— Да. — Я должна что-то делать. Я не могу просто сидеть сложа руки. Джон посмотрел на нее. Вздохнул. — Знаю. Я тоже хочу что-нибудь делать, но сержант Филдинг сказала нам оставаться здесь, на случай если дети вернутся. — Но они не вернутся, да? Его нижняя губа задрожала. Глаза наполнились слезами. — Прости меня. Прости меня, Лил. — За что? — Что был хреновым отцом и еще более хреновым мужем. Если бы я не был все время в дурном настроении, ты разбудила бы меня, когда услышала дверь, и… — И что? Ты бы проверил дверь? Она ждала, сердце лязгало о ребра. — Нет. Ты не слушаешь. Я не об этом. Я пытаюсь… — Не надо. Я не хочу это слышать, — огрызнулась она, быстрым шагом выходя из комнаты. Взбежав по лестнице, Лили остановилась перед спальней Ханны. Сердце билось так быстро, что на секунду она испугалась, что ее тело не выдержит. Она наклонилась и опустила голову между коленей. Услышала шаги за спиной. Ощутила руки Джона на плечах. — Дыши. Все будет хорошо. Она позволила ему завести ее в комнату Ханны. Джон усадил ее на кровать и опустился на корточки перед ней, положив горячие ладони ей на колени. — Лили? Лил, посмотри на меня. Я собираюсь спросить у тебя кое-что, и ты должна ответить мне правду, хорошо? Она подняла глаза и сморгнула слезы. Джон ласково смотрел на нее. — Ты опять забыла свои таблетки? Внутри полыхнул гнев, и она толкнула его в грудь, отчего он упал попой на пятки. — Ты спрашиваешь меня об этом сейчас? Ты с ума сошел? Она понимала, что психует, но раскалывающаяся голова и стресс, словно яд, подпитывали ее внутреннюю стерву. — Прости, — сказал он, вставая, — но мне надо знать. Ты ведешь себя немного… — Эмоционально? Обеспокоенно? Кто вел бы себя иначе в такой ситуации, Джон? Она прошла мимо него, сбежала вниз по лестнице, надела кроссовки и рывком распахнула входную дверь. Не говоря ни слова, шагнула в резкий солнечный свет и захлопнула дверь. Если Джон не собирается ничего делать, остается только она. Он может оставаться дома и ждать Ханну и Грега — которые никогда не придут. Она отправится искать их и знает, с чего начнет. Лили открыла свой красный «Мини Купер», села за руль и дрожащими пальцами отпустила ручник. Если она попадет в неприятности, так тому и быть. Ей плевать. Сдавая назад по подъездной дорожке, Лили глянула в зеркало заднего вида. Мистер Саксон наблюдал за ней из своего палисадника, прикрыв ладонью глаза от солнца. Она резко развернула машину и посмотрела на дом. В дверях стоял Джон. Она видела только его силуэт и почувствовала укол вины, представив выражение его лица. Отмахнувшись, она вдавила педаль в пол и рванула по Черри-Три-клоуз, не заботясь о том, что разогналась до пятидесяти миль за тридцать секунд, не заботясь ни о чем, кроме Ханны и Грега. Да, Джон прав насчет таблеток. Не принимать их опасно. Но они кончились. Она ничего не может с этим поделать. Она виновата. Снова забыла. Но она справится. Должна. Если бы она была хорошей матерью, Грег рассказал бы ей про письмо. Он никогда не ушел бы из дома. И Ханна тоже. В последнее время она не уделяла своим деткам достаточно внимания; она позволила своим страхам в отношении Джона сместить ее приоритеты. Но больше такого не повторится. Она поможет полиции найти их. Она не сдастся; она будет сопротивляться этой тревожности, будет держать себя в руках. На перекрестке Лили краем глаза заметила поворачивающую впереди полицейскую машину. Вид не убедил ее в том, что они делают все возможное достаточно быстро. Их тормозят политика, бумаги и этика. Ее ничто не затормозит. Даже отсутствие таблеток. Она не позволит. Глава 27 Любовь 16 лет июль 1997 года Любовь вошла в конюшню, чтобы расчесать длинную золотистую гриву Юпитера, в ожидании, когда можно будет вернуться домой. Большая часть общины собралась в древнем клубе, развешивая украшения и раскладывая подарки для праздника в честь будущего малыша Надежды, но Смирение с мамой все еще были в фургоне. Она подглядела через окно за их оживленным разговором: раскрасневшись от возбуждения, они обсуждали свой план. Интересно, когда они собираются рассказать ей? Судя по тому, что она подслушала, они хотят взять ее с собой, так что нет смысла хранить это в тайне. Любовь пожала плечами. Им же будет хуже, не ей. Она это обеспечит. Стоя посреди конюшни, она вдохнула забористый запах. Ей всегда нравилось ухаживать за лошадьми. Любовь находила утешение в привычном запахе. Лошадей в общине было две: белая с коричневым девочка по кличке Сатурн и Юпитер, ее любимый золотой мальчик. Юпитер был ее единственным другом за исключением Дядюшки Спасителя. Еще он был основательным, надежным и не огрызался. Любовь никогда не ладила с другими детьми, даже с сестрой, но это вряд ли удивительно, учитывая характер Смирения. Если бы Любовь попросили описать Смирение пятью словами, она бы выбрала слабая, эгоистичная, алчная, ревнивая и глупая. Они совсем не похожи друг на друга. Смирение низкая, с короткими и толстыми руками и ногами и мышиными волосами, тогда как Любовь высокая, стройная и черноволосая, с прекрасными ореховыми глазами, гораздо более похожа на маму внешне, чем Смирение. В школе Смирение не отличалась талантами ни в чем, кроме болтовни и умения отвлекать учительницу Надежду, которая вот-вот должна родить, поэтому занятия на время отменили. Любови, напротив, хорошо давалась учеба, что, вероятно, было еще одной причиной, по которой остальные дети ее недолюбливали, хотя и не показывали этого. Они держались подальше, потому что знали, что она жесткая. Она продемонстрировала им восемь лет назад, когда Смирение посреди урока запустила ей в волосы паука, вынудив завизжать и опозориться. Вскоре после этого Любовь дождалась, пока Смирение крепко заснет, и положила ей на подушку дохлую, кишащую опарышами мышь, которую нашла в амбаре. В наказание мама запретила ей общение с другими на целый месяц, но выражение лица Смирения и страх в глазах остальных детей стоили того. Любовь улыбнулась. Ей не терпелось встретиться с новым ребеночком Надежды и узнать его чистое имя. Ей нравилось имя Забота для девочки и Сила для мальчика, и она надеялась, что будет мальчик, потому что у Надежды уже есть три девочки. Ребенку порежут грудь, и он отдаст немного своей крови Дядюшке Спасителю на следующей церемонии кровавого рождения, которая ознаменует начало его пути к полному просветлению. Любовь почесала шею сзади, внезапно ей стало горячо от злости на маму и Смирение. Чтобы отвлечься, она потянулась за щеткой для лошадей, почесала Юпитеру морду, как он любит, и ласково, но твердо провела щеткой по гриве. Конь ткнулся в ее ладонь и пихнул плечом, как часто делал в знак привязанности. Любовь улыбнулась и достала из кармана яблоко. Это ее полуденный перекус, но она не голодна. Поднеся блестящее зеленое яблоко к губам Юпитера, она улыбнулась, когда он одним движением взял его с ладони и проглотил, закинув голову и радостно взмахнув хвостом. Рассмеявшись от его ребяческого поведения, Любовь уронила щетку на застеленный соломой пол и похлопала его по плечу. В следующее мгновение она услышала девичий смех и мужской шепот, призывавший к тишине. Любовь тут же пригнулась в стойле Юпитера и услышала, как двое людей впились друг другу в губы. Ее затошнило от противных сосущих звуков. Выглянув из-за двери стойла, она широко разинула рот, узнав целующихся: Благочестие, средняя дочь Надежды, которой всего четырнадцать лет, и Усердие, муж Верности, который старше даже Дядюшки Спасителя и вполовину не так хорош внешне. Он похож на мопса и к тому же лысый. Какая нелепость. Нет, хуже, это неправильно. Усердие женат на Верности. Подобное недопустимо. Это признак нечистоты. Они оба должны понимать. Особенно Благочестие. Только в прошлом месяце Надежда говорила о нечистоте измены. Но Благочестие слабая, как и многие из них. Слабая и эгоистичная. Слишком слабая, чтобы преданно служить общему делу, слишком эгоистичная, чтобы следовать немногим простым правилам и посвятить себя их великому путешествию. Любовь с горечью покачала головой. Сначала мама и Смирение, а теперь вот. Потом ее губ коснулась улыбка: Верность заслужила это, ведь она тоже планирует уехать и собирается забрать с собой единственного ребенка Усердия. Что ж, хорошо. Так ей и надо. Если она собирается бросить общину и пойти против правил самого чистого человека на земле, то заслуживает страдать от неверности мужа. Любовь наблюдала за целующимися Благочестием и Усердием. Она хмурилась и жевала прядь волос, испытывая одновременно отвращение и любопытство. Она представила, как целует Дядюшку Спасителя, и чувственный жар прокатился по телу и собрался в самом низу живота, отчего стало тепло и щекотно. — Кажется, я не… в смысле, я не уверена, что готова, — задыхаясь, произнесла Благочестие и отстранилась. Ее щеки раскраснелись, словно вишни, но брови хмурились. — Поцелуй меня. Ты же знаешь, что тебе это нравится, — сказал Усердие, притягивая ее лицо обратно к своему. Они целовались еще несколько секунд, потом Благочестие дернула головой. — Прости. Я просто… это неправильно. Я не могу. — Можешь. Не думай ни о ком. Думай только о нас. — Усердие положил руки ей на талию и посмотрел в глаза. — Посмотри, что ты со мной делаешь. Я хочу тебя. Ты нужна мне. Он посмотрел вниз. Благочестие проследила за его взглядом и вздрогнула, увидев, как топорщатся его брюки. Любовь тоже дернулась от удивления. Неужели? Благочестию всего четырнадцать лет. Кровь Любови закипела от гнева. Она впилась ногтями в ладони и подавила порыв выбежать из стойла и надавать затрещин обоим идиотам. Благочестие отошла на шаг. — Нет. Прости, Усердие. Я не готова. Мне страшно. «Хорошо», — подумала Любовь, немного расслабившись. Хорошо. Благочестие оказалась не такой глупой, как она думала. Усердие сократил расстояние между ними. — Не волнуйся, сладкая. Я тебе покажу. Я буду очень нежным. Видишь? Он провел ладонью по ее талии и вверх к маленькой груди. Благочестие ахнула и отпрянула. Каблук звякнул о металлическое ведро, и она упала на пыльный пол, расклешенная юбка платья задралась, оголив худенькие жеребячьи ножки, отчего она казалась еще младше, чем была. Она неловко засмеялась и отбросила русые кудри с глаз. — Я такая неуклюжая. Поможешь мне встать? — спросила она, протягивая руку. Но Усердие не помог. Вместо этого он стиснул протянутое запястье, прижал его к полу возле ее головы и оседлал ее бедра. Благочестие открыла рот, чтобы закричать, но Усердие зажал ее губы ладонью. Он улыбался, явно наслаждаясь ее страхом. Нахмурившись, Любовь сунула в рот прядь волос и прикусила.