Разрумянившийся Епифанов не возражал. Сопровождаемые гостеприимным заведующим, мы с Лизкой вышли из клуба и двинулись прочь, в ночь, под тоскливое нечленораздельное мычание модного рэпера: старомодные танцы уже трансформировались в дискотеку, и асфальтированный пятачок окупировала деревенская молодежь. – Черт знает что такое, – бурчала Лизка, обходя половецкие пляски по периметру. – Деревня, глушь, а неженатых мужиков навалом, причем и культурные есть, и состоятельные, а я об этом знать не знаю! А моя лучшая подруженька сама, значит, в сельскую жизнь забурилась, а мне о здешних брачных перспективах ни гу-гу! – О брачных перспективах я думала меньше всего! – попыталась оправдаться я, но, разумеется, не преуспела. Переспорить матерого рекламного менеджера – задача не из легких. – Да-да, конечно! – Лизка скорбно скривила рот и потопала дальше, сокрушенно покачивая головой. – Ну, хочешь, я тебя с Семеном познакомлю? – предложила я, догнав ее и взяв под руку. – Это несложно, он же мой сосед… – Что?! Он еще и твой сосед? – Лизка закатила глаза. – Боже, с кем я дружу… Даже не знаю, Алиска, ты очень хитрая или совсем глупая? – Я жутко голодная, – честно сказала я. – Пойдем на ужин к тетке Вере или дома перекусим, чем городской супермаркет послал? – К той тетке, у которой неженатый сын-шериф? – уточнила подружка и, получив подтверждение, снова завела глаза: – Она еще спрашивает! По Лизкиному лицу было видно, что она не притворяется, а всерьез обижена. – Ты же не думаешь, что этот медвежий угол – заповедник завидных женихов? – уточнила я, надеясь рассмешить подружку и вернуть ей хорошее настроение. – Поверь мне, в этом плане тут совершенно нечего ловить… Ой! Заслышав мягкий шелест сзади, я отпрыгнула в сторону, пропуская неслышно подкравшуюся большую темную машину грозных очертаний, но брутальный «Хаммер» не проехал мимо нас и остановился. С тихим жужжанием опустилось стекло, и в окошко выглянул незнакомый мне джентльмен благородной наружности: виски серебряные, очки золотые. – Вечер добрый, девушки, вы местные? Как к источнику проехать, не подскажете? – Прямо до ближайшего перекрестка, потом направо, по улице почти до самого конца и за сгоревшим домом налево, – объяснила я, хоть и не девушка, но почти уже местная. – Мимо не проедете, там указатель будет: «К источнику». – Спасибо, девушка! «Хаммер» укатился по затянутой вьюном узкой улочке, как черный бильярдный шар по зеленому сукну. Лизка проводила его долгим пристальным взглядом. – Нечего ловить, да? – с прискорбием вопросила она, укоризненно посмотрев на меня, когда «Хаммер» скрылся за углом. Я молча развела руками. Лизка вздохнула: – Ладно, пошли уже к тетке твоей, интриганка. И вот за что она меня так, а? К тетке Вере мы пошли с бутылкой коньяка из моих запасов и баночкой икры из щедрых даров подружки. Лизка нарядилась в псевдокрестьянское платье с ромашками и была в нем чудо как хороша. Митяй, увидев ее, уронил челюсть, будто сломанный Щелкунчик, и покраснел, как Синьор Помидор. Проницательная тетка Вера эти метаморфозы моментально заметила, совершенно правильно поняла и принялась обхаживать Лизку, непринужденно и неназойливо – как ей казалось – рекламируя свой товар: великовозрастного сына, подзадержавшегося в холостяках. – Вот карасики в сметане, Митя сам наловил, – говорила она, переставляя с плиты на стол здоровенную сковороду. – Вы рыбачите, Митя? – восторженно ахала Лизка. – А у меня, не поверите, есть спиннинг, только я им не пользовалась никогда. Помнишь, Аля, с нами «Мир охоты и рыбалки» бартером расплатился? Мне на мои пятнадцать процентов агентских как раз немецкий спиннинг достался, а ты тогда что-то простенькое из одежды взяла, да? – Непромокаемую курточку, – кивала я, поддерживая светский разговор. – Тю! Курточку! – фыркал Митяй, польщенный проявленным к нему интересом. – На рыбалке нужны брезентовый плащ с капюшоном и сапоги-заброды! – Ой, а почему они так называются – заброды? Вы в них куда-то не туда забредаете? – игриво интересовалась Лизка. – Почему это не туда – куда надо: в лодку, – объяснял Митяй. – Ой, а у вас и лодка есть? А вы меня покатаете? – хлопала глазками Лизка. – А покажи-ка ты, Митя, Лизавете Николавне свои снасти, – форсировала процесс тетка Вера. – Ой, вот так сразу? – Лизка изобразила смущение, но послушно встала из-за стола и пошла смотреть, что покажут. – Не слишком ли быстро? – проводив их с Митяем взглядом, вслух задумалась я. – Да сколько ж можно тянуть, я уже почти отчаялась внуков дождаться. – Тетка Вера деловито набулькала в пузатенькие рюмки коньяк. – Давай выпьем за Митькино счастье в личной жизни. Ужо все равно с кем, лишь бы было оно… – Лиза хорошая, – сказала я, пригубив коньяк – тоже весьма неплохой. – Да вижу я – баба здоровая, добрая, хваткая, – не стала спорить тетка Вера. – Одна беда – городская. – И что? Я тоже городская! – Ты все же наша, Пеструхина! Хоть и в городе выросла, а хорошей деревенской породы. – Тетка Вера закусила хрусткой квашеной капустой и потрясла головой, прогоняя слезы – капустка у нее с хреном, ядреная. – А с городскими у наших мужиков не слаживается. Взять хотя бы Маньку твою… – Какую еще Маньку? – не поняла я. Никаких Манек у меня отродясь не бывало. – Ту, что раньше жила в доме, который теперь твой. – А что с ней? Тетка Вера взглянула на меня недоверчиво: – Ты не знаешь про Маньку? У-у-у, Ляська, это такая история! Как в телевизоре, прямо драма. Я приготовилась слушать. – Жила, значит, у нас в Пеструхине Людка Толбухина, – охотно завела былинный сказ тетка Вера. – Хорошая баба, ничего не скажу, разве что была у нее дурная привычка с крахмалом и синькой перебарщивать. Не поверишь, как вывесит белье на просушку, так простыни с пододеяльниками аж погромыхивают на ветру, точно фанерные! – Тетка сокрушенно покачала головой. – И говорили же ей: не крахмаль ты его так, Людка, ни к чему это! Макароны сварила, водичку слила – ее и добавь в корыто, когда полоскать станешь! И синьку в воду не сыпь, от нее твои простыни белее не будут. Белую бязь, чтоб ты знала, от желтизны лучше всего кипячением избавлять. Простирнула, в ведерко эмалированное закинула, мыльца хозяйственного туда настрогала – и на плиту или на печь. Прокипятила часок, выполоскала – и все дела. А она, эта Людка… – Вы же про Маньку хотели, – напомнила я. – А Маньке Людка теткой приходилась, как вот я тебе, – не сбилась рассказчица. – Когда Людка сильно болеть стала, ее сестра к себе в Саратов забрала, а Людкин дом достался дочке той сестры – как раз Маньке. У ней, у Маньки-то, в городе новая квартира имелась, но как бы не своя еще, а купленная на одолженные в банке деньги… – В ипотеку? – Во-во! В нее самую! – обрадовалась подсказке тетка Вера. – А по ей, по ипотеке той, нужно каждый месяц банку огроменные деньги отдавать, ты это знаешь? – Угу, – кивнула я. – Вот и никогда так не делай – ничего не покупай на чужие деньги. – Тетка погрозила мне вилкой с наколотой на него картофелиной. – Манька, дурочка, ту ипотеку взяла, да не сдюжила. Пришлось ей в новую квартиру жильцов за плату пустить, чтобы с банком рассчитываться, а самой сюда, в Пеструхино, перебраться. – А зарабатывать тут как? На фрилансе? – спросила я, против воли втягиваясь в «прямо драму». – Че? Я не знаю, чем та Манька зарабатывала, но она моталась в город раз-другой в неделю. Так вот… – Тетка Вера постучала по столу черенком вилки и посмотрела со значением, явно подойдя к сути «драмы». – Манька та была девка красивая. Тощая, правда, но глазюки, как фонарики зеленые, и волосы черные кудрявые, густые – как подколет, издали кажется, что на ей барашковая шапка. – Эффектная внешность, – вставила я – по тетке видно было, что она ожидает моей реакции. – А то! – Рассказчица торжествующе улыбнулась. – Мужики наши местные, кто холостой, да и некоторые женатики тоже, красотку Маньку, ясно дело, заприметили. И Митька мой, и Семка Буряков, и другие подкатывать к ней пытались, а она фыррр – чисто кошка! – и глядела поверх голов, будто не мужики тут, а бурьян, трава сорная. Ну, Митька-то мой быстро образумился, а Семка, бедняга, долго успокоиться не мог… И что ты думаешь? – Что? – послушно отозвалась я. – Эта Манька, гордячка неприступная, нагуляла себе ребеночка! – Да с кем же нагуляла, если она неприступная? – не поняла я. – А вот поди узнай теперь! – Тетка Вера пожала плечами. – Манька-то померла… – Как?! – Такого финала я не ожидала. – Ну, как все помирают? Заболела, слегла и того… Тетка Вера снова потянулась за коньяком. – Еще по рюмочке? За упокой души рабы Божьей Марии и за здравие мальца ее Тишки, Тихона то есть… – Погодите, а куда делся мальчик? – заволновалась я. Судьба этого ребенка меня беспокоила с тех пор, как я его психотропную свистульку увидела, то есть услышала. – А кто же его знает? Должно быть, Людкина сестра пацана забрала. Это же у нее ты дом купила. – Тетка Вера опрокинула рюмку и стукнула ею по столу. Она резюмировала: – Уфф… Вот я и говорю: с деревенскими-то оно проще, городские бабы и балованные, и мутные. Чисто тихий омут! – А вы все еще про рыбалку разговариваете, да? – солнечно улыбаясь, выплыла к нам Лизка.