Аманда оттеснила следующую за ней по пятам Сабрину и, придержав дверь, просунула голову в кухню. Там Гас и Нэнси что-то разглядывали, склонясь над кухонной столешницей. – Гас, ты готов? Они одновременно оглянулись. Рука Нэнси лежала у Гаса на плече. Гас вопросительно посмотрел на бабушку. Она кивнула. Нэнси улыбалась и, похоже, была в куда лучшем расположении духа, чем Аманда ожидала после сегодняшнего вечера. Чувствуя за плечом Сабрину, ни на что, кроме самых необходимых слов, она не отважилась: – Прости меня. За сегодня. – Ничего. Все в порядке, – коротко отозвалась Нэнси и тихонько подтолкнула к ней Гаса, но сама от разделочного прилавка не оторвалась. – Поезжай с мамой, Гас. Я дальше сама справлюсь. Увидимся утром. На прощание Гас с бабушкой друг другу широко улыбнулись. Чего бы Аманда ни отдала за такую от них улыбку. Разве сравнишь с улыбкой Нэнсино скупое: «Ничего. Все в порядке»? Но ничего не поделаешь, пора уходить. Гас уже проскользнул мимо, а Нэнси отвернулась, давая понять, что разговор окончен. Аманда еще секунду помедлила в надежде, что свекровь на нее хоть посмотрит, и пошла к выходу вслед за Гасом. Дома и Гас, и Фрэнки мгновенно разбежались по своим комнатам. Из-за хлипких стен еще долго доносились какое-то шуршание и игравшая у Гаса музыка. Аманда осталась одна. Она только и мечтала о том, чтобы все оставили ее в покое, а получилось, от одиночества стало только хуже. Казалось, «Фрэнни» в «Кулинарных войнах» победить – раз плюнуть. Казалось победа у них в кармане – они получат приз, расплатятся со всеми задолженностями, залатают все дыры и заживут нормальной жизнью: будут жарить цыплят, кормить и поить людей, как делали это уже много десятилетий. А что получилось?.. Она бросила сумку на стол, но промахнулась. Сумка свалилась на пол, и ее содержимое разлетелось во все стороны. Рабочий альбом нараспашку, страницы согнуты и помяты. Аманда его подняла и принялась разглаживать рисунки. Еще не поздно, еще можно немного порисовать. Но молодые курочки, насмехавшиеся над Карлин, теперь, казалось, смеются над ней самой. Какого черта она тратит время на всю эту ерунду? Ничего хорошего из рисунков все равно не получится. И из нее, Аманды, тоже ничего хорошего не выйдет. А если честно, то и из «Фрэнни». Она в сердцах швырнула альбом через всю кухню к шкафчикам, вытряхнула со дна сумки карандаши и резинки – от них только подкладка вечно пачкается – и засунула все это добро подальше в ящик со всяким ненужным хламом. Ее картинки – это и есть хлам. Туда им и дорога. Мэй Она ждала. С тем же чувством, с каким когда-то дожидалась результатов экзаменов. Нет, много хуже. Не экзаменов – результатов прослушивания в «Блестящем доме». Перед самым длинным столом, который только нашелся в зале кофейни Кеннета, Мэй стояла между Барбарой и Энди. Энди бережно держал необъятный поднос с цыплятами «Мими». Рядом с ними на блюде столь же абсурдных размеров Нэнси с Амандой протягивали трем судьям цыплят «Фрэнни». Сын Аманды, Гас, только что ласково похлопавший по плечу Нэнси, бочком пробирался к выходу. Мэй почувствовала укол зависти: будут ли ее дети когда-нибудь так же близки хотя бы с одной из их бабушек? Бог с ним, нет никакого смысла сейчас об этом беспокоиться. Сейчас по всему залу понаставлены камеры. До сих пор Сабрине удавалось создать у всех впечатление, что «Кулинарные войны» снимаются между делом подручными средствами и что ее маленькая команда работает без особых технических ухищрений. Но теперь, когда всюду вокруг снуют бесчисленные операторы и ассистенты и когда на улице стоят огромные блестящие фургоны с оборудованием, вдруг стало ясно: ее шоу – это грандиозное мероприятие, каждый уже отснятый эпизод вовсе не скороспелый сюжетик, наскоро выложенный в Инстаграме, и каждый кадр тщательно выверили, отредактировали и продумали, создавая стремительное зрелище, которого жадно ждут миллионы зрителей. «Блестящий дом» с этим даже сравить нельзя – любительство, да и только. Визажистка отошла от Кэри Кэтлин, побежала поправить прическу Сабрины, и Мэй вдруг покраснела оттого, что она-то красилась сама, без всяких стилистов и визажистов. Сегодня утром Джесса, вежливо пожелав ей успеха, ушла завтракать в одиночестве, и Мэдисон с Райдером пристально за ней следили и требовали объяснить, зачем она разрисовывает себе глаза и щеки. Так что Джею пришлось отвлекать их по Фейстайм. ему, видно, все же не слишком хочется, чтобы на национальном телевидении она ударила лицом в грязь… Да хрен с ним! Сам не знает, чего хочет. Он, конечно же, без нее скучает. Говорит, что скучает. Или врет? На Фейстайм все кажутся не в себе, но Джей какой-то уж слишком дерганый. Когда детям надоел экранный папа и она забрала у них планшет, он заглянул ей в глаза и сразу отвернулся. – Мы с тобой позже поговорим. Выяснять отношения было не время, но Мэй не сдержалась: – Почему позже? Что-то случилось? – Нет. Просто… Потом поговорим, и все. Почему я не могу с тобой после поговорить? – Да нет, можешь. – Мэй хотелось дотянуться до него сквозь стекло экрана. – Ты просто сейчас странный какой-то. И не только сейчас. Он был странным с тех пор, как она уехала. Конечно, они накануне поссорились. Конечно, он не одобрял «Кулинарных войн». Нашел чем удивить! Он и «Блестящего дома» не одобрял. Ничего нового в этом нет. Расстояние между ними – вот что теперь изменилось. Близости больше нет. И еще то, что он с ней больше не спорит. Вот что странно. – Иди, Мэй. Тебя ждут на съемках. Увидимся… я имею в виду, поговорим позже. Не волнуйся, все в порядке. Он отключился. Если он собирался лишить ее душевного равновесия, ему это отлично удалось. Но думать о Джее сейчас не время и не место. Мэй незаметно одернула рубашку, чтоб не слишком свисала над ремнем, пошарила в кармане юбки, нащупывая тюбик губной помады. Физиономия у нее как у деревенской тетки – это невооруженным глазом видно. Мэй искоса глянула на Аманду в надежде, что на ее лице написаны те же сомнения и страхи, но сестра косметикой никогда не пользовалась и теперь, накрашенная, выглядела практически не хуже телевизионщиков. Мэй не думала, что будет нервничать. В конце концов, съемки ей не в новинку, а симпатии публики ей приходилось завоевывать даже в более трудной ситуации. Почему же ей кажется, что она съеживается все больше и больше? В «Мими» все шло нормально – в «Мими» она стояла у руля. Они с Энди планировали, кому что говорить, слаженно подменяли друг друга у плиты. Она то и дело выходила поприветствовать то одного, то другого посетителя: то учитель пения придет, то дядька с бензоколонки «Тэксако», у которого они с матерью заправляются с самого ее детства. Вернувшись в Меринак, Мэй вдруг снова оказалась на своем месте. Теперь к тому, что она всегда знала про «Мими», прибавились ее новые знания о том, как устроен бизнес, умение завоевывать популярность. Уверенности в себе вроде бы прибавилось. Почему же ее не покидает чувство, что она превратилась в жалкую просителницу? Съемки – ситуация ей привычная, только находится она в какой-то неправильной точке: между Энди, который совершенно очевидно нервничает, и матерью, одетой в свои обычные штаны, блузку и вечный фартук. Улыбка на лице Мэй становилась все более и более вымученной, а под ложечкой сосало все сильнее. Что она делает? Зачем высунулась на национальное телевидение с подносом жареной курицы? Боже! Что за дурацкая идея! Теперь все, кто для нее что-то значит, кто что-то значит для ее карьеры, для всей ее жизни, все навсегда поставят на ней клеймо «чужая». Как она могла забыть главное правило реалити-шоу: никогда, ни при каких обстоятельствах не оказываться в роли того, кому нужна помощь? Она попалась на удочку, купилась на необычный формат, и вот стоит теперь деревенщина среди асов. Прав был Джей, ее карьере «Войны» никак не помогут. Наоборот, только ее разрушат. В этот-то самый неподходящий момент в ее размышлениях осветители направили на нее прожектор, а Саймон Риду сказал: – Итак, Мэй, расскажите нам, что вы сегодня для нас приготовили? С таким чувством, что сейчас ей следует сделать реверанс, Мэй сделала шаг вперед, слегка подтолкнула Энди – хотелось бы верить, что незаметно, – и он поставил перед тремя судьями поднос с курицей. – Дорогие коллеги и судьи! Перед вами жареные цыплята «Мими». Куски разделанной курицы перед жаркой мы маринуем в той же самой смеси специй, рецепт которой в 1886 году составила еще наша основательница Мими. Ее ресторанчик сейчас бы назвали привокзальной забегаловкой. Главными клиентами были пассажиры поездов, на пару минут останавливавшихся в Меринаке. Мими продавала им коробочки с куском жареного цыпленка и лепешкой, и все до единого кондукторы на этой ветке советовали пассажирам не покупать еду на предыдущих остановках, а ждать нашей, чтобы обязательно отведать вкуснейших цыплят Мими. Дальше настала очередь Энди: – Мы жарим цыплят так же, как делала это Мими, на больших глубоких чугунных сковородах, и практически не делаем никаких уступок современному вкусу. Как они и планировали, судьи попались на их наживку из «уступок», «современного вкуса» и «практически». – Значит, все-таки что-то вы поменяли? – принялся допытываться Джеймс Мелвил таким тоном, что было ясно: любителям традиционной кухни, ценителям кулинарного наследия никакие перемены не нужны. – Понимаете, Мими, наверное, жарила на топленом сале. Теперь это нереально, хотя мы и используем смесь топленого сала и растительного масла. Во-вторых, скорее всего, она масло или жир никогда не меняла – просто добавляла по мере надобности. «А ну-ка поспорь с этим, Джеймс Мелвил», – подумала Мэй. Она просмотрела миллион передач с его участием, чтобы придумать, как повернуть свои ответы и не спровоцировать его вечное «настоящий повар не станет…», а потом еще неизвестно сколько времени убеждала Энди, что нельзя перед судьями нести что в голову взбредет, что ответы надо продумать. Энди тем временем продолжал: – Мы меняем масло раз в неделю по субботам. И сохраняем традицию того, как довести его до нужной кондиции: перво-наперво в субботу утром жарим в этом масле пышки. – Потрясающе! – воскликнула Кэри Кетлин. – А они есть у вас в меню? – Нет, в меню нету, – ответил Энди именно так, как они и запланировали, вроде бы между делом. – Сразу их распродаем – народ за ними в субботу утром специально приходит. Мэй готова была поклясться – Кэри Кэтлин пышек в жизни в рот не брала, но ее план, очевидно, сработал: Кэри уже размышляла, как бы ей раздобыть еще и пышку. Ан нет, не видать ей пышек, как собственных ушей. Мэй смиренно опустила глаза: – Сегодняшняя партия в пять минут разлетелась. – На самом деле они почти все пышки съели сами, но это неважно. Уверенности у нее заметно прибавилось, и она добавила: – С цыплятами то же самое происходит. И с пирогами, конечно, тоже. Пироги у нас всегда в меню, но, когда все заготовленное на вечер кончается, мы попросту закрываемся. Так и Мими когда-то делала. В городе есть про это легенда. Однажды один ковбой запоздал, и перед ним купили последнюю порцию. Так он вытащил из-за пояса свой шестизарядник и готов был за эту последнюю порцию стреляться. Так что, дорогие посетители, приходите к нам всегда пораньше. В Нью-Йорке из-за всего, что лимитировано, народ всегда сходит с ума. Мэй была уверена – здесь этот принцип тоже работает. А по этой логике, выиграют они или проиграют, все, кто нынешний эпизод посмотрит и кто живет относительно недалеко, как миленькие к ним побегут за цыплятами, из-за которых легендарные ковбои были готовы стреляться. А Реду между тем уже повернулся к Аманде: – А что у вас для судей припасено? Мэй слушала сестру. Жареные цыплята «Фрэнни». Подлинный рецепт, шахтеры… Она эту песню сто раз слышала. Гораздо больше ее занимала Амандина стрижка. Отлично смотрится. Но ей самой такая не пойдет. Она ростом ниже. Шея у нее не такая длинная. У Аманды от этой стрижки глаза стали в два раза больше, изящный овал лица стал виден. Вот и Энди на нее вылупился. Какой же он осел! По крайней мере, Аманда на него даже не смотрит. Настало время дегустации. По традиции в присутствии участников судьи избегали любых комментариев. Сегодня они, как обычно, нюхали, смаковали, разглядывали принесенных им цыплят, что-то тихо бормотали себе под нос и друг другу на ухо: один возьмет кусочек от «Мими», снимет с него золотистую кожицу, разломит и лизнет; другой шумно и смачно откусит от ножки, принесенной из «Фрэнни». Как ни старалась Мэй вытягивать шею, понять, чьим цыплятам достается больше внимания судей, было невозможно. Их настоятельно попросили оставаться на своих местах, но Барбара отошла и села в углу за столик, а когда Мэй еще раз к ней обернулась, матери там уже не было – ушла, скорее всего, проведать Пэтчес. Собака в тот день, по словам Барбары, была не в себе. Мэй с Энди стояли в стороне и не знали, куда деть глаза. Точно так же неловко чувствовали себя Аманда и Нэнси. Заметив это, Сабрина подозвала их всех поближе. – Смотрите, сколько курицы осталось, – предложила она. – Попробуйте. А то цыплят друг друга так никогда и не отведаете. Аманда, конечно, сейчас попятится – неужели ей удалось до сих пор скрывать, что она курятины в рот не берет? Нэнси, как гость на детском празднике, который, подавая пример ребятне, первым берет себе кусок ненавистного торта, вежливо взяла ножку с подноса «Мими», держала ее за косточку, но не ела. Мэй шагнула к подносу. Цыплята «Фрэнни» всегда оставались для нее «запретным плодом». А попробовать ой как хотелось. Она кивнула Энди, вместе с ним взяла кусочек и, держа курицу над салфеткой, откусила. Вкусно! Может, корочка не такая хрустящая, как в «Мими». И вкус, конечно же, не такой богатый. В конце концов, они подают свою курицу с лепешками из мороженых полуфабрикатов. Откуда богатому вкусу быть, если что попало в тарелки кидают, лишь бы быстрее. Но, в общем-то, ничего. Она бы вполне целую порцию съела. Мэй смотрела, как судьи склонялись над тарелками, как ассистенты несли им карандаши и бумагу. Сабрина махнула оператору подойти поближе, снимать все крупным планом. Пока ведущая совещалась о чем-то с Риду и со своим помощником, Кэри Кэтлин вертела кусок курицы на подносе «Мими», а ее муж, скучая, бессмысленно глядел в пространство. Энди откусил от крылышка, и глаза у него расширились. Откусил еще раз, бросил остаток в салфетку и схватил Мэй за руку. – Послушай! – Он явно недоумевал. – Послушай! Ты все хорошо распробовала? Мэй стряхнула его жирную пятерню со своего рукава и зашипела: – Сдался тебе их цыпленок! Молчи. Они нас снимают. – Но все это очень странно. Вкус? Ты что, вкуса не чувствуешь? – Потом обсудим. Когда выйдем отсюда. Сабрина подошла к ним поближе, за ней на них надвинулась камера. – Представителей соревнующихся ресторанов просим покинуть зал. Судьи готовы приступить к обсуждению. – Ведущая повелительным жестом указала на дверь. – И прошу из-за дверей не подслушивать. Мэй сурово посмотрела на Энди, пошла к выходу и, отвернувшись от камеры, втихаря положила в рот последний кусочек цыпленка. Ничего странного она в его вкусе не находила. Но Энди был не в себе. Не обращая внимания ни на камеры, ни на яростные взгляды Мэй, он шагнул вперед, прямо к столу кулинарных мэтров. Взял еще два куска курицы с блюда «Фрэнни» и завернул в салфетку. Сабрину одолело любопытство: она начала было пристально за ним наблюдать, но ее отвлек ассистент. Энди открыл плечом дверь на улицу, и их обдала волна не по сезону жаркого воздуха. Аманда и Нэнси сразу пошли к машине, а Энди, снова схватив Мэй за руку, остановил ее на тротуаре.