Глава 8 Утром на кухне я столкнулась с Антоном. Мы теперь встречались на кухне – как в коммунальной квартире жильцы. Я чувствовала себя несчастной. И выглядела несчастной. И голос у меня жалобный. И все это было искренне! Какая разница, почему мне плохо? Мне плохо… Антон – мне даже показалось – с каким-то ехидством наблюдал за мной. Как больно, когда человек, которого ты считала близким, не сопереживает тебе, а смотрит словно чужой. И недобрый. Я говорила о ерунде какой-то, о том, что надо бы борщ сварить, давно не готовила, но осеклась на полуслове и стала просто варить кофе. Потом растерянно бродила по квартире. Несмотря на «почищенное» помещение – все казалось чужим. Я попыталась представить, что это с Антоном случилось что-то непонятное, тревожное. А я вот так смотрю на него – со злорадством – и молчу. Не получилось этого представить. Антон собрался и ушел на работу. Даже не выразив мне сочувствия! Я расплакалась. Заехала адвокат Наташа. Поддержала меня морально. Говорила, что это еще счастье – подписка о невыезде. А могла бы быть и тюрьма. Я заплакала еще горше – дожила! Теперь мое счастье – это не тюрьма. – С Антоном еще постоянно на ножах. От этого еще страдаю. Грустно, когда уходит любовь. И даже не любовь. Просто человеческое чувство симпатии. Наташа посмотрела на меня внимательно. – В моей жизни было: хожу я по дому в черной шелковой пижаме и страдаю. – Неужели ты страдала? В черной шелковой пижаме? – Еще как страдала. А сейчас мы с ним, по ком страдала, созваниваемся иногда, разговариваем. И я всякий раз недоумеваю: по ком страдала? Все же это – гормональное. – Ты думаешь? – с надеждой спросила я. – Конечно. Не плачь, – сказала Наташа, – все пройдет. Я воспряла духом! Даже обвинение меня в убийстве не может прервать процесс движения к справедливости! И тут мне снова пришла в голову замечательная мысль! На пути к справедливости надо задействовать канал дезинформации, основательно забытый мною. Что неудивительно, при таком развитии событий! Да! Знать бы еще, кто копался в моей машине! Правоохранители? Вряд ли. Кто-то копался в машине еще до убийства Тимофея, в котором меня теперь ошибочно подозревают. Злоумышленники! Больше некому – они. А если не слушают? Все равно можно попробовать! Пока, правда, никакой значимой дезинформации у меня в загашнике не было. Но – не суть. Она может появиться в любой момент! Я поделилась этими соображениями с Наташей. Наташа, прямо сказать, не воодушевилась этой идеей. – Ты бы сворачивала свою бурную деятельность. Хотя бы на время. – На какое? – прямо спросила я. – На неопределенное, – честно ответила адвокат. – Почему Красавина хотя бы не вызывают на допрос? Как меня, например? Ведь ясно, что он мошенник. А меня вот даже подозреваемой назначили. В убийстве, между прочим! – Вот именно. Убийство – оно особо тяжкое. – Но я абсолютно убеждена, что убийство Тимофея связано с попыткой завладеть его квартирой. Теперь-то это будет очень легко сделать Красавину. И его никто не остановит! Наташа посмотрела мне прямо в глаза: – Знаешь, почему иногда адвокаты выглядят в судах полными идиотами? Потому что не могут войти в коллизию со своими подзащитными. А те упрутся рогом на какой-нибудь идиотской версии – и стоят. Так вот. Я так не работаю. Либо ты меня слушаешь – либо я тебя не защищаю. – Я слушаю, – без энтузиазма кивнула я. – Ирины Осокиной тоже касается, – жестко сказала Наташа, – ладно, мне надо бежать. Будем на связи! Ушла. Сказала на прощанье: – Все будет хорошо! То есть все движется по плану – не переживай. Мне стало очень одиноко. Только Матильда и Одя скрашивали мое уединение. Грустные мысли не покидали меня. Пришел Кика. Безмерно удрученный. Из роскошного, ироничного метросексуала Кика стремительно деградировал в неказистого, неухоженного мужичка. Как-то даже неловко было на этом фоне говорить о себе. Но я все же на вопрос «как дела?» ответила развернуто – рассказала другу детства о допросе и беспочвенных подозрениях. Пусть знает, что не он один страдалец на этом свете! Кика слушал меня, но как-то невнимательно. Иначе непременно заинтересовался бы: какого черта меня понесло в квартиру неведомого Тимофея Поднебесного, и кто он вообще такой? Посмотрев на эту Кикину реакцию, я не стала даже упоминать об убийстве Леонида. Знает ли Осокин о том, что накануне убили Иркиного сотрудника? Если знает – то почему не говорит об этом? А если не знает – то как ему это удалось – не знать? Все это меня навело на мысль, возможно, непоследовательную: – Уж, не ты ли, друг мой ситный, натравил на меня правоохранительные органы? – поинтересовалась я. – Это только тебе в голову могла прийти и засесть эта дурацкая мысль, что я знаю, кто похитил Ирку! – Ты с ума сошла? – растерянно спросил Кика. – Я-то нет, не сошла. Кика посмотрел на меня как-то напряженно и сказал: – Я к тебе как к другу пришел, – и посмотрел беспомощно. Я напоила Кику чаем. Стараясь отвлечь, щебетала при этом о взаимоотношениях кошки Оди и таксы Моти. Делала вид, что не замечаю Кикиного напряженного взгляда. – Как ты можешь? – наконец взорвался он. – Как ты можешь так веселиться?! Когда Ирка, когда она… Черт. Да, неделикатно при Кике, который пребывает в неописуемом горе по случаю потери (пусть и временной – на это есть надежда) любимой жены. Как же это гнусно с моей стороны! Но я же не со зла. Исключительно по глупости. Вот правду говорят: 90 % всех гадостей в мире делается по глупости! – Кика, – залепетала я – вполне честно, – ты себе не можешь представить, до какой степени я тебе сочувствую! Клянусь! Я извелась вся, наблюдая твое неведение! По поводу местонахождения Ирочки. Ты так же не можешь даже вообразить, как мне ее не хватает! Я даже всплакнула. Так мне стало вдруг жалко себя! Еще бы! Если бы Ирка не втянула меня в эту свое авантюру – я сейчас бы… ого! Да, я сейчас бы… Что делала бы? Хоть бы даже роман очередной переводила. Да! И то лучше, чем быть под подпиской о невыезде, подвергаясь допросам! Уничижительному отношению со всех сторон! Кика успокаивал меня, как мог. Но я была безутешна. Однако все же вскоре перестала хлюпать носом. – Как движется дело о похищении? – А никак, – зло сказал Кика, – хожу к ним каждый день. Они уже бегать стали от меня. Нанять что ли частного детектива? Только одно останавливает меня от этого шага – вдруг попадется такой же детектив, как Ирка, – будет только голову морочить. – Как ты можешь так неуважительно говорить об Ирине? – возмутилась я вполне искренне. Кика, пристыженный, ушел. А я не без горечи отметила, что люди в основном заняты самими собой, своими делами и своими неприятностями. Кика никак не отреагировал на подозрение меня в убийстве! А это все же не фунт изюма, согласитесь! Одна я, как дура, мотаюсь по чужим квартирам. Уже вон – на статью себе намотала. Набрала Иркин телефон. – Ира, – сказала я строго, – меня подозревают в убийстве! – Кого? Тебя подозревают?! – изумилась Ирка. Вот она всегда так: ее-то можно подозревать в убийстве, а меня – нет. Чем я хуже? – Тимофея Поднебесного. – Кто это? – Ну, ты даешь! – я задохнулась от возмущения, – это один из тех, кого хочет облапошить Красавин. – Ты его убила?! Зачем? – Ты идиотка? – Почему тебя тогда обвиняют? – А тебя? – Как? Меня обвиняют в убийстве Поднебесного? – Надеюсь, это последствия наркоза. И они пройдут. Твоя мозговая деятельность восстановится! А пока с тобой невозможно разговаривать! – Потому что ты все невнятно излагаешь. – Я прекрасно излагаю! Квалифицированно! Если до тебя не доходит…