– Как ты можешь проверить, в своем ли я уме, если задаешь вопросы, на которые не знаешь ответа? – Пожалуй, ты мне больше нравилась в виде утопленницы: вялая и смирная. Леон наклоняется вперед, протягивает руку и касается моей щеки. Неожиданно и волнующе. Я моргаю, а он пристально вглядывается мне в глаза, что-то в них изучая. – Чувствуешь сонливость? – Э-э-э… Да нет. Устала, но спать не хочется. Кивает и, немного запоздало, убирает ладонь с моей щеки. – Позвоню коллеге. Она врач, в последнее время работала в интенсивной терапии и хорошо помнит алгоритм осмотра. Ты не против? Из того, что ты рассказала и что я видел, это просто вывих, однако лучше проверить. – Конечно… Странно присутствовать при разговоре Леона с коллегой. Он ничуть не меняется – тихий и сдержанный, как если бы говорил со мной, в голосе тот же мелодичный намек на Ирландию, – только кажется взрослее… – Хорошо, все ясно. – Леон заканчивает звонок и разворачивается ко мне. Садится на кровать, сдвигая одеяла, чтобы добраться до моей ноги. – Не против, если я посмотрю? Проверим, надо ли в травмпункт. Сглатываю, неожиданно волнуясь. – Давай. Медлит, секунду глядит на меня, точно взвешивая, не передумаю ли, и мои щеки заливает краска. Осторожно нажимает на лодыжку пальцами, нащупывая разные точки. Вздрагиваю от боли. – Прости, – говорит он, кладя прохладную руку мне на ногу. Я моментально покрываюсь гусиной кожей и смущенно натягиваю повыше одеяло. Леон очень аккуратно поворачивает мою ногу, глядя мне в лицо, чтобы оценить реакцию. – Как больно по шкале от одного до десяти? – Не знаю. Шесть… На самом деле я думаю «восемь, восемь, восемь», но не хочу показаться слишком уж жалкой. Уголок рта Леона приподнимается. Кажется, он меня раскусил. Продолжает осмотр, двигаясь рукой по моей коже. Удивляюсь, как я раньше не замечала, насколько врачебные мероприятия интимны, насколько они сплошное касание. Наверное, оттого, что обычно ты в кабинете врача, а не полуголая в большой двуспальной кровати. – Что ж… – Леон мягко опускает ногу. – Официально заявляю, что у тебя вывих. И, честно говоря, нет нужды пять часов болтаться в травмпункте. Если хочешь, конечно, можем поехать. Отрицательно мотаю головой. По-моему, я и так в надежных руках. В дверь стучат, появляется женщина средних лет с двумя дымящимися кружками и стопкой одежды. – О, замечательно. Спасибо. Леон хватает кружки и передает одну мне. Горячий шоколад. Пахнет изумительно. – Взяла на себя смелость приготовить его вам по-ирландски, с виски, – подмигивает женщина. – Я Бэбс. Как вы? Тяжело, с дрожью в голосе, вздыхаю. – Теперь, здесь у вас, гораздо лучше. Огромное спасибо! – Побудете с ней, пока я переоденусь? – спрашивает Леон. – Не нуж… – начинаю я и закашливаюсь. – Не спускайте с нее глаз! – командует Леон и исчезает в ванной. 40. Леон Прислоняюсь спиной к двери ванной, закрываю глаза. Сотрясения нет, вывих. Могло быть гораздо, гораздо хуже. Наконец замечаю, как я продрог; стягиваю мокрую одежду и включаю душ. Быстро набираю сообщение Соке – говорю спасибо за помощь. К счастью, телефон работает, хотя и намок в кармане штанов. Залезаю под горячую воду и стою, пока не унимается дрожь. Напоминаю себе, что за Тиффи приглядывает Бэбс. Но все-таки переодеваюсь с рекордной скоростью и даже не тружусь надеть ремень, хотя брюки, которые нашла Бэбс, до абсурда велики; ничего, поношу на бедрах, по моде девяностых. Возвращаюсь в спальню. Тиффи собрала волосы на макушке. Губы и щеки немного порозовели. Улыбается, и у меня в груди что-то происходит. Сложно описать. Как будто что-то со щелчком встает на место. Я: Как шоколад? Тиффи двигает вторую чашку на тумбочке в мою сторону. Я: Сам попробуй. В дверь стучат; беру чашку и иду открывать. Джонни Уайт Шестой, очень озабоченный и тоже в комично широких брюках. Дж. У. Шестой: Как наша девочка? Видимо, Тиффи легко становится «нашей девочкой» – она из тех, к кому дальние родственники и редко объявляющиеся соседи быстро проникаются собственническим чувством. Тиффи: Хорошо, мистер Уайт! Не беспокойтесь, пожалуйста. И тут же, как назло, ее опять сотрясает приступ мокрого кашля. Дж. У. Шестой с несчастным видом переминается в дверях. Дж. У. Шестой: Простите ради бога! Чувствую себя виноватым – это же я предложил искупаться. Надо было спросить, умеете ли вы оба плавать! Тиффи, прокашлявшись: Я умею плавать, мистер Уайт. Просто я потеряла равновесие и испугалась. Если хотите кого-то винить, вините камень, который шарахнул мне по ноге. Дж. У. Шестой несколько успокаивается. Бэбс: Вы оба сегодня ночуете здесь. И не спорьте. За счет заведения. Мы с Тиффи протестуем, однако ее снова мучает приступ шипящего полукашля-полурвоты, и наши аргументы о том, что постельный режим не нужен, выглядят неубедительно. Я: По крайней мере, я могу ехать – я больше тут не… Бэбс: Чепуха! Мне совершенно не в тягость. Да и за Тиффи надо присмотреть, а мои познания в медицине простираются не дальше пользы от стакана виски. Джон, тебя подвезти домой? Дж. У. Шестой пытается увильнуть от предложения, но Бэбс из тех потрясающе милых людей, которые не принимают отказа. На то, чтобы они договорились, уходит добрых пять минут. Когда дверь за ними щелкает, вздыхаю с облегчением. Соскучился по тишине. Я: Ничего. Просто я не любитель… Тиффи: Суматохи? Киваю. Тиффи улыбается, выше натягивая одеяла. Тиффи: Ты же работаешь в больнице, с людьми. Я: Работа – другое дело. Хотя она тоже выматывает. Мне после всегда надо побыть одному. Тиффи: Ты интроверт. Морщусь. Не фанат ярлыков, гороскопов для бизнесменов и типологий вроде соционики. Я: Наверное. Тиффи: А я наоборот. Ничего не могу понять, пока не позвоню Герти, Мо или Рейчел. Я: Хочешь позвонить? Тиффи: О, черт, телефон в моих… Замечает стопку одежды, принесенную с пляжа кем-то из сотни помощников-незнакомцев, которые процессией последовали за нами в гостиницу, и радостно хлопает в ладоши. Тиффи: Передай, пожалуйста, мои брюки!