Часть 55 из 91 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– И там всё точно так же, как тогда, – почти с гордостью сообщил Пётр Дмитриевич.
– Вы сохранили комнату дочери?
– Я уже тогда жил отдельно, – объяснил удивлённому полицейскому Алексей.
– А нам и двух оставшихся достаточно, – произнесла Зинаида Николаевна. – Мы с Петей заходим к ней… сидим…
Не «в комнату», а «к ней» – к дочери.
Одиннадцать лет прошло, а боль не утихает. Боль остаётся навсегда.
– Я… – Вербин откашлялся. – Простите… я могу осмотреть комнату?
– Конечно.
Которую регулярно убирали… но и только. Во всём остальном она осталась в точности такой, как в последний день жизни девушки. На спинке стула висит чёрная толстовка. На письменном столе – книги и тетради, в одной стопке, вперемешку. Сверху лежит авторучка. На прикроватной тумбочке – планшет и наушники.
Всё как тогда.
– Марина вела дневник?
– Нет.
– Записи из поездок она обрабатывала, систематизировала и выкладывала на сайт сообщества.
– Оригиналы сохранились?
– Да, конечно.
– Можно я просмотрю? Хоть что-нибудь?
– Две верхние полки в книжном шкафу.
– Спасибо.
Толстые тетради вперемешку с разномастными блокнотами. Рукописные заметки об экспедициях и походах, карты и даже зарисовки. Рисовала Марина неплохо. И почерк у неё был аккуратный, такой трудно сохранить в походе, когда приходится записывать на коленке. По почерку чувствовалось, что девушка очень старалась. Но ни слова от себя – все записи строго по делу. Если Рина и вела дневник, в котором делилась эмоциями и переживаниями, его нужно искать специально. Но вряд ли девушка занесла в него что-то действительно важное.
Феликс вернул блокнот на место и задумчиво оглядел комнату.
В неприкосновенности.
Пожилые родители Марины скоро станут старыми. У них есть сын, наверняка – внуки или внучки, которые никогда в жизни не видели «тётю Марину», мемориал которой находится в квартире бабушки и дедушки. Интересно, им его показывали? Вполне возможно. Но для них мемориал не имеет такого значения, как для Зинаиды Николаевны и Петра Дмитриевича. Не может иметь. И поэтому однажды мемориал будет разрушен. И неважно, кто здесь будет жить – внуки или другие люди, никто из них не оставит комнату в прежнем виде. И тогда о Рине будет напоминать лишь надпись на кладбищенском камне.
– Где Марина хранила фотографии?
– В компьютере, в телефоне, на планшете – где все хранят, – ответил Алексей.
– Скажите, я смогу взять телефон и планшет? – осторожно спросил Феликс.
– Телефон пропал, – ответила Зинаида Николаевна. – Мы его обыскались, но не нашли. А планшет… – Она посмотрела на мужа. Пётр Дмитриевич, поколебавшись, кивнул. – Планшет возьмите. Только он под паролем и мы в него с тех пор не заглядывали.
– Мы постараемся что-нибудь придумать, – тихо сказал Вербин. Поймал взгляд Алексея и ответил на его вопрос до того, как он был задан: – Я даю слово, что если на планшете окажутся частные фото, они ни в коем случае не будут обнародованы. Я лично за этим пригляжу.
– Если вы надеетесь найти фото Кейна или Доктора, то скорее всего не получится: Марина не любила фотографировать людей, – добавил Алексей. – Но охотно позировала.
– Марина была красивой, – негромко сказал Вербин, глядя на фото девушки.
На одно из многих фото, украшающих комнату: Марина в походе, на пляже, в парке, на набережной, на Иерусалимской лестнице… И везде одна.
Зинаида Николаевна вновь всхлипнула, дотронулась до предплечья мужа и вышла из комнаты. Пётр Дмитриевич кашлянул, буркнул что-то нечленораздельное и последовал за женой.
– Я сказал что-то не то? – тихо спросил Феликс.
– Им до сих пор больно, – ответил Алексей, разглядывая одну из фотографий сестры. – Очень больно. Я приезжал часто, но всё-таки приезжал, а не жил здесь, и то чувствовал себя погано. А они наблюдали за тем, как Марина угасает. Здесь. В своём доме. В их доме. В режиме двадцать четыре на семь. Их дочь. – Алексей выдержал короткую паузу. – Я бы, наверное, не выдержал. Я уверен, что не выдержал бы. А они как-то справились и даже не сошли с ума. Не представляю, каково им пришлось, но они справились.
Невозможно представить. Зато можно понять, почему в квартире появился мемориал. Пусть не навсегда, но до тех пор, пока они живы.
– Вы ведь расследуете убийства? – тихо спросил Алексей.
– Как правило, – подтвердил Феликс. – Но не здесь.
Однако на оговорку Алексей не обратил внимания, его интересовало другое.
– Убивают, наверное, быстро? Пуля в голову или ножом. А тут – несколько месяцев. Несколько долбаных месяцев.
– Когда быстро – тоже ничего хорошего, – вдруг ответил Вербин. Неожиданно для себя ответил искренне.
– Что вы имеете в виду?
– Месяц назад моя невеста легла спать и не проснулась.
– Бог ты мой, – пробормотал Алексей. – Мне очень жаль.
– Это больно, – продолжил Вербин. – Быстро или долго – это всегда больно. И с этим всегда трудно жить. Сначала – почти невозможно, потом – трудно.
– Вы поэтому приехали на Байкал? Бежите от себя?
– От себя сбежать нельзя, – ответил Феликс. – Я ненадолго сменил небо.
Алексей выдержал короткую паузу, а затем крепко пожал Вербину руку.
///
– Феликс, подождите!
Выйдя из подъезда, Вербин сначала постоял – неспешно нащупал пачку сигарет, зажигалку, прикурил, задумчиво посмотрел, как медленно растворяются в летнем воздухе клубы дыма, затем вернул пачку и зажигалку в карманы и очень медленно пошёл вдоль дома к улице. Намеренно медленно. Он не догадывался, что с ним захотят поговорить – он надеялся, и надежда оправдалась.
– Феликс, подождите!
Алексей догнал его и остановился в шаге от развернувшегося полицейского.
– Да?
В глазах мужчины – сомнение. Вполне ожидаемое, учитывая обстоятельства, ведь ему было известно нечто постыдное, нечто такое, что могло запятнать память сестры, которая так важна для родителей. Сестры, которая так сильно любима ими… но в то же время Алексей чувствовал, что информация может оказаться полезной Феликсу. Информация, которую он не обязан выдавать. А Феликс не мог на него давить, чтобы её заполучить. Они оба это знали. Поэтому Алексей сомневался, а Вербин старательно обдумывал каждое слово разговора, который он уже мысленно спланировал.
– Я хотел спросить… Почему вы занялись этим расследованием? Чего вы ищете?
– Кого, – негромко поправил собеседника Вербин.
– Кого?
И ещё Феликс знал, что Алексей решился его догнать после короткого диалога в комнате Марины. После того, как пожал ему руку. А значит, придётся и дальше быть искренним. Но в данном случае, это не станет грубым нарушением данного Дарье обещания, потому что сейчас нужно быть искренним. Необходимо. В противном случае визит окажется бесполезным.
– Я подозреваю, что в Иркутской области орудует серийный убийца, – медленно ответил Вербин, глядя Алексею в глаза. – По моим подсчётам, он уже убил шесть человек. Как минимум – шесть. И у меня есть основания предполагать, что экспедиция, в которой принимала участие ваша сестра, каким-то образом связана с этими убийствами.
– С убийствами, которые начались после смерти Марины? – уточнил Алексей.
Для него это было очень важно.
– Первое произошло примерно через год после её смерти, – рассказал Феликс. – Поэтому Марина не может иметь ни к нему, ни к последующим преступлениям какого-либо отношения и её имя не будет упоминаться.
– Вы только подозреваете преступления?
– Да, – повторил Вербин. – И может получиться так, что я напрасно вас потревожил и разбередил старую рану.
Честность – это очень важно. А ещё более важно то, что Алексей почувствовал, понял, что с ним ведут себя честно. Он кивнул, но затем вернулся к своему вопросу:
– Но зачем вам это? Лично вам? Вы ведь здесь…
– В отпуске.
– И вы только что понесли тяжёлую утрату.
– Возможно, поэтому я и взялся за расследование – это и есть мой способ вернуться, – произнёс Феликс. – Не забыть обо всём – я не сумею, но вернуться. В последние недели я пребывал в полнейшем смятении и это, поверьте, не преувеличение. Я не знал, что буду делать дальше… просто не представлял. Я не хотел ничего. И ехать сюда – не хотел. Друг меня заставил, за что я ему безмерно признателен. Я прилетел, бродил по Иркутску, потом отправился на Байкал, рыдая… внутри себя рыдая от того, что прилетел без неё… а потом… – Вербин грустно улыбнулся. – То была случайность… наверное, случайность – в том, что я оказался на мысу. Но затем случайности закончились, потому что я увидел то, чего не увидели другие. Или представил, как это могло быть… Не естественная смерть, а хладнокровное убийство. У меня возникли подозрения – на ровном месте. Подозрения там, где нет даже намёка на них. И я начал задавать вопросы. Я не умею проходить мимо, если у меня возникают подозрения. Я начинаю копать. Это… извините за некоторый пафос – это моё призвание.