошибки, мать твою, нет! Всё точно, всё абсолютно точно – проверено, изучено, рассмотрено под микроскопом, разложено на молекулы, вымочено в растворах или как они делают свои проклятые анализы? Не важно. Какая, к чёртовой матери, разница, что они делают с его кровью и прочими образцами, если результат уже получен? И результат ставит крест на мечтах, надеждах, планах – на всём. На жизни. Проклятый результат. «Нет! Нет!! Нет!!! Я не хочу! Я не хочу так!» Кричи, кричи громче, в твоих воплях нет никакого смысла. Кого волнует твой крик? Твоя боль? Твой ужас от того, что времени оказалось так мало? Контракт был заключён без твоего участия – детей ведь не спрашивают, хотят ли они рождаться… Когда ты появился, контракт уже был составлен и подписан. И никого не волнует, что некоторые его пункты оказались не такими, как ты ожидал. Например, срок действия контракта. «Интересно, история знает примеры заключения бессрочных контрактов?» Кривая усмешка. Он надеялся, что прорвавшаяся сквозь слёзы шутка заставит его хоть на мгновение отвлечься, но она лишь разозлила. И усмешка превратилась в злобный оскал. «Наверное, такие контракты есть, но не со мной… Мне предложено другое, а я… Я не хочу так!» Но кого это волнует? Его просто ткнули носом в строку: действие прекращается в период… по обоюдному согласию сторон… спасибо за сотрудничество… «Я не хочу так!» Он держался до последнего: заставил себя отрешиться от результатов первых анализов – таких же страшных, – сухо поблагодарил врачей и отправился в другую клинику, прошёл исследование, ничем не показывая, что догадывается, откуда взялись периодические головокружения и приступы слабости. Сказал, что хочет сделать обследование, потому что «мама очень мнительная», тщательно соблюдал все инструкции, шутил с медсёстрами, а получив результаты, спокойно выслушал слова врача, произнесённые мягким, проникновенным тоном. Он был готов. «Мне очень жаль, но ваша мама оказалась права – обследование показало… но на начальной стадии… у вас есть шанс…» Он вышел на набережную и там дал волю эмоциям: – Нет! – Вцепился руками в парапет и в голосину выл: – Нет!!! Пожалуйста, нет! – Слова летели над водой. Никому не нужные слова. – За что?! Почему ты так со мной? Он кричал, рыдал, ругался, снова кричал, умолял, обещал, а потом вдруг замолчал. Не потому, что пришёл в себя, нет, ужас леденил по-прежнему и внутренняя дрожь не оставляла. Замолчал, потому что услышал себя. Услышал свой крик и услышал в нём ответ. «За что? Как это “за что”? А разве непонятно?» И с горечью уставился на воду. Которая будет бежать и после того, как он умрёт. Даже не заметит, что его нет. И та вода, уходящая под большие валуны мыса Рытого, тоже будет течь в привычном русле, возможно, негромко хихикая над теми, кто посмел нарушить её покой. И покой того, кто смотрел на них – глупых и самонадеянных – из-за деревьев. Смотрел на них с лёгким раздражением, которое обернулось большой бедой. Вот что он услышал в своих словах – не такое уж далёкое прошлое. И совершённую в нём ошибку. – Я знаю, что сделал, и знаю, что виноват, – тихо сказал он, глядя на воду. И не сомневаясь в том, что будет услышан: вода обязательно донесёт, воде не трудно. – Я обещаю всё исправить. Нужно только подумать, как это сделать… как попросить у тебя прощенья… как? Он смотрел на воду и спокойно перебирал возможные варианты. Спокойно и хладнокровно. Пока не остановился на том, который показался ему наиболее подходящим. Который покажет хозяину мыса, что он раскаивается и готов на всё, чтобы вымолить его прощение. Абсолютно на всё. 18 августа, четверг Антон не подвёл – прислал письмо, прикрепив к нему файл с рассказом об экспедиции. Однако в изложении старой истории участниками сообщества, к сожалению, не оказалось ничего нового. Те же клички, тот же печальный финал – «все умерли». Действительно, «страшилка» для новичков, не более. А поскольку историю никак не «раскручивали», не дополняли выдуманными подробностями, стараясь сохранить сухой документальный тон, то читалась она без всякого интереса. Возможно, на тех, кто верит во все байкальские тайны, история навевала ужас, но взгляд со стороны за повествование не цеплялся. Не возникало ощущения искренности. Из важного, но это уже в самом письме – точная дата похода: он состоялся одиннадцать лет назад, в августе. Что служило очередным косвенным подтверждением связи экспедиции и начавшихся через год убийств. В том же письме – имя и адрес Рины. Марины Петровны Фроловой, умершей одиннадцать лет назад. На момент смерти – двадцать один год.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!