– Минутку, стоп! А вам это зачем? Я покраснела и нахмурилась: – Если я скажу, что занимаюсь этим из чистого человеколюбия и чувства справедливости, вы поверите? – Не-е-ет. – Максим Петрович впервые за время нашего разговора улыбнулся. – Но про чувства хотелось бы поподробнее… И напомните, как вас зовут? – Алиса Юрьевна Пеструхина. – Я так понимаю, можно просто Алиса, без отчества и на «ты»? – Улыбка на лице галерейщика расплылась от уха до уха. – Запросто, по-семейному… – Ну и шустрые вы! – с опасливым восхищением приговаривал Митяй, поглядывая на нас с Лизкой в зеркало заднего вида. Мы с подружкой устроились на заднем сиденье, потому что переднее единолично занимал здоровенный плюшевый медведь – белый, как свежий снег, с такой же радужной искринкой и льдистым блеском. Смотреть на него с заднего сиденья было очень забавно: над креслом возвышалась только пушистая белая макушка – точно такая же, как у Митяя. Лизка первая заметила это сходство и всю дорогу проказливо хихикала. – Это же надо, как быстро вы все провернули! – не успокаивался Митяй. – Ага, мы же не полиция. С того исторического дня, точнее, вечера, когда баба Дуся показала нам настоящий шишак, прошла всего неделя, а мы уже и нашли Тишку, и устроили его судьбу. Точнее, начали устраивать, следуя плану, который успели выработать сообща, с привлечением администрации дома ребенка и Максима Соколова. Галерейщик согласился стать опекуном племянника, начал оформлять бумаги и уже сейчас получил возможность видеться с Тишкой и даже брать его к себе в гости. За машиной, в которой ехал «гостевать» к дяде Тишка, мы и следовали на непрезентабельной, зато обладающей полицейским иммунитетом «девятке» участкового. Когда нас остановили за небольшое превышение скорости, Митяй без труда отбился от штрафа. А ехали мы все на улицу Коммунаров, к дому двадцать пять – по адресу Андрея Петровича Соколова, который еще не знал, какой ему приготовлен сюрприз. Тут надо сказать, что и Максим, и Митяй были против нашего сюрпризного появления. Кажется, они считали, что ребенок, внезапно сваливающийся на родителя с криком «Здравствуй, папочка!» – это стопроцентная гарантия обширного инфаркта. Но Лизка напомнила всем, что поиски пропавшего шишака увенчались успехом исключительно благодаря мне, из чего, по логике подруги, следовало, что я вправе придумать такой финал этой истории, какой мне хочется. А мне хотелось подать Андрею Петровичу его потерю – сына Тишку – на блюдечке с голубой каемочкой. И сделать это так, чтобы воссоединение семьи захватило и тех, кто к ней до сих пор не принадлежал. Собственно – меня. Чего уж тут, скажу прямо: я намеревалась подарить Андрею Петровичу не только сына, но и жену. А потом, со временем, еще пару деток – сына Егора (или Дениса) и дочку Машу (или Дашу). И кота, не будем забывать про Шуруппака, который тоже непременно должен был стать членом нового счастливого семейства. – И все же это слишком быстро, – опять заговорил Митяй. – Только познакомились, причем при драматических обстоятельствах, и уже давай жениться! Раз, раз – и в дамки! – Драматическими обстоятельствами ты называешь встречу со шваброй? – уточнила я, хорохорясь. Меня и саму беспокоила та скорость, которую мне удалось развить на пути к счастью в личной жизни, но я глушила пораженческие настроения. – Встреча со шваброй только добавляет этой истории пикантности, – вступилась за меня Лизка. – Представь, как они потом будут рассказывать об этом детям и внукам! – Им об этом наши деревенские прекрасно расскажут, – хохотнул Митяй. – Может, коромоты с бегерафами вытеснят нас со шваброй из памяти народной, – слабо понадеялась я. – Коро… кто? – Митяй оглянулся. – Смотри на дорогу! – Да мы уже приехали почти. – Почти не считается! – Да брось, Лизок, я хороший водитель. – Ага, а штраф за превышение скорости едва не получил. – Одно удовольствие слушать, как вы препираетесь, – громко сказала я. – Будто семейная пара со стажем. Зря я влезла – Митяй опять переключился на меня: – А из-за кого я скорость превысил, кто хотел быстрее-быстрее? – Это ты сейчас о дорожном движении или опять о моих планах на будущее? – уточнила я. – О планах, конечно! – От переизбытка чувств Митяй слегка подпрыгнул на сиденье. – Мужик ведь знать не знает, что уже одной ногой стоит… – Че-го?! – …на пороге ЗАГСа! – договорил он. – Да разве можно столько потрясений разом? На тебе, Андрюха, и сына, и жену! – И кота, – подсказала я язвительно. – Кот классный, – чуть спокойнее признал Митяй. – Мне кажется – или он невысоко оценивает лично меня? – обратилась я к Лизке. – Не обращай внимания, это типичная мужская солидарность, – ответила подруга, проявляя солидарность типично женскую, и повысила голос, обращаясь к Митяю: – И кто бы говорил про скоростные отношения! Сам-то сделал мне предложение на третий день знакомства! – Так-то тебе! Я же тебя знал уже! Причем во всех смыслах и позах… Лизка шлепнула жениха по макушке. Тот ойкнул, втянул голову и пожаловался медведю на соседнем сиденье: – Бабы… – Поговори мне еще, – грозно сказала Лизка и, подавшись вперед, чмокнула белобрысую макушку Митяя: – Знаток ты мой… – Будьте любезны, сделайте паузу в любовных играх, мы уже приехали, – попросила я. – Выгружаемся! – скомандовала Лизка и первой вылезла из машины, чтобы успеть наложить лапы на медведя. – Ну, ты это… Не шибко нервничай, – вполголоса сказал Митяй, поймав мой смятенный взгляд в зеркале. – Я буду рядом и не дам тебя в обиду. – Угу, – кивнула я. – И это… там маманя подарок тебе… Мне сейчас было не до подарков. Хотя… – Это? – Какой-то сверток всю дорогу неуютно давил мне в бок. – А что это? Я развернула газету с функциями оберточной бумаги (родной «ФинансистЪ», презентованный тетке на хозяйственные нужды в объеме годовой подписки!) и едва не прослезилась. В газетке, тщательно закутанные в пять слоев, лежали бокалы – красненькие, круглые, хрустальные, на граненых ножках, с золотым ободком. Два! – Откуда?! Митяй перегнулся через спинку кресла, с удовольствием отследил смену выражений моего лица и пояснил: – Так это же еще бабкины фужеры. Бабки и деда. Когда они померли, мамка и брат ее, батька твой, по-честному их поделили и взяли себе на память: три бокала дядь Юре, три – мамке. Но один я кокнул еще мальцом, случайно… – Митя, я говорила тебе, как люблю вас с тетей Верой? – Да что-то не припомню. – Митяй засмеялся и покраснел. Я звонко чмокнула его в помидорную щеку и вылезла из машины. Любящая семья – это прекрасно. Пора было расширять семейный круг. У Соколова уже был мобильный, брат-галерейщик дал мне его номер. Стоя у подъезда и глядя на окна квартиры Андрея Петровича, я позвонила ему и попросила спуститься во двор. – А вы без швабры? – с притворной опаской уточнил Соколов. – Без швабры, но все равно вооружена и опасна, – не без кокетства ответила я. – Не сомневаюсь, – весело фыркнул мой собеседник. – Подождите немного, я надену доспехи и выйду. Я приободрилась: нормально прошел разговор, в позитивном ключе. Митяй, устроившийся на скамейке за жасминовым кустом, высунулся из-за него, чтобы вопросительно поморгать мне белесыми ресничками. Я успокоила его глубоким кивком, отошла от подъезда и села на лавочку у детской площадки. – Ну, привет! – На меня упала просторная тень. Я посмотрела на кроссовки минимум сорок восьмого размера, подняла голову и похлопала по лавке: – Привет, садитесь. – Да насиделся уже. – Андрей Петрович опустился на лавку. – Два года отмотал…