И изложила мне хитроумнейший план дезы. Уж с чем-чем, а с фантазией у Осокиной всегда было хорошо. – Предположим, – говорила Ирка, – ты можешь кому-нибудь рассказывать в машине, что меня похитили те, кто хочет перехватить квартиры. Ну, если ими так легко завладеть – почему бы этим не воспользоваться другим злодеям? Похитители меня хотят выведать у меня информацию о квартирах и перехватить инициативу. – И зачем нам это нужно? – Злоумышленники расстроятся, – сказала Ирка, подумав. – …И? – Запаникуют. – И что будут делать? – я все еще не могла уловить Иркину мысль. – Будут следить за тобой. Поскольку моего местонахождения они не знают. – Так они и так за мной следят. Судя по всему. – Да, – согласилась Осокина, – но эта информация их дезориентирует. – Нет, знаешь, – я все же умею сопротивляться Иркиным авантюрам, когда подумаю хорошенько, – давай все же придерживаться той версии, что я не знаю, где ты, что мы не на связи. А если я знаю, почему тебя похитили, – значит – мы на связи. – Совершенно не обязательно. Тебе могли сообщить об этом похитители. – Зачем? – Ой, ну, какая ты нудная. Затем! Сообщили и все. – Подумаю, – сказала я. И это прозвучало, как угроза. Причем вполне выполнимая. Я твердо решила: не буду больше поддаваться на Иркины провокации. Однако – иметь канал дезинформации – не помешает. Не успела я порадоваться своей решимости, как раздался звонок: это была Инга. Сколько же у них времени там, в Америке? Пока я ехала домой, Инга мне все рассказывала и рассказывала про свою загубленную жизнь… – Все-таки Роберт – сволочь! Нельзя жить со сволочью – даже за деньги. Потому что сволочизм разлит в воздухе. Даже если сволочь ничего не предпринимает, даже если не совершает своих сволочных поступков – она сволочь. Это медленная отрава. И ты травишься, травишься, травишься каждый день. Ты – умерла уже. Тебе только кажется, что ты живешь. Потому что ты живешь со сволочью. А это – смерть. – Но, Инга, все уже позади. – Да, теперь я – свободна! Подлые, трусливые, малодушные люди подличают и обманывают. Великодушные и смелые – совершают поступки. Я совершила поступок, отпустив Роберта. Да. Что там – просто выставила его. А Роберт совершал подлость, обманывая меня. В этом разница между нами. Конечно, Роберт будет меня ненавидеть – по определению. Как все подлые и трусливые ненавидят смелых и честных. Просто за то ненавидят, что те существуют. И портят им картину мира, где норма – они, подлые. Да, жить с Робертом – это быть, как за каменной стеной. С одной стороны, ты защищена. С другой стороны, Роберт сжирает твою жизнь без остатка. Без возможности жить своей жизнью. Живешь только его… На этом драматическом фоне мне было неловко напомнить Инге о заявлении в полицию. Но я это сделаю обязательно! Глава 4 Радоваться жизни можно по-разному. Можно пойти в лес, вдохнуть свежий запах листвы и хвои. Насладиться пением птиц. Умилиться цветочкам и травке. Можно просто проснуться в хорошем настроении и весь день неугомонно в нем пребывать. А можно напиться и отключиться от бренного бытия. И это тоже будет – радость жизни. Сегодня уже с утра я решила, что вечером – напьюсь. Сниму стресс! Вчера, когда я достигла, наконец, дома – меня там поджидал Кика. Вместе с Антоном они опять пытались выведать у меня сведения об Ирке, ловя меня на всяческих неточностях. А меня очень легко на них поймать! Когда врешь – надо все вранье держать в памяти. А это обременительно. Моего объема головного мозга иногда не хватает для этого. И я страдаю – из-за собственного несовершенства. Дополнительно ко всему прочему. Дело о похищении Ирки завели. Интересно, как они его будут расследовать? Вообще-то, конечно, когда выяснится, что никто Ирку не похищал – будет не очень хорошо. Для Ирки. Но это пусть они еще выяснят, наши доблестные правоохранительные органы. Не шибко-то они разбиваются в лепешку, расследуя, например, махинации Красавина-Синицына. А ведь я прочла его уголовное дело, за которое он 5 лет отсидел! Наглость Синицына-Красавина была нечеловеческая! Ну, ладно он, уволенный в запас за «совершение поступка, дискредитирующее высокое звание еще советского офицера», подделал воинскую книжку и получал пенсию как участник ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции, к которой, к ликвидации, не имел никакого отношения. Ну, ладно, «продолжая свои преступные деяния», находясь на лечении в военном госпитале как ветеран ликвидации аварии входил в доверие к настоящим ветеранам и предлагал им оформить (так как, якобы, имел связи) всевозможные богатые льготы – на что ветераны, кстати, радостно соглашались и несли Синицыну «вознаграждения» разной степени весомости сумм. «С целью создания у потерпевшего впечатления о законности своих действий и выполнения возложенных на себя обязанностей, Синицын О.Н., находясь по месту своего жительства, используя свой компьютер и принтер, изготовил заведомо подложное решение Российского межведомственного экспертного совета за номером… на имя потерпевшего». Но «потерпевший»-то каков! Знать стоила овчинка выделки, если он передал Синицыну 125 тысяч рублей в знак благодарности, «которые Синицын О.Н. обратил в свою пользу, причинив потерпевшему материальный ущерб, являющийся для потерпевшего значительным». А нечего взятки раздавать! Масштабы и смекалка Синицына (ныне Красавина) не знали границ. «От ранее знакомого… стало известно, что отец последнего, работающий мастером на заводе… желает направить заявление на имя депутата Государственной думы… о выпуске указанным заводом продукции ненадлежащего качества и поставках ее в Вооруженные силы. Используя данную ситуацию, Синицын решил путем обмана в виде введения руководства завода в заблуждения, завладеть денежными средствами указанного предприятия в особо крупном размере. Для осуществления задуманного, Синицын, находясь такого-то числа, такого-то месяца, такого-то года, в здании ГД по адресу Охотный ряд, д.1, с целью изготовления средств преступления, встретился с сотрудником пресс-службы партии (такой-то) Козловым и, введя последнего в заблуждение, попросил подготовить письмо о направлении Синицына… в качестве представителя Комитета по обороне ГД на завод… Для проверки сведений о недоброкачественной продукции. Козлов, будучи не осведомленным о преступном умысле Синицына, отправил указанное письмо с фельдъегерской связью на указанный завод…» С одной стороны, конечно, отрадно, что в недрах Госдумы находятся люди, остро реагирующие на сигналы неравнодушных трудящихся, с другой стороны – раздавать поручения налево и направо – тоже как-то легкомысленно, прямо скажем. «Такого-то числа, такого-то года в дневное время Синицын, преследуя корыстную цель и реализуя свой преступный умысел, в кафе, расположенном по адресу… по предварительной договоренности встретился с заместителем директора завода. Убедившись в осведомленности последнего о тексте поступившего из ГД вышеуказанного письма, Синицын сообщил ему заведомо ложные сведения о том, что в случае проверки продукции, выпускаемой заводом, руководство завода будет привлечено к уголовной ответственности за совершение «диверсии» в виде выпуска некачественной продукции и поставок ее в Вооруженные силы. Для избежания проверки завода и названных последствий Синицын предложил передать ему 50000 долларов США…» Потом еще Синицын «делал» удостоверения советников депутатов, «способствовал» получению высшего образования и т. д. Представлялся генерал-майором. Нет, понятно, что Синицын «реализовывал свой преступный умысел». Но «потерпевшие»! Радостно отдавали деньги за «липу». Ведь даже если получить высшее образование по блату или стать советником депутата по блату – это все равно липа. «Потерпевшие» не могли этого не понимать. Был так еще и шантаж депутата. Слух о возможностях Синицына, видимо, облетел страждущих. Народ косяком потянулся получать высшее образование и удостоверения советника депутата. Потерпевшие прямо-таки провоцировали Синицына на совершение «преступных деяний»… Было ясно: враг хитер и опасен. Однако и люди, встречавшиеся на его пути, какие-то тоже не с правовым сознанием. После прочтения дела Синицына (а ныне Красавина) мир померк, краски его не были радужными, потерпевшие потерпели, конечно, от Синицына. Но в той же степени и сами были виноваты. В них напрочь отсутствовало гражданское сознание! Элементарная совесть! За деньги можно все купить? И от всего откупиться? Как тут не вспомнить Маркса? Мир чистогана – ужасен! Но была сегодня и радостная новость: котенок подружился с Матильдой. Выяснилось, что Мотя вовсе не хочет растерзать котю на мелкие кусочки. А хочет его облизывать и опекать. К чему она и приступила незамедлительно, заполучив освоившегося котенка. Котенок, конечно, трепетал несколько, но, сообразив, что ему ничто не угрожает, милостиво принял заботы собаки. Хоть что-то счастливо разрешилось. Я поехала за город. Проведать алкаша Закопяту. В дороге развлекала себя разными мыслями – не имеющими никакого отношения к моей сегодняшней жизни. Я всегда так делаю, когда не хочется углубляться в подробности актуального бытия, усугубляя его неприглядность. Думала, например, о том, что где-то сейчас существует теплое море (я не сильна в географии, но точно знаю, что где-то сейчас тепло), думала о весне, которая непременно наступит – даже в наших широтах, – и будет замирать сердце от непонятных ее запахов, думала об итальянской охре… В общем, всячески сопротивлялась серому неприветливому небу. Поэтому доехала я до искомого садового участка вполне себе в ровном расположении духа. Но бытие тут же поправило это обстоятельство. – Миша Закопята умер, – сказала мне сторожиха, открывая ворота садового товарищества, – уже и похоронили на той неделе. Замерз на пороге своего дома. В замке ключ сломался. Не смог открыть дверь, присел и замерз. – Как замерз? Еще не холодно, – цеплялась я за несуществующую причину. – В тот день как раз заморозки грянули. Минус пять было. – Но как же так?.. – А вот так, – сказала сторожиха, – да он давно нарывался – пил сильно. Мы так и думали: либо замерзнет, либо сгорит. Мы шли по пустой улице мимо разномастных глухих заборов. Дачники разъехались, воду в садовом товариществе отключали еще в октябре. Зимовали здесь только несколько энтузиастов. Закопята был одним из них. Просто деваться ему было некуда. С первой женой он развелся. На второй – секретарше молоденькой – так и не женился. – Но ушлая она была, ой, ушлая. Когда Миша еще при деньгах-то был – квартиру купил. Так она, молодуха-то эта, в день сделки паспорт его спрятала. А свой – подсунула. Так квартиру на нее и записали. А что, говорит, я его на пятнадцать лет младше, десять лет за ним грязь выгребала. И что, на квартиру за десять-то лет не заработала? Яркая осенняя листва с деревьев уже облетела и валялась под ногами грязным воспоминанием о золоте и меди. Снег еще не выпал, не прикрыл землю своей белизной. – А что вскрытие показало? – А так не было вскрытия. Милиция приехала – нет следов насильственной смерти. Решили, что замерз. – Как это решили? Может, выпивал с кем-то, подмешали клофелин, еще что-то… Да просто напоили до бесчувствия и оставили в беспомощном состоянии. – Выпивал с кем-то – обязательно, – кивнула сторожиха, – а подмешать? Кому он нужен был, Миша? Алкаш, конченый человек… Теперь-то вообще – пепел. Хоронила его первая жена – да и сожгла. Зачем возиться? Так дешевле… Мы дошли до аккуратного Мишиного домика. Домик не производил впечатления заброшенного. Видно было, что хозяин его любил. – Со старых времен еще осталось все, – сказала сторожиха, – раньше-то Миша хорошо жил. При деньгах был, должность была, фирма своя… – Кто его нашел? – Я и нашла. Миша в тот день в Москву ездил за квартплатой. Всегда ко мне заходил – мимо моей сторожки-то не пройдешь. А тут, смотрю – не зашел вечером. Забеспокоилась. Пошла. И вот… Здесь на крылечке сидел. Ботинки снял – видать, показалось, что он дома уже… В мрачных мыслях возвращалась я в город. Смерть есть смерть. Даже пусть и такая обычная для алкаша – замерзнуть на пороге своего дома. Но все же странно. Не было вскрытия. Нет признаков насильственной смерти. А напоить человека до бесчувствия и дать замерзнуть – это не в счет. Кто будет с этим разбираться? И все же, как можно не сделать вскрытие? Понятно, полицейские не хотят мороки. Но жена-то бывшая настояла бы.