Мы в поезде. Пока идем по проходу, разговор прерывается. Выбирает место со столиком; я за долю секунды решаю, что друг напротив друга – не так неловко, как рядом, но, садясь, тут же понимаю свою ошибку. Глаза в глаза, никуда не деться. Снимает жакет; под ним – блузка с огромными зелеными цветами. Руки голые. Мой внутренний подросток норовит заглянуть в глубокий треугольный вырез на груди. Едва сдерживаюсь. Я: Так что, целую бутылку? Тиффи: Ага. Ходила на презентацию книги, и там вдруг нарисовался Джастин и… Короче, понадобился джин. Хмурюсь. Я: Твой бывший? Странно… Тиффи смущенно встряхивает головой. Тиффи: Я сначала тоже подумала, что он меня выследил, но если бы он хотел встретиться, мог бы прийти на работу – или, если на то пошло, домой, судя по букету цветов. У меня просто паранойя. Я: Про паранойю он сказал? Тиффи, после паузы: Нет, прямо он никогда не… Я, перебивая: Погоди, ты не говорила ему, где живешь? Тиффи: Нет. Не знаю, откуда у него адрес. Наверное, через «Фейсбук» нашел или еще как-то. Поднимает глаза, будто это досадная мелочь. Я хмурюсь. Нехорошо. У меня мерзкое подозрение, что мужчин такого типа я знаю. Насмотрелся в детстве на мать. Мужчины, которые говорят тебе, что ты спятила, ставя под сомнение их поведение, и которые знают, где ты живешь, хотя ты не оставляла адрес. Я: Вы долго были вместе? Тиффи: Пару лет. Очень бурных. Много расставаний, криков, слез и всего такого. Она словно бы удивляется собственным словам и открывает рот, чтобы поправиться, но передумывает. Тиффи: Да. В общем и целом два года. Я: Твоим друзьям он не нравится? Тиффи: Никогда не нравился. С самого начала. Герти его только издали увидела и сразу объявила, что от него идут «плохие флюиды». Герти нравится мне все больше и больше. Тиффи: Короче, он туда приперся и хотел увести меня куда-нибудь выпить, чтобы якобы все объяснить. Я: И ты сказала «нет»? Тиффи кивает. Тиффи: Сказала, что, прежде чем куда-то меня приглашать, ему придется подождать. Минимум пару месяцев. Смотрит в окно, в глазах отражается мелькающий за стеклом Лондон. Тиффи, негромко: Я чувствовала, что не могу сказать «нет». Джастин, он такой. Заставляет тебя хотеть, чего хочет сам. Он очень… Не знаю… Сразу завладевает ситуацией, понимаешь? Напористый. Пытаюсь игнорировать тревожную сирену в мозгу. Ох, не нравится мне все это. По запискам ничего не чувствовал – Тиффи, возможно, и сама стала понимать совсем недавно. Чтобы осознать и переварить факт психологического насилия, нужно время. Тиффи: Ладно! Прости. Господи, как странно… Улыбается. Тиффи: Для первой встречи чересчур серьезный разговор. Я: Не первой. Тиффи: Да. Было еще памятное столкновение в ванной. Снова вздергивает бровь. Я: В смысле, у меня такое чувство, что мы сто лет друг друга знаем. Тиффи, с улыбкой: Ага. Видимо, поэтому нам легко разговаривать. Да, правда. Для меня, вероятно, еще более удивительно, поскольку во всем мире есть человека три, с которыми мне легко. 37. Тиффи Не понимаю, что заставило меня говорить о Джастине. В записках Леону я не упоминала психотерапию или непрошеные воспоминания – от записок мне тепло и уютно, я не собираюсь портить их всяким дерьмом, – но теперь вдруг, когда мы лицом к лицу, стало легко и естественно обсуждать то, что занимает мысли. Просто у Леона такое особенное лицо… Неосуждающее. Сразу тянет поделиться. Ну, знаете же… Мимо окна проносятся сельские ландшафты, и мы погружаемся в молчание. Чувствую, что Леон любит тишину. В противоположность тому, чего я ждала, молчит он спокойно, без неловкости. Похоже, для него естественное состояние. Но странно: когда говорит, то по-настоящему, глубоко, вовлекается в беседу, хотя и в своей тихой манере. Он щурится в окно, и я пользуюсь случаем украдкой его рассмотреть. Слегка потрепанный, в старой серой футболке и с веревочным колье на шее, которое, видимо, почти не снимает. Любопытно… Леон производит впечатление человека, который станет носить аксессуары только из сентиментальных соображений. Перехватывает мой взгляд. Смотрим в упор. Чувствую в животе приятное тепло, тишина внезапно меняет свои свойства. – Как там мистер Прайор? Леон ошарашен. – Мистер Прайор? – Ну да, мой спаситель-рукодельник. Поболтала с ним в хосписе, пока ты от меня бегал. – Усмехаюсь. – А… – Потирает сзади шею, опустив глаза, и кривовато улыбается, быстро, едва заметно. – Не самый легкий был день. – М-м-м… – Делаю наигранно строгое лицо. – Ты меня боишься? – Немного. – Немного!.. Почему? Сглатывает, так что двигается кадык, и заглаживает назад волосы. По-моему, эти суетливые движения – на нервной почве. Очаровательно. – Ты очень… – Громкая? Резкая? Колоссальная? Морщится. – Нет, не то. Жду. – У тебя бывало, что настолько хочется прочитать книгу, что не можешь начать? – Конечно, постоянно! Будь у меня хоть крупица выдержки, я бы так и не взялась за последнего «Гарри Поттера». От предвкушения прямо больно было. А вдруг книга хуже предыдущих? Вдруг не такая, как хочется? – Ну вот, – поводит рукой, – что-то в таком духе. – Со мной? – Да. С тобой. Смотрю на свои руки на коленях и изо всех сил сдерживаю улыбку. – А мистер Прайор… – продолжает Леон, глядя в окно, – прости, я не могу обсуждать пациентов. – О, конечно… Надеюсь, мы найдем его Джонни Уайта. Мистер Прайор такой душка. Он заслуживает счастливого финала. Поезд катится, мерно постукивая, мы то заговариваем на простые темы, то вновь молчим, и я украдкой рассматриваю Леона через стол. В какой-то момент наши глаза встречаются в оконном стекле, и мы оба поспешно их отводим, как будто увидели что-то неположенное. Когда поезд прибывает в Брайтон, смущение наконец позади. Леон встает, чтобы снять рюкзак. Футболка задралась, видна темная резинка трусов «Кельвин Кляйн» над поясом джинсов, и я снова не знаю, куда себя деть. С удвоенным интересом изучаю стол. Выходим. Светит нежаркое сентябрьское солнце; еще не совсем осень. Разглядываю белые дома, утыканные пабами и кафе. Лондонцы готовы приплатить, лишь бы такие открылись на углу их улицы.