– Ты поосторожнее давай. Двери-окна закрывай, проходной двор тут не устраивай. – Да Лиза – моя лучшая подруга, мы сто лет знакомы! – возмутилась я почудившимся мне намекам. – Да, вижу, что баба в возрасте и с опытом… За окном гневно ахнули. – …но я не про подругу твою, – договорил Митяй. – Тут Соколов пропал. – Что значит – пропал? – уточнила я, не став спрашивать, какой Соколов. Ясно же, что не директор музея из моей телефонной книжки. – Ты его разве не посадил еще? – Сажает суд! И еще бабки – петрушку с морковкой на грядках! Я его только задержал, потому как была ориентировка на беглого, а Соколов этот очень уж подходил, – досадливо объяснил участковый. – Плюс он проник в твое жилище, но ты же заявление не написала, пришлось его отпустить… – Так Буряков же написал! По поводу пропажи шишака! – напомнила я. – Так он когда написал? Соколова уже отпустили! Теперь вот кинулись искать – а нет его! По месту жительства не явился! – А где у него место жительства? – В райцентре. Улица Коммунаров, двадцать пять, квартира семь. Соседи говорят, давно его не видели. Конечно, давно: он же два года отсидел. – Так, подожди. Ты полагаешь, что Соколов по-прежнему где-то здесь и мне следует его опасаться? – Я вычленила главное. – Не исключаю такой вероятности. – А я исключаю. Вот ты меня вчера не дослушал, хохмить начал, а я хотела тебе сообщить, что ночью кто-то шарился в той клумбе с фонарем. – Я кивнула на цветочные заросли. – И, судя по тому, что шарился он там недолго, искомое нашел быстро. Думаю, твой Соколов уже тю-тю – смылся из нашей деревни вместе с украденным шишаком в цивилизованный мир. – Ну, я только за Пеструхино отвечаю. – Мое сообщение участкового не расстроило, а даже обрадовало. – В цивилизованном мире его другие ловить будут. Но я тебя предупредил: поосторожнее давай. – И он опять покосился на окно, видно, правильно оценив мою подругу, как женщину крайне опасную. Я пообещала, что буду осторожна, и Митяй укатился – сначала на своих двоих со двора, а потом в голубую даль на «девятке». – Почему ты раньше не говорила, что у тебя есть неженатый брат походящего возраста? – попеняла мне Лизка, когда я вернулась в дом. Подруга уже сама откупорила бутылку, нарезала сыр и красиво рассыпала по нему орехи. – Где у тебя бокалы? – Не сыпь мне соль на рану. – Я открыла кухонный шкафчик и достала два стакана. – Это вместо бокалов. – Граненые! Легенда совкового общепита! – восхитилась подруга. – Откуда? – От прежних владельцев дома. Они тут кучу разного барахла оставили, теперь все мое. – Я разлила прославленное австралийское вино по легендарным советским стаканам. – Я обожаю барахолки! – Лизка закатила глаза. – Однажды на блошке в Париже купила настоящую серебряную ложку всего за два евро, представляешь? А ты это наследие сельских сквайров разобрала уже или пока только стаканы оприходовала? – Как хорошо ты меня знаешь! – восхитилась я и подняла стакан. – Ну, за дружбу! – И за любовь! – добавила Лизка и, поставив стакан, с пристрастием поинтересовалась: – Кажется, твоему родственнику я не очень понравилась? – Что ты! Он ушел под сильным впечатлением, – успокоила я ее. – Не удивлюсь, если сегодня ночью он увидит тебя во сне. «Не удивлюсь также, если сон этот будет кошмарным», – добавила я про себя. Зачем расстраивать хорошего человека? Лизка умная, сильная, добрая и недурна собой, но ей не везет с мужиками. Впрочем, кому с ними везет… После второго завтрака с вином – Лизка предложила считать его ланчем, как заведено у сельских сквайров, правда, совсем в другой стране, – подруга потребовала вести ее на прогулку. Ей хотелось пасторальных видов, колоритных типажей и милых жанровых сценок. В принципе, эту программу можно было выполнить и перевыполнить одним походом в магазин-лабаз – там Лизавета не только насмотрелась бы, но и наслушалась много чего, – но мне не хотелось, чтобы глупые сплетни про бац-бац с моим участием ушли в большой мир. А Лизка как каждый хороший рекламщик-продажник гиперобщительна и в режиме «по секрету всему свету» в два счета разнесет деревенские сказочки максимально широко. Поэтому я предложила подруге переобуться в аутентичные калоши и повела ее гулять по огородам. Виды там имелись: за огородами тянулись коричневые и желтые поля, перемежающиеся зелеными рощицами, и затейливо петляла серо-голубая речка, подобраться к которой можно было по живописному глинистому оврагу. – Ну чем не Большой американский каньон? – восхищалась Лизка, размеренно шагая по упругой глинистой тропке меж красно-коричневых откосов в полтора человеческих роста. Мои запасные калоши оказались ей великоваты, и подруге приходилось следить, чтобы не расстаться с ними: упругая глина под ногами так и норовила Лизавету разуть. Дважды ей это даже удалось, и оба раза я заботливо возвращала подруге потерянную калошу. Лизка радостно хохотала и говорила, что она прям как Золушка, только деревенская, и спрашивала, где тут у нас тыквы растут, хотелось бы, мол, и их как-то адаптировать в нашу сказку. Для тыкв был еще не сезон, но угроза потери резиновой «туфельки» сохранялась, поэтому я, шагая вслед за Лизкой, внимательно смотрела под ноги. И вдруг встала как вкопанная, заметив знакомые следы. Это были отпечатки тех самых чоботов, с явления которых в мой милый деревенский дом все и началось! Я не могла ошибиться: насмотрелась на такие же грязные следы, пока отмывала их с пола. К тому же размерчик у обувки был редкий – сорок восьмой, наверное. Следы незабываемых чоботов тянулись не к деревне, а от нее, значит, мой брат-участковый напрасно за меня волновался – подозрительный гражданин Соколов Пеструхино уже покинул. И сделал он это совсем недавно! Я присела и пальчиком потрогала глину. Еще не сухая! Точно, след свежий. Утренний или ночной. – Аля, ты чего там? – Лизка, заметив, что на ее болтовню никто не реагирует, наконец оглянулась и побрела обратно ко мне. – Что тут у тебя? У меня было много чего – большой набор противоречивых чувств: облегчение от того, что опасный «хтось» убрался подальше, опасение, что ушел он не с пустыми руками, обида, досада и вишенкой на этом слоеном торте – жгучее любопытство. – Ого! – Лизка оценила размер наследивших чоботов. – В этой деревне живут великаны? Знаешь, мне всегда нравились мужчины баскетбольного роста! – Тебе нравятся мужчины любого роста, – напомнила я, разгибаясь и оглядываясь в поисках хоть какой-нибудь подсказки. Что мне делать? Неужели оставить все, как есть – пусть Соколова и пропавший шишак ищут те, кому положено, как сказал Митяй? – Тут ты права, – согласилась Лизка и загрустила. – Габариты мужика не так важны, был бы человек хороший, да где ж его найти… Мы обе понимали, что именно эти затянувшиеся поиски, а вовсе не тоска по пасторальным видам и натуральным продуктам привели подругу ко мне в деревню. Однако и тут хорошие мужики не валялись ни на дороге, ни на обочине, как созревающие тыковки, дожидаясь Лизкиного внимания. – А хочешь, я свожу тебя в деревенский клуб? – предложила я. И прозвучало это как бы в развитие темы поиска хороших мужиков – клуб-то место приличное, хотя на самом деле я решила не оставлять на произвол судьбы фамильный шишак Буряковых. Ведь завклубом Епифанов, которого упоминал Митяй, знает об этом уборе больше других и сможет мне о нем рассказать. Нелепо же пускаться на поиски того, о чем имеешь смутное представление, правда? Хотя это в традициях устного народного творчества: ходил же там кто-то «туда, не знаю куда», чтобы добыть «то, не знаю что»… – В клу-у-уб? Какая прелесть! – Лизка забила в ладоши, звеня браслетами «Пандора» на запястьях. – А он какой – ночной? – Дневной, – осадила я ее. – И иногда вечерний. Но я давно там не бывала, так что не знаю программы мероприятий. – Ничего, разберемся на месте! – не стушевалась моя боевая подруга. Мы повернули назад, к дому, и по пути обсудили животрепещущий, по мнению Лизки, вопрос: как ей одеться в вечерне-дневной деревенский клуб. Этот оригинальный формат подруге был незнаком, у нее только опыт походов в городские ночные клубы имелся. – Я привезла одно вечернее платье, два коктейльных и три как бы кэжуал, но модненьких, в них можно в гости, – на ходу загибала пальцы Лизка. – Мы же сходим к кому-нибудь в гости? – Обязательно, – пообещала я. – К моей тетке Вере, например, матери Митяя, с которым ты уже знакома… – Ага! – Лизка грозно улыбнулась, и я мимолетно посочувствовала Митяю. – Туда я надену синее в ромашках, оно с виду скромное, но та-ак подчеркивает бюст… А в клуб что? Туда же ходят принаряженными? – Не то слово, – подтвердила я. – Одна бабушка ходила в этот клуб в жемчужном головном уборе, доставшемся ей от предков. Я решила, что какой-то минимум вводной информации подруге не повредит, иначе она потом будет встревать в мой разговор с Епифановым. – В кокошнике, что ли? – Лизка поставила ладони домиком, накрыла ими свою голову и вопросительно поморгала. – Типа того. – Я опустила ее рукотворный домик ниже – на лоб. – Вот тут такие шишки встык, как грибы на пеньке, а сверху платочек. – А жемчуг где? – Как раз в шишках, они из него и сделаны. – Супер! Я хочу это видеть! – Я тоже, – я не удержалась от вздоха. – К сожалению, эта роскошная вещь совсем недавно пропала, предположительно была украдена, но это большой секрет. – Блин! – Лизка расстроилась. – Надо было мне раньше приехать… Мы вернулись домой, пообедали и стали собираться в клуб. Субботним вечером в клубе были танцы. Вернее, не в самом клубе, а возле него. На асфальтированный пятачок у входа в одноэтажное здание, культурную миссию которого акцентировали две низенькие и толстенькие, как бочонки, псевдогреческие колонны по обе стороны двойных дверей, вынесли стол и стул. На столе помещался бумбокс с колонками, на стуле сидел длинноволосый юноша, управляющий работой аудиоцентра. Юноша откровенно скучал: ранним вечером на импровизированном танцполе толпились возрастные граждане, преимущественно старушки-веселушки, и музыка для них звучала соответствующая. «Ах, какая женщина, ка-а-кая женщина! Мне б такую!» – сладострастно, с придыханием, басовито ныл бумбокс. Пожилые дамы покачивались, поводя плечами в шалях и высомерно взирая поверх голов кучкующихся поодаль зрителей. Молодежь грызла семечки, шушукалась и ждала своей очереди. – Какая знойная дискотека, – без восторга заметила Лизка, просканировав толпу на предмет мужских особей и не увидев ни одного достойного внимания экземпляра. – Кто старый, кто малый… А где нормальные мужики? – Лиз, нормальные деревенские мужики на танцульки не ходят.