Велел зарядить мою красавицу, бронзовую пушку, цепным ядром. Сам навел на сторожевую башню и выстрелил – хлипкая вышка завалилась. Эффект был потрясающий. Народ кинулся в разные стороны. После следующего выстрела, завалившего часть стены, народ бросился в сопки, а мы пристали к берегу и вошли в город. Не так часто добычей становится целый и почти не тронутый город. Брали самое ценное: меха, ткани, серебро, специи и чай. Попалось даже немного золота, а также необычайно красивый кубок со вставками из самоцветных камней. Загрузив хабар, казаки подожгли город, и мы тронулись дальше. По прошлому походу я помнил, что вниз по Амуру есть еще один большой дючерский город. Решил, что для закрепления эффекта стоит сжечь и его. Но мы опоздали. К тому времени, когда мы подошли к городу, дючеры уже сбежали. Добычи там было меньше: самое ценное хозяева успели взять с собой. Я велел разведчикам поймать пару дючерских мужиков. Не без труда мое поручение выполнили. Правда, мужиками оказались старик и почти мальчишка. Хотя мне их возраст был безразличен. – Ты нас убьешь, русский? – спокойно спросил старик. – Нет, – ответил я на даурском языке, который знали и дючеры. – Ты передашь мои слова своим людям. Если не передашь, тебе же будет хуже. И не только тебе, но всем дючерам. Вы – мои враги. Вы мне не нужны на этой земле. А эта земля будет моей. Потому, если вы хотите жить, нужно уходить на юг, за реку. Когда я приду в следующий раз, я уничтожу всех дючеров. – Ты не боишься мести Золотого рода, Айсинь Гёро? Это их земля. – Я не боюсь ничего. Вот тебе, старик, нужно бояться. – Мне уже поздно бояться. Но я передам твои слова нашим старейшинам, русский. – Хорошо. Можешь забрать своего щенка и уходить. Поплыли обратно. Опять прошли устье Сунгари. Маньчжуров видно не было. Видимо, не зная нашей численности, они решили не преследовать нас, а вернуться в крепость. Зато немного выше скопилось множество дючеров. Они что-то кричали, размахивали луками, пытались стрелять. Какие-то дядьки в пестрых лохмотьях выплясывали свои танцы. Только змейки, идущие от них, не скользили по воде, а тонули в ней. Не иначе как работа моего старика. Я приказал приблизиться к берегу. Три корабля стали бортами к берегу, три пушки одновременно выпустили ядра. Картечь с такого расстояния – дело не особенно разумное, а вот цепные ядра оказались в самый раз. Человек десять-двенадцать остались на песке, в том числе один шаман. Остальные бросились врассыпную. Вот это правильно. Нечего портить удачный поход. Флот маньчжуров уничтожили. Дючеров напугали. Если они сбегут, я спокойно заселю эти места, когда за Зеей накопится критическая масса жителей, но ни днем раньше. Скорее бы. Мы не особенно спеша шли вверх по реке. Ветер опять был попутным. Наступало время отдыха и безделья. Мне не хотелось даже шевелиться. На атаманском струге, в чердаке, как здесь звалась каюта, я валялся и размышлял. Причем не о чём-то реально важном, а так, за жизнь. По идее, я должен как-то тренировать свои магические способности. Типа дух у меня есть, причем дух не хилый – здешний Хозяин. Наблатыкаюсь в магии и всех победю. Почему-то мне так не хочется. Не знаю. Вроде бы всё нормально. Но ощущение, что это будет неспортивно. Как договорная победа. Главное, не моя это будет победа, а его, моего старика. Если уж побеждать, то самому. Эх, детский сад, старшая группа. Почему-то опять вспомнил Люду. Всё-таки нужно какую-то бабу. Иначе я с этими воспоминаниями с ума сойду. Вспомнил, как она в первый раз осталась у меня. В принципе, ничего особенного тогда не было. Долго говорили. Про жизнь, про то, нужны дети или нет. Мне тогда казалось, что мне они совсем не нужны. Здесь, когда понимаешь, что в любой момент тебя может не быть, на это смотришь иначе. Дети – единственный способ продлить себя после смерти. Люда говорила что-то про полноту. Типа человек полон, когда есть другая половинка и дети. А без них он только часть. Такая модная чушь и с моей, и с ее стороны. Потом пили вино, ели какие-то вкусные конфеты. Долго, до изнеможения целовались, ласкали друг друга, прерываясь на очередные философские рассуждения. Это было прикольно. Потом как-то неожиданно оказались в постели. И это было самое неинтересное. Утром проснулись с ощущением неловкости. Казалось, что мы случайно сделали что-то не так. Нужно переиграть. Одна беда: первый раз бывает только однажды. Потом было еще, и очень даже неплохо. Да что там, обалденно было, до безумия, до судорог и истерики. Только это был уже второй или десятый раз. А тот неудачный первый раз так и лег между нами, не давал мне полностью раствориться в чувстве. А может, я просто какой-то эмоциональный импотент? Так я и грыз себя зачем-то. Засыпал и просыпался с полной чушью в голове. А корабли всё ближе к дому. Да-да, крепость возле Зеи, у Амура стала уже восприниматься как дом. И не просто дом, а мною собственноручно построенное и обжитое жилище. Приближение дома направило мысли в более прагматичное русло. Мне остро нужна разведка. Причем и в Якутске, и в Илиме, и у богдойцев. Понятно, что это не сей момент. Но очень нужно. Хотя пока есть более важная задача. Вот вернусь и сразу займусь пушками. Уж очень штука оказалась эффективная. А у меня вполне себе есть сталь. Из чугуняки пушки лить – дело невеселое: сколько ни клепай, а всегда есть страх, что разорвет. А из стали будет не хуже, чем бронзовая. А там еще чего-нибудь усовершенствую. Безделье, в котором я буквально купался первые дни, теперь стало ужасно раздражать. Скорее бы дом. Была и еще одна головная боль, которая мне не давала покоя уже довольно давно. Среди людей, так или иначе доверивших мне свои жизни, были воины – казаки, были крестьяне, были охотники и рыболовы. Но вот строителей, уборщиков, лесорубов и прочих работных людей не было. За исключением специализированных видов деятельности – кузнец, печник, пушкарь и тому подобные – такие работы были непрестижны, их не любили. Делали их сами для себя: сами для себя готовили, шили одежду, строили дома. В Сибири это было почти нормой. Но здесь оказалось много работы, которая была для всех. Скажем, очень мне хотелось городки изнутри убрать и благоустроить. Не бог весть что, но мостки на улицах, чтобы по весне и по осени в грязи не тонуть, ямы для мусора, сараи нужные, прочее благоустройство. Но казакам такое невместно. Еще стены ставить или раскаты – куда ни шло. А улицы мостить или нужные сараи делать – увольте. Всё более остро ощущалась необходимость строить дороги. Пусть не автобаны, но какие-то пути сообщения необходимы. Пока же передвигались мы только по рекам или по тропкам, проложенным еще местными инородцами. Была и куча других планов. На Руси эта проблема решалась за счет холопов, кабальных, каторжных, за счет обязательных крестьянских отработок. Я пока выходил из положения тем, что «бил челом народу» с просьбой сделать то или иное дело, не входящее в круг их обязанностей. Можно было, конечно, прикупить кабальных. Только опасно это. Моя сила в том, что все русские здесь заодно, а новые Поляковы пока не появлялись. Да и тунгусов и дауров я хотел бы тоже видеть не только поставщиками ясака, но частью единого, пусть и разного, народа. Где взять неквалифицированную рабочую силу, я пока не знал. Посмотрим. Пока я думы думал, мы прошли реку Бурею, проскочили неудобную горловину, образуемую скалами, подходящими к самому берегу, и вышли к слиянию Амура и Зеи. И всё же невероятная красота здесь. Местные народы называют Зею «Джеэ» – «лезвие, клинок». И правда: широкие и светлые воды, не петляющее, а прямое русло. По крайней мере, много прямее, чем у Амура, постоянно распадающегося на протоки, усеянного островами, блуждающего во все стороны. Я смотрел на огромные массы воды под синим небом, на уже видные башни моего городка Благовещенска, и на душе становилось тепло. Город – это не стены или дома. Шут бы с ними. Город – это люди. А здесь живут люди, с которыми мы прошли уже тысячи верст, выдержали десятки столкновений, стали не по имени, не по крови, а по сути братьями. И это грело. Корабли медленно подплывали к сходням. Да чего уж, вполне себе пристани. Даже небольшой острожек поставили здесь на всякий случай, когда пришлось часть мастерских на реку перенести. Надо бы и со стороны Зеи небольшим укреплением озаботиться. Потом. Всё потом. На пристани уже толпились люди. Можно было разглядеть моих дорогих друзей, моего секретаря Гришку. Всё же в поход ходили. Ну, здравствуй, мирная жизнь! Надолго ли? Встреча была бурной. Ходившие в поход казаки до поздней ночи делились впечатлениями, рассказами, хвалились богатой добычей. Мою долю, войсковую десятину, Гришка быстренько прибрал частью в сундук, частью на склад. Хозяйственный мужик. Интересно, все китайцы такие или мне повезло? Но рассказывали не только вернувшиеся из похода. После того, как я коротко поведал сначала всему кругу, а потом, чуть подробнее, ближним людям про наш поход, рассказывать начали уже они. Как-никак меня почти месяц не было. Уходил, когда река едва очистилась от остатков льда, а вернулся только к зениту лета. Новостей было немало. Начали с хороших. Прибыли еще отряды бойцов. Их распределили по сотням, учили. Как и всех, снабдили кирасами, шлемами. Разделили на стрелков и пикинеров. Выдали оружие. Теперь у нас полных семь сотен воинов – сила. Пришли и тридцать крестьянских семей. Семьи большие. Всего около полутора сотен людей обоего пола. Теперь крестьян в «даурския землицы» больше двух сотен. Пять семей даурских и тунгусских, что с русскими породнились, тоже перешли к крестьянским занятиям. Поселили новых людей в двух деревеньках близ города. Пока обживаются, огородничают, вспахали озимое. Взойдет ли, будем смотреть. До сего дня пахали только яровое. Зерно для посева прислал всё тот же Никифор Хабаров. Стадо у города и под Албазиным выросло. Теперь есть и коровы, и овцы, и свиньи. Появилась и птица. Запасы зерна на зиму есть, хватит на всех. Насушили и овощей, и грибов. Засолили рыбу и мясо. Зима должна быть сытной. Обо всём этом рассказывал Третьяк Ермолаев. Потом слово взял Артемий, которого я оставил главным. По его словам, со сбором ясака и торговлей тоже всё благополучно. Есть и меха, которых хватит и на отправку в столицу, и на торговлю с его отцом. Инородцы не бузят. Охотно покупают за серебро, еще оставшееся от богдойцев, и ценные меха соль и железные изделия. Однако с тканями стало хуже. Богдойцы теперь ездят меньше, только на торг прибывают. Тоже берут соль и пушнину. Пришли и бирары. Не все, но с несколько сотен людишек есть. Поселок свой поставили на Амуре, недалеко от Кумарского острога, в паре часов хода по реке от Благовещенской крепости. Недавно стали прибывать мастеровые. Пришли пять плотников, корабельных дел мастера, сапожник, ученик кузнеца, печник. Пока их поселили в городе. Дел для них особых не назначено. Но сапожник уже работает, казаки и крестьяне его заказами завалили, он уже света белого не видит. Но работает. Бизнес есть бизнес, подумал я про себя. Прибыл купец из Тобольска. Просит разрешения лавку открыть, оставить приказчика. Тоже дело хорошее. Конечно, Хабаровы – наши главные партнеры. Но еще один купец с его товаром лишним не будет. Хорошего было много. Но было и не очень хорошее. Пришло письмо от Ерофея. Суд идет, конца ему не видно. Кого-то из судей удалось умаслить дарами, а кого-то и нет. Против него давят важные люди, все дела на кривую сторону поворачивают. Собирался государь войско отправить в Приамурье, но теперь войска не будет. Просил Хабаров посылать больше товаров Никифору, а ему отправить серебро для мзды судейским. Подумав, решили выделить триста рублей, с гонцом отправить Никифору. Войсковая казна стерпит. Теперь в ней уже пять тысяч серебром, да и просто белого металла немало. Хватит и воеводе отправить, и казакам жалование раздать, и на бублики останется. Было совсем нехорошее и неожиданное. Вести о богатом и хлебородном Приамурье привлекали не только казаков, пашенных крестьян и мастеровых. Пришли и лихие люди. На большие караваны с охраной не нападали. Зато налетали на наши деревеньки, даурские улусы, грабили и убивали охотников. При появлении вооруженного отряда сразу сбегали. Бой не принимали. Найти их пока не выходило. Это было очень нехорошо. Дауры, да и крестьяне, платили за защиту. Мы же пока им ее обеспечить не могли. Так дело не пойдет. Бандиты меня встревожили больше всего. Так, что даже веселье после того в жилу не шло. Даже весть, что Клим с помощниками смог сверлильный и шлифовальный станок на реке поставить, к новому колесу приспособить, обрадовала не так, как могла бы. Кое-как досидел до ночи. Потом долго метался по кровати. Эти гады даже не понимают, что не просто кого-то грабят, что, конечно, плохо само по себе, но рушат всю мою идею создания земли свободной и безопасной. Тут еще Макар отчудил. Сразу после прибытия куда-то пропал. Потом прибежал весь одуревший. Повел меня за него девку-крестьянку сватать. И что, пришлось идти. Потом еще сидеть пить, веселиться. А в голове только эти бандиты и сидели. Хотя заснул поздно, встал с первыми петухами. Наскоро умылся, оделся и позвал Гришку. Попросил найти даура из тех, что с нашими сроднились. Искал долго. Видимо, бегал по деревням. Не самый ближний путь. Но вернулся с даурским мужиком. Звали того Ерден. На их языке – «драгоценный». Ну, поглядим, что тут у нас за бриллиант прячется. Как положено, осведомился о здоровье, о благополучии семьи и рода, потом и к делу перешел. – Пришли, – говорю, – в наши земли худые люди. Нападают на наших и на ваших людей, убивают, а потом сбегают. Поймать их не можем. Вы здесь местные. Каждую тропку знаете, каждый ручей. Скажи всем своим, что в деревне живут, и тем, кто ясак платит, что тот, кто укажет, где враги прячутся, получит лучший меч, который сам выкую, золотую монету, и семья его год ясак платить не будет. Мне же он станет близким другом. Даур помолчал. Неприлично у них сразу отвечать, тем более сразу соглашаться. Серьезный человек подумать должен. – Хорошо, – говорит, – я передам. Этих людей мы найдем. А ты их убьешь. Ты сильный. Тебя дух реки любит. Ну, за духа отдельное спасибо. А в остальном – будем надеяться. На том и распрощались. Оставалось только ждать. Вот уж чего я не люблю, так это ждать впустую. Походил по комнате. Легче не стало. Пошел к Макару, благо его дом был недалеко. Впрочем, городишко маленький, здесь всё недалеко. Он едва встал, сидел пил никанскую настойку – так казаки называли чай. Отходил от вчерашних посиделок. Вот молодец парень. И в походы все вместе ходим, и бойцов своих, теперь уже целую сотню, учит. А успел среди переселенцев невесту найти. Не Венера Милосская, но вполне справная баба. Хозяйка, говорят, ладная. Его явно любит и гордится им. Не то, что я, головка от пылесоса. Ладно. Хватит завидовать чужому счастью. По делу шел. * * * Ох, вчера погуляли. Дружки-то сразу за чарочку. А я с отрезом шелковым да колечком заветным к Глашеньке. Отвел ее в сторонку, за руку взял, колечко на палец надел. «Нету, – говорю, – мочи моей терпеть. Походы мои никак не кончаются, а сердце болит. Пойдешь, – спрашиваю, – за меня замуж?» Она глазки в землю. Покраснела так, всё платок теребит. Отвечает: «Ежели батюшка дозволит, то пойду». Говорю: «А люб я тебе?» Она совсем красная стала. Говорит: «Люб» – да обняла так, что я аж отрез шелковый, что для нее нес, выронил. Тут меня и совсем проняло. Подхватился я, и бегом в городок. Там наши все в приказной избе сидят, думу думают. Мне бы с ними думать, а сил нет. Взял я Кузнеца за грудки, да и говорю: «Ты мне друг?» Он глаза выпучил. «Друг, – говорит. – Ты чего такой? Садись, тут дело есть важное». А я ему говорю: «Завтра все дела. А сейчас пойдете мне невесту сватать». И пошли. Глашин отец от чести прослезился. Сам приказной к нему сватом. За друга своего просит. Согласился со всем вежеством. «Вот, – говорит, – как с хозяйством закончим по осени, так и свадьбу сыграем». Потом долго пили, ели. Заснул, считай, только утром. Проснулся уже поздно. Не успел и рассолом поправиться, как опять Онуфрий пришел. Все ему неймется. Опять у него поход. Теперь на татей. Ох, грехи мои тяжкие. * * * Рассказал я Макару про задумку с даурами. И ведь найдут, следопыты они хорошие. И место знают не только по рекам – все урочища кругом знают. Но потом нужно будет быстро собраться, пока разбойнички наши на месте, да прихлопнуть их. Для этого лучше всего подойдет его сотня. Вот и хорошо было бы, чтобы те к вечеру были готовы в любой момент рвануть. Понимаю, что после похода, устали, да и раненые есть. Нужно отобрать самых крепких и здоровых, остальные пусть поправляются. Одеваются пусть в кирасы: кто этих татей знает, есть у них ружья или нет? Не могу сказать, что перспектива ломиться через лес и биться с разбойниками моего друга сильно обрадовала. Но спорить не стал, и на том спасибо. Пошел обратно, зашел к Трофиму. Рассказал и ему свой план. Поскольку не совсем понятно, как придется добираться, попросил приготовить и струг, и полсотни лошадей. Тот кивнул: типа будь спок, сделаем. Опять пошел в свою тягомотину. Тут вспомнил про купца. Дошел, обнаружил Гришку в комнате, отправил за купцом. Тот пришел важный, в кафтане с меховой оторочкой, опоясан богатым кушаком, шапка богатая. Поклонился, сел за стол. – По здорову ли живешь, торговый человек? – говорю. – Как звать тебя?