Когда я была маленькой, я очень не любила помогать маме разбирать рождественскую елку и выбрасывать ее после праздника. Мы аккуратно упаковывали каждую игрушку, а потом папа брал дерево и выносил его на задний двор, где оно стояло, пока, наконец, не отправлялось на помойку. Я не могла смириться, что наше прекрасное дерево, всего несколько дней назад украшавшее праздник, становилось ненужным через несколько коротких недель. Это казалось мне такой потерей, что я с трудом сдерживала слезы. Мне было около десяти лет, когда папа придумал новый способ использовать елку. Зачем выбрасывать дерево, которое так радовало нас, если можно наслаждаться им в каждое Рождество? Мой отец был талантливым столяром-любителем, и ему пришла в голову чудесная идея: делать игрушки из остатков прошлогодней елки. В тот год мы с мамой сняли все игрушки, а потом я помогла папе вынести елку на заснеженный задний двор и отрубить все ветки, пока не остался голый ствол. Папа унес ствол в свою мастерскую в подвале и порезал его на бруски. Им предстояло сохнуть почти год. В следующем декабре мы стали придумывать, какие украшения можно сделать из старого дерева. Папа отвечал за техническую часть, а я – за роспись. Я часами раскрашивала маленькие игрушки и придавала каждой особые черты. Сначала мы решили сделать несколько маленьких нарядных домиков. Получилось восемь штук, с трубами и остроконечными крышами. Я разрисовала их окошками и дверцами и приклеила на каждую дверь крошечный рождественский венок. К Рождеству мы с папой вместе выбирали идеальную елку – большую, пушистую и достаточно крепкую, чтобы выдержать вес всех наших игрушек. Важнее всего был толстый ствол, подходящий для изготовления украшений на следующий год. Каждый год мы делали около восьми игрушек из старой елки. Мы развешивали их на новом дереве, где они радовали всех членов нашей семьи. Друзья и родные не верили, что можно сделать такие красивые украшения из елочного ствола, а гости первым делом всегда направлялись к елке, чтобы полюбоваться нашим новым творением. После первых домиков мы сделали сани Санта-Клауса с горой подарков. На следующий год – крохотные столики, накрытые к Рождеству. Каждый раз был особенным, потому что мы трудились вместе. Эта традиция продолжалась десять лет, пока я не уехала из дома поступать в университет. В тот последний год папа сделал верхушку, идеально подходящую для нашего семейного дерева, – это был парусник. Я не представляю другую рождественскую ель, которая несла бы столько любви и смысла. Каждое украшение делалось с любовью и с воспоминаниями о прошедших праздниках. И даже сейчас, когда я выросла и у меня есть своя семья, я возвращаюсь мыслями к нашей семейной елке, которую мы создавали вместе с папой. Элена Айткен Елочка, гори Не беспокойтесь о размере вашей елки. В глазах детей они все под три метра высотой. Ларри Уайльд, актер и телеведущий, «Счастливая книга Рождества» Сегодня я поделюсь с вами своей историей об идеальной семье – мама, папа и сын, – которые отправились в лес, чтобы срубить идеальную елку на Рождество. Они пьют горячее какао, прогуливаясь по лесу в поисках восхитительного трехметрового дерева с густыми ветками, на которые можно развесить фамильные украшения. Обнаружив подходящую ель, они останавливаются, фотографируются с ней, затем спиливают ее. Они привязывают дерево к грузовику и распевают рождественские гимны всю дорогу домой. Добравшись до дома, они окутывают дерево гирляндами и попкорном, нанизанным на нитки. Потом они развешивают на его ветки свои драгоценные игрушки, рассказывая о каждой историю. Эти слова – сплошная выдумка. Я не знаю, кто эта семья, но эти люди никакого отношения ко мне не имеют. В моей семье мы ездим за елкой немного иначе. Точнее, совершенно иначе. Во-первых, какао. Конечно, какао мы пили. Но у нас было два термоса – в один из них налит мой особый сорт, который помогает мне оставаться счастливой всю дорогу и не замечать дождь, мороз или ветер. Стоит мне пару раз глотнуть моего особенного какао, как мне становится радостно и тепло и даже немного хочется подурачиться. Во-вторых, поиски елки. Не знаю, как вам, а мне ни разу не попадалась идеальная. Обычно мы сто лет ищем дерево, которое всем бы понравилось, пока кому-то не приспичит в туалет. Тогда мы просто спиливаем ближайшую ель. Теперь что касается пилы. Как только Джуниор видит пилу, он хватает ее и начинает носиться по лесопитомнику с криком: «Берегись! Я Фредди против Джейсона!» Когда мне удается его поймать, я не могу отдышаться, а мое особое какао уже на донышке. Когда пила наконец конфискована у малыша и дерево спилено, никто не может предсказать, куда оно упадет. Или, может быть, я одна такая? Человек с пилой говорит: «Осторожнее, слева!», – но где это лево? Слева от меня или от Гарри? Обычно я понимаю это, как дерево уже валится мне на макушку. Могу только благодарить судьбу за особое какао, которое притупляет боль. Но вот чертово дерево привязано к грузовику, и пора ехать домой. Мы можем попеть по дороге, но, честно говоря, всей нашей семейке медведь наступил на ухо. Кроме того, мы так старательно следим, чтобы дерево не свалилось с грузовика, что не можем вспомнить слова песни. Приехав домой, мы затаскиваем дерево внутрь и втыкаем его в подставку. В этот момент обнаруживается, что 1) по дороге с елки осыпались все иголки; и 2) у нее кривой ствол, и она похожа на трехметровый лысый вопросительный знак. Я уж не говорю о фамильных украшениях. На свое второе Рождество Джуниор как раз научился ходить. Тогда же он обнаружил елку. Он вставал рядом с ней, глядя на огоньки и коллекцию самодельных стеклянных шаров, которую я с такой любовью собирала. Однажды Джуниор снял с елки несколько этих прекрасных шариков и показал, как он здорово умеет кидаться. С тех пор у нас все украшения пластиковые. Вот так настоящая семья ездит за елкой. Впрочем, традиции эту настоящую семью немного утомили, поэтому в этом году мы купили искусственную елку. У нее прямой ствол и большая часть ее синтетических иголок приделана к веткам. Но я все еще попиваю свое особое какао, когда мы устанавливаем ее в гостиной. В конце концов, от некоторых традиций отказываться нельзя. Лори Зонтаг Прикосновение любви В ночь смерти надежда видит звезду, а если любовь прислушается, она может услышать шорох крыльев. Роберт Грин Ингерсолл, военный, юрист, публицист и оратор – Конни, можно мне взять? – спросил мой десятилетний пасынок Конан, показывая на очередную рождественскую игрушку, которую я вынула из коробки. До Рождества оставалось еще две субботы, и Конан приехал к нам на выходные. Мы только что внесли свежесрубленную елку в дом, и муж приволок из подвала несколько коробок с украшениями. Наш четырехлетний сын Чейз вместе с Конаном помогал нам их распаковывать. Годовалая Челси сосредоточенно глядела на нас из своего манежа. У нас было несколько «особых» украшений. Я сомневалась, что десятилетний мальчик сможет оценить сложность расшитого бисером и пайетками Санта-Клауса или хрупкость расписного морского ежа с нашего любимого пляжа. Некоторые украшения хранили память о людях, которые их сделали, или о местах, где мы отдыхали. Я собиралась беречь их, пока он не подрастет. К тому же, если я сейчас разрешу ему взять одну игрушку, вряд ли я ее увижу снова. Внезапно мне в голову пришла блестящая идея. – Конан, а давай заведем новую традицию. – Какую? – спросил он. – Каждый год мы будем покупать тебе новую елочную игрушку. Можешь подписывать на них маркером свое имя и год, и мы будем хранить их в отдельной коробке. Когда тебе исполнится восемнадцать, у тебя будет набор украшений для собственной елки. По его улыбке я поняла, что идея ему понравилась. Я дала ему игрушку в виде маленькой книжки с рождественской сказкой, и он схватил ее, очарованный. Он уселся на диван и принялся листать крошечную, не больше пяти сантиметров, книгу «Ночь перед Рождеством», пораженный ее размером и текстом. Он был умен не по годам, и я должна была предвидеть его следующий вопрос. – Знаешь что? – задумчиво произнес Конан. – Раз мне уже десять, давай я сейчас выберу десять игрушек, по одной на каждый год моей жизни. И напишу на них свое имя. А когда я вырасту, у меня будет восемнадцать игрушек. К этому моменту я уже развесила все хрупкие игрушки. Меня позабавила его сообразительность, и я поставила перед ним коробку с небьющимися украшениями: – Конечно, можешь выбрать десять штук. Конан просиял и аккуратно понес коробку на кухонный стол. Он медленно и тщательно выбирал и так же аккуратно подписывал игрушки своим именем и годом своей короткой жизни. Следующие два года мы с мужем помнили об уговоре и покупали ему игрушки, но когда он стал подростком, все забыли об этом. А потом в один прекрасный майский день случилось немыслимое: Конан погиб в автокатастрофе. Ему было семнадцать с половиной. Первые несколько месяцев после его смерти прошли в болезненном тумане. Мы кое-как продолжали жить. Психолог предупредил, что праздничная пора будет особенно тяжелой, и он был прав. Вряд ли кто-то из нас смог почувствовать вкус индейки в День благодарения, и я не знала, за что мне испытывать благодарность в том году. Обычно с первыми заморозками мы уже предвкушали Рождество. Я напевала гимны и подбирала лучшие рецепты печенья, которым угощала всех вокруг. Но в том году мне хватило сил лишь на то, чтобы украсить дом к празднику. Чейз и Челси, которым исполнилось одиннадцать и восемь, не захотели помогать мне – им, конечно, тоже было нелегко. Поэтому в субботний вечер, когда мой муж поставил елку в подставку и все улеглись спать, я сама принесла коробки с игрушками. Первым делом я проверила, работают ли гирлянды, и опутала ими ветки. Потом достала стремянку и забралась наверх, чтобы приладить фигурку ангела на его почетное место. Я перешла к коробке с хрупкими украшениями. Я торопилась, развешивая потертого Санту из бисера, морских ежей и все остальное, чтобы побыстрее покончить с этим. После своих любимых украшений я пустилась на поиски игрушек подешевле. Тут-то я и вспомнила десятилетнего мальчика. К моему горлу подступил комок. Отыскав нужную коробку, я открыла ее и на самом верху увидела маленькую книжку. На ее обложке было написано «Ночь перед Рождеством», а сзади красовались крупные печатные буквы «КОНАН», как будто он хотел сообщить, что книга вечно будет принадлежать ему. Я вытерла слезы и вытащила дюжину игрушек с его подписью. Некоторые были самодельными, некоторые куплены в магазине, но для меня все они внезапно стали бесценными. Печальные и радостные воспоминания успокоили меня, когда я поняла, что хрупкие и ценные предметы не всегда бывают дороги нашему сердцу. Наоборот, чаще всего главные воспоминания относятся к самым простым вещам, вечно несущим на себе прикосновение любви. Конни Стурм Кэмерон