В общем-то как и планировал двадцать минут назад… — Сссука! Центнер разъярённого Виктора, получившего по щам, угрожающе надвигается на худющего Черепа и тот падает на багажник вымытой хонды. — Конец тебе, спирохема! — пухлые пальцы смыкаются на горле моего защитника. Он давится и пытается захватить ртом воздух. — Ты чё делаешь? Немедленно отпусти его, скотина! — запрыгиваю обезьяной ему на спину и колочу правой рукой. — Эээ! — сперва слышу, а потом и вижу Климова. Наверное, ребята наблюдали за нами через камеру. — Ну-ка отвалил от него, мужик! — Руки убрал, слышь? А это уже Паровозов, влезший между ним и задыхающимся Антоном. — Или щас мы тебя подуспокоим огнестрелом, — Динамит достаёт пистолет, и тогда важный человек с разбитым носом наконец отпускает жертву отмщения и поднимает руки. Я часто дышу, всё ещё прицепившись клещом к спине толстяка. Получивший свободу Антон, скатившись с багажника, надсадно кашляет. — Ясь, я не понял, почему у нас на улице такая оче… Хозяин автомастерской замирает в дверях и хмурится, наблюдая открывшуюся перед ним картину. *** Честно говоря, думала, что после того случая Эмиль меня уволит. Но нет. Хозяин автосервиса, на удивление, в этом конфликте встал на мою защиту, и я продолжила мыть тачки дальше. Чему была очень рада… — Ого, вот это да! — непроизвольно притормаживаю у автомобиля, на капоте которого «лежит» огроменная змея. Её глаза направлены прямо на меня. Длинный, разделённый надвое язык высунут наружу. Серо-коричневая чешуя переливается, словно на солнце. — Красивая, как живая! — залипаю я восторженно. — Ты здорово рисуешь, — перевожу взгляд на сосредоточенное лицо художника. В эту самую секунду он недовольно рассматривает своё творение, словно оценивая. — Я принесла тебе кофе. Ты, как всегда, последний. Ян, именно так зовут этого мрачного парня, кажется, только сейчас замечает моё присутствие. Поворачивается. Ещё сильнее хмурит густые брови. Забирает бумажный стаканчик с кофе из моих ладоней и садится на раскладной стул. — Где ты научился так рисовать? Это же… невероятно круто. Настоящее искусство! Он пренебрежительно фыркает. — У тебя плохой вкус. Ты ни черта не смыслишь в искусстве. — Может и не смыслю, — равнодушно пожимаю плечом, — но ты — точно талантище. — По-твоему, талант в посредственности? — кивает на выполненную им аэрографию. То есть я не ошиблась. Ему действительно не нравится результат. — По-моему, ты это… конкретно себя недооцениваешь. — Ты хотела сказать, что я реалист? Определённо… — лёгкий кивок головы. — Опять на ночь останешься? — окидываю любопытным взглядом помещение, в котором он работает, и запах краски всё активнее пробивается в ноздри. — Компанию, что ли, составить хочешь? — ухмыльнувшись, выдаёт провокационно и вытягивает вперёд ноги. — Не, спасибо за предложение, но сегодня я устала как лошадь. Болит? — спрашиваю, глядя на то, как он морщится, откинув голову назад. Не дождавшись ответа, шагаю к нему, становлюсь сзади и начинаю массировать пальцами шею и спину, нажимая на нужные точки. — Полегче? Чувствую, что парень, сперва явно напрягшийся, сейчас постепенно расслабляется. — Да. — Я, кстати, Яся. Мы много раз видели друг друга, но пообщаться и познакомиться как-то не удавалось. — Симпатичные кудряхи. Не могу смолчать. Шевелюра у художника классная. Знаете, как из рекламы шампуня. — Массаж. Комплименты… Есть желание переспать со мной? — задвигает устало. — Мечтай, — моя очередь фыркать. — Приёмный отец работал массажистом. С детства знаю некоторые полезные фишки. Вот и решила немного облегчить твои страдания. — Что забыла здесь, на грёбаной мойке, Яся? — вроде и вопрос задаёт, но голос звучит абсолютно ровно. — А ты? — рикошетом отбиваю. Поворачиваясь, выгибает бровь. — Чё? Дорогие часы. Золотая цепь, размером с собачий ошейник. Брендовый шмот, — поясняю я. — Подозрительно, согласись? — Для того чтобы всё время оставаться козырным тузом, нужно время от времени менять масть, — отвечает он, выдержав паузу. — Хм… Что бы это значило? Говорит загадками. — А мне просто нужна работа и деньги, — выдаю как есть. — С твоей внешностью можно было найти место поприятнее, — возвращается в исходную позицию, и я продолжаю разминать ему шею. — Меня всё устраивает. — Это и настораживает, — произносит Ян задумчиво в тот момент, когда открывается дверь бокса. — Долго я, блять, ждать тебя должен? — доносится до нас в край рассерженный голос Дымницкого. — Чё? — растерянно на него смотрю, пытаясь сообразить, о чём речь. — Чё-чё, — передразнивает меня он. — С телефоном твоим что? Невозможно дозвониться! — выговаривает с претензией. Блин. Я вышла к Яну ненадолго, но, заболтавшись с ним, совсем забыла о том, что меня должны забрать ребята. — Не знаю. Он там, в подсобке лежит, — объясняюсь, пока его высокая фигура направляется к нам. — Сама в подсобке ляжешь, если через три минуты не посадишь свою задницу в тачку, — предупреждает он, задержав взгляд на моих пальцах, всё ещё на автомате выполняющих ритмичные движения на коже Кучерявого. — Ясно, я буду там через две! Мне дважды повторять не надо. Топаю к выходу и уже собираюсь послушно ретироваться из покрасочного цеха восвояси, но внезапно замираю у двери, когда до меня долетают слова, адресованные Яну. — Проверь, всё ли при тебе. Она могла стащить что-нибудь ценное. В груди опять что-то надламывается. Закусываю губу до боли. Стискиваю металлическую ручку до побелевших костяшек и, отсчитав про себя несколько секунд, толкаю дверь. Вот ведь козлина!