– А… а, – женщина не могла перестать смеяться и выговорить фразу, – откуда ты всё это взяла? Повисло молчание, в течение которого обе наблюдали за плещущимся в Евином бокале вином. Девушка помотала немного рукой и, задумчиво глядя уже куда-то сквозь винный фужер, вымолвила: – Я думаю, эти создания были очень милыми. Эти «мужчины». Смотри, ведь и слово какое приятное, такое сладкое и простое «муж-чи-ны», язык ласкает нёбо… Кому здесь могли бы навредить пятьсот или, скажем, тысяча мужчин? Было бы славно беременеть от них, а не с помощью этих мерзких процедур, было бы славно засыпать, скажем, обнимая их, может они могли бы работать с нами на равных: уверена, если они хорошенько постараются, то могут проникнуть во все сферы нашей жизни. И я думаю, я бы непременно нашла своего. Я бы взяла его в мужья и родила ему маленьких мальчиков. – Это всё, конечно, чудесно, – выдохнула Юля, – но эти милые, как ты говоришь, создания, работают немного по-другому. «Воркующего» мужчину, скорее всего, не интересуют девушки, пьяный мальчик – плохой любовник, и, если ты думаешь, что они смогли бы робко осваивать новый мир – ты ошибаешься. Это не про них. А с чего ты взяла вообще, что все они – писаные красавцы? – Если кто-то из них таковым не является, то на Персее есть отличные спортивные залы и замечательные хирурги, – Ева распустила свой рыжий пучок по плечам и начала накручивать локон на пальчик, – Ох, эти мужчины могут быть такими красавцами… Я часто рисую мужские портреты… иногда срисовываю с тех, что есть в сети. Иногда фантазирую сама… – Но ведь они могут не захотеть идти в спортзал. Вот, например, неужели ты не видела неухоженных или полных женщин? Ева напрягла память, перебирая в уме всех знакомых и наконец вспомнила женщину – работницу университета Космологии, которая действительно была пышечкой и часто выглядела растрёпанной и сонной, не носила украшений, не делала маникюр… Но при всей её якобы неухоженности она была такой домашней, что казалось, стоит с ней заговорить – она затащит в свои объятия и накормит пирожками. – Но ведь женщина – идеальна сама по себе, зачем нам что-то делать с собой или своим телом? Мы совершенны, – девушка продолжала накручивать волосы на палец. – Вот. И они думают точно так же, только про себя, – усмехнулась Юля, – знаешь, это удивительно: ты говоришь, как типичный представитель нового поколения. Это странно, но славно, лучше уж думайте так, чем живите со всеми теми знаниями, которые есть у нас, живших на Земле. Персея – чудная планета, раз на ней можно иметь подобные мысли. Ева фыркнула: – Мне всё равно не нравится. Это не мой дом. – Наш дом там, где наши любимые, – ласково проговорила Юля, – ах да, кстати о любимых. У тебя красные щёки и смешные речи, детка, ты надралась и мне ужасно стыдно перед твоей мамой… – Нет, серьёзно, вся эта Персея, экологичность, мэр наш – это же всё дерьмо, – Ева сидела, откинувшись на спинку дивана и вальяжно размахивая бокалом с вином, – И да, я надралась, и я не чувствую ладошек, но что с того? По самокрутке?.. – девушка заговорщически подмигнула и, ловко вытащив папиросную бумагу, сыпанула туда коричневых листьев табака. Часть листьев упала на стол рядом, а Ева, будто не замечая своей неаккуратности, закрутила самокрутку и, пролизнув место крепления, протянула её своей совсем взрослой подруге. – Милая, по-моему, тебе хватит, что твоя мама скажет? – женщина попыталась отобрать бокал у девушки. – Мама скажет… Мама скажет, что я дрянная девчонка, что мне уже третий десяток, а я веду себя, как ребёнок. Скажет, что мой экзистенциальный кризис – выдумки психиатров древности. Скажет, что мне нужно смириться с тем, что человеческие женщины не сильны в космологии и стать уже нормальным садоводом, как она. Космология… даже не в ней дело! Я хотела вернуться за живыми разумными существами, у меня была благородная цель. Но почему, почему никто не прислушался ко мне? И к чему все эти выдумки про путь и индивидуальность? Я могла бы написать что-нибудь простое, что-нибудь типа «исследование ресурсоёмкости планеты Глизе», но нет, мне нужно было сказать своё слово миру. И чего я добилась?.. – Человеческие женщины всегда были очень сильны, во всём. Может быть, космология – действительно не твой путь, но это не значит, что человеческим женщинам там не место. Вспомнить хотя бы исследовательницу Елену Франк… А может ты просто тряпка, опустившая руки после неудачной работы? Вот твоя мама, например… – А что моя мама? – хмыкнула Ева, – Она вечная жертва обстоятельств. Никто. Почему у всех остальных всё так прекрасно, а у нас с ней – ссоры, непонимание, нехватка денег, и так ужасно редки моменты, когда мы действительно заботливая мать и любящая дочь?.. – Ты думаешь, что у тебя всё хуже всех? Никто не расскажет о своих проблемах. Знаешь, там, на Земле, были распространены социальные сети, чем-то похожие на местные связующие программы. Люди выкладывали многочисленные селфи, чтобы все подписчики знали, что они также прекрасны и счастливы, фотографии с курортов, из модных клубов, кто что имел – тем и сверкал. Убеждали сами себя в том, что их жизнь кому-то интересна и действительно успешна. Все делились несущественными мелочами, которые якобы являлись частью успеха – красивым макияжем, новым образом, платьем, стрижкой, парнем… Но никто не делился цифрой количества своих абортов, синяками от избиений своего мужа, своим рвотным похмельем, приставаниями своего начальника, диагнозом психиатра… Что ты знаешь о своём отце? – Юля резко поставила бокал на стол – Он был хорошим человеком и… – Ни хрена, – перебила Еву раскрасневшаяся женщина, – ни хрена ты не знаешь. Твой отец был дерьмом собачьим, а не наша Персея. Все мужчины были дерьмом собачьим, а твой папаша – особенно вонючим, и твой паршивый характер, очевидно, в него. Ты не знаешь… Твоя мама – ей пора бы с тобой поговорить честно. Тебе никогда не казалось, что ты не похожа на Аню ни одной чёрточкой своего лица? Девушка смотрела на Юлю круглыми глазами и хотела возразить, но не могла подобрать слов и только пьяно икнула. – Телепортируйся-ка домой и проспись, – женщина встала из-за стола и исчезла в темноте коридора. В этот момент Ева очень чётко ощутила, что Юля была всё-таки совсем не её, а маминой подругой и все эти женщины – старшее поколение землян на Персее, постоянно вели себя так, будто знали какую-то невероятную тайну. Это злило. Ева, обуреваемая одновременными желаниями послать мамину подругу к чертям и выйти на улицу – подышать свежим воздухом, чтобы не блевануть, попыталась встать, задела локтем свой бокал, который тут же мягко упал на стол, позволив остаткам вина растечься в причудливой лужице. Со второй попытки встать удалось и, вперив остекленевший взгляд в парадную дверь, пошатываясь, но не сбиваясь с курса, девушка прошагала к выходу. Лифт спустил её вниз и распахнул двери в ночную прохладу. Мерцали розовые, подсвечивающие дороги, фонари, где-то вдали шумели автолёты, из открытого окна первого этажа играла старая иноземная музыка… В глубине крон высоких деревьев перекликивались ночные животные и птицы. Девушка побрела в направлении дома, подволакивая ноги. В какой-то момент твёрдая поверхность предательски ушла из-под ступней, и Ева обнаружила себя в кустах, на обочине. Саднило лодыжку, перед глазами всё плыло и тело просило просто расслабиться. Она откинула голову назад, и, наконец, сфокусировалась на бесконечно звёздном небе. Девушка думала о том, что как это всё-таки жутко логично, что во всех историях всегда перед физической смертью герой переживает смерть моральную. Это сейчас, казалось, происходило и с ней – уже три года минуло со времён окончания Университета Космологии, флороведение и зоология оказались совсем не её стезями, и, в общем-то, ничего не получалось, и всё валилось из рук. Из рук, на которых всё ещё не зажили шрамы от укусов животных местной фермы, из рук, которые так заботливо высаживали растения в теплицы и мешали удобрения, и делали специальные сыворотки роста, и которые наблюдали гибель их детищ – маленьких чахлых растеньиц. Деятельность матери – размеренная, спокойная, «по старинке» и «так делали на Земле» раздражала Еву. Все инопланетные расы считали землян лучшими садоводами и зооведами, а традиции ведения сельского хозяйства – нерушимыми. Но Еве нужна была скорость, скорость во всём: в выращивании культур всех сортов, в уходе за животными всех видов. Всё казалось, что чем быстрее выполнишь ещё одно задание, чем лучше оптимизируешь процессы – тем быстрее весь этот бред закончится и откроется дорога к какой-то гармонии… к космосу… Но, конечно, это было не так. Осознание неприкаянности душило, клетка собственных комплексов сжималась до тех пор, пока не сделала Еву вечно сидящим дома одиноким несчастным человеком. Выползки на улицу совершались лишь для приобретения алкоголя и для продажи самокруток из лично выращенного канабиса – единственного растения, которое не погибало от рук девушки. Все мечты о покорении далёких космических просторов, об исследовании Земли, о науке и путешествиях теперь, вырезанные однажды высокими идеалами матери на её сердце, остались шрамами и тяжко болели день ото дня, выливаясь на бумагу акварельными разводами. Разочарование и ненависть к себе, безнадёга и скука стали её постоянными спутниками. Каждый раз, напиваясь, она чувствовала, что теряет себя. Если она ещё не умерла морально, предав все свои мечты – то теперь, в этом колючем кустарнике, ей казалось, что падать ниже уже некуда. И было бы славно здесь умереть и физически, не выдержав наконец алкогольной интоксикации… Было бы славно. Но нельзя: мама. Она останется совсем одна. Конечно, мама ругается на неё и иногда кричит, что ненавидит, но ясно как день: смерть дочери станет для неё непереносимой болью. Ева напряглась и извлекла из кармана так называемую «пэпэшку» – портативный планшет. Взгляд всё ещё было сложно сфокусировалась, поэтому девушка тыкнула наугад в иконки «контакты» и «мама» и положила планшет на траву рядом, и, закрыв глаза, стала ждать ответа. Темнота поглотила её мир и её сознание. На следующее утро девушка обнаружила себя в незнакомой комнате. Взгляд зафиксировал огромных размеров бонсай, выдвижной книжный шкаф (что за дикость – читать книги?) и хмурое темнокожее лицо в небольших очках. Это недовольная Нана подавала ей латте. Прошедшее время совсем немного изменило её – во взгляде появилась серьёзность, кучерявые волосы были аккуратно скручены в пучок, место толстовки было занято белой блузкой, украшенной галстуком. – Ева, какого хрена? – пробурчала её старая знакомая вместо приветствия. – Нана? – девушка открыла один глаз, – есть что похмелиться? Нана качнула головой в сторону и бросила: – Уже. Девушка повернула голову и увидела капельницу с трубкой, ведущей прямо в её вену. – Отлежишься – телепортируешься домой, мне нужно бежать, – Нана сунула стаканчик в руки и двинулась к выходу. – Благодарю, – пробурчала Ева, – Постой! Пять минут… Как я здесь оказалась? Я вчера выпивала с маминой подругой… и шла домой… – Ты разбудила меня ночью предложением связи на ПП. Я бы отказала, будь кто другой, но мы вроде как пару лет уже не виделись, я подумала, что это что-то срочное, но услышала только шуршание и на экране видеосвязи – темнота. Пробила твои координаты, примчалась на своём автолёте, нашла твоё пьяное тельце. Пыталась поговорить, но ты в ответ только блевала, пришлось тебя забрать. Ева, ты помнишь, какой ты была в университете? Как блестели твои глаза, как твой мозг горел идеей? Я восхищалась тобой, искренне восхищалась. Ты всегда отстаивала свою позицию, для тебя все ответы на вопросы совести были очевидны – ты никогда не марала души, всегда была искренна, чиста. Я мечтала с тобой подружиться, но… Видимо, была недостаточно хороша для тебя. Зато сейчас я – востребованный специалист, а ты… В кого ты превратилась, Ева? – В человеческую самку, – ухмыльнулась девушка, отхлёбывая латте – долго я под капельницей? Надо домой, мама, наверное, волнуется. – Поверь, она вне себя от ярости, – подтвердила темнокожая подруга, – я с ней уже связалась, – Нана села на край кровати, – я была уверена, что ты пересдала свой экзамен и… разве это не ты засыпаешь письмами нашего мэра? – Чего? На хрен мне мэр? – сморщилась Ева. – Странно. Я работаю в Главном Космическом Центре. Мой отдел, ты наверняка о нём слышала, – тот самый Отдел Исследований Вселенных, лично я готовлю будущих экспедиторов к вылетам: занимаюсь физподготовкой и информационной подготовкой. Так вот, наш отдел постоянно трясут – кто-то пишет анонимные обращения и петиции мэру о перепроверке Земли, мэр задолбался, думает кто-то из наших… и вроде бы идея неплохая, но навряд ли мэр её одобрит после такой письменной долбёжки. Воцарилось неловкое молчание. Ева отхлебнула и, смотря в сторону, тихо спросила: – Ты действительно хотела подружиться? – Конечно, – Нана тяжело вздохнула, – конечно хотела. Разве ты не помнишь, как я несколько раз приглашала тебя встретиться за стенами универа и ты отшивала меня? – Ну, – Ева чувствовала, как щёки начинают гореть румянцем, а стыд заставляет сердце смущённо и бешено колотиться, – дело было в том, что я была достаточно занятой студенткой, я занималась спортом, изучала живопись, я… – Не оправдывайся, – перебила её мулатка и, улыбнувшись, положила свою руку в открытую ладонь бывшей сокурсницы, – Это не так важно, потому что в прошлом. Я тоже была неправа. Я зациклилась на дружбе с тобой, потому что ты была землянкой. Я знаю, что тебе повезло – у тебя прекрасная мама, друзья и всё такое. Мне не так повезло. Лицо Наны на секунду исказилось болью, но затем она снова напустила спокойный и собранный вид. – Нет, у меня тоже была мама. Но у нас как-то не сложилось. У нас была неблагополучная семья. Она страдала по своей настоящей дочери – я помню её, она была чуть старше меня и погибла, выпав из окна. Достаточно нелепая смерть для Персеи. – Я не знала, извини, – внутри Евы, казалось, всё замерло от стыда. – Дело даже не в этом. Я осознаю масштаб её трагедии, но с минуты её смерти она… изменилась. Знаешь, я была для неё болезненным воспоминанием о ребёнке. Она критиковала меня, ругала за всё подряд, я постоянно слышала, что глупая и никому не интересно моё мнение. Мне было очень, очень одиноко и я просто хотела найти себе подругу. – Блин, Нана, – Ева убрала за ухо выбившуюся рыжую прядь, – Извини. Пожалуйста, извини. Это ужасно, что я столько лет могла не замечать человека, наполненного болью. Просто, меня возмущали твои высказывания и я понятия не имела… – Забудь, правда. Это в прошлом, теперь всё хорошо. Я съехала от мамы, я пересекаюсь с Пи, у меня и другие друзья есть. Пей латте и ни о чём не волнуйся, – Нана похлопала Еву по ладошке. Девушка отхлебнула и недоверчиво посмотрела в глаза мулатки – действительно всё хорошо? Но Нана смотрела дружелюбно и беззастенчиво – казалось, её жизнь действительно в своём русле. Ева задумалась о своей и вопрос вырвался сам собой: – Так, вы правда думаете, что на Земле могли остаться люди и хотите их спасти? – Не мы, а я. Я думаю, там должны быть природные ресурсы. Возможно. Надеюсь, что там есть что-нибудь, не сильно загрязнённое. Ты скажешь – затраты на транспортирование кубометров воды или нефти сделают их цены недоступными для простого населения, но с проектом Эндрю Фишера, о котором, ты, конечно, наслышана, с его великолепным глобальным телепортатором – эта проблема должна решиться. Персее нужны ресурсы… – Нана не успела договорить, как Ева вытащила из вены катетер, поставила латте на прикроватную тумбочку и, вскочив с постели, стало поспешно одеваться, – Куда ты? – Я решила. Я перепишу свою работу и пересдам её. Ресурсы можно очистить. Они там есть. Если центр исследований волнуют больше ресурсы, чем человеческие жизни, значит… – выдохнула Ева, – значит, придётся соврать о своей мотивации. У меня достаточно исследований, чтобы обосновать наличие ресурсов на Земле и возможность их использования. – Но ведь столько времени прошло, тебе не позволят, – возразила Нана, – Однако, если ты сделаешь это, то мы полетим на Землю так быстро, что ты даже слово «гравитация» не успеешь произнести. – Ещё как позволят, – Ева сделала последние глотки кофейного напитка, и, поставив его на журнальный столик, улыбнулась однокурснице, – спасибо тебе. Прости за неудобства. И за всё прости. – Ева, – Нана замялась, – слушай, мы всё-таки столько времени не виделись. В нашем центре так мало homo sapiens, я соскучилась по человеческому лицу. Может ты в гости заглянешь как-нибудь? Глаза мулатки выражали щенячью жалобность. Этот взгляд был невыносим. Ева мысленно отогнала от себя чувство вины и сказав ей что-то вроде «ага», на набрала свой адрес на панели перемещения и исчезла в дверях телепорта. Дома её ждала её тёплая мама с заплаканными глазами. Ева остановилась у входа в кухню, не решаясь войти. Она видела, как та стоит у окна, сложив руки, смотрит вдаль и наверняка грызёт ноготь большого пальца – дурацкая нервная привычка. Наконец, дочь тихо подошла и обняла маму сзади, сцепив руки на её животике и положив голову на плечо. – Мам, прости меня. Я пыталась тебе позвонить вчера, но случайно вызвала Нану… и вырубилась. – Ты хоть представляешь, что я тут передумала себе? Я думала, тебя поймали и уже распродали на органы, – она повернулась и чмокнула Еву в щёку. – Я просто выпила лишнего вчера с Юлей, – Ева уткнулась носом в её плечо и стала поглаживать мамины волосы. – Она тебе немного не по возрасту подружка, не находишь? – Две землянки найдут, о чём поболтать на чужой планете. – Это не чужая планета, Ева, – мать отстранилась, – это прекрасное место, поверь мне. Оно – мой дом. И твой. И твоих будущих дочерей тоже. – Знаешь, неважно, мам. Я была у Наны… – Я знаю, чудесная девочка. – Это неважно же, ну! И она мне рассказала, что в исследовательском центре миссию по исследованию Земли считают целесообразной… я хочу переписать свою работу, сделав упор не на гуманность спасения разумных существ, а на коммерческую сторону экспедиции – в Земле должны остаться природные ресурсы и с нашей техникой мы могли бы их получить. – Славно, что ты наконец решилась. Я рада за тебя, хоть и не согласна с твоей работой. Ты голодна? Я приготовила твой любимый пудинг… Конечно, он совсем не похож на тот, что готовила мне моя мама на Земле, но тоже неплох. Ева улыбнулась. Конфликт можно было считать исчерпанным, и посетившее её вдохновение означало оттепель души. Они прошли за стол, и мама наложила в тарелки ароматное блюдо.