А вот у Тани сестренка была. Правда, недолго. Денис не знал, как так получилось, что сначала тетя Галя гуляла по улицам с коляской, а потом перестала. Знал только, что у тети Гали появилась еще одна дочка, а потом куда-то исчезла. Он тогда был еще совсем маленький и еще не ходил в школу. О том, что у тети Гали родилась именно девочка, а не мальчик, Денису сказали бабушка с дедушкой – мамины родители. Однако говорить об этой девочке – какая она, что любит, можно ли с ней познакомиться, почему ее больше не видно – почему-то не хотели. Просто переводили разговор на другое, и все. А если Денис начинал настаивать, то сердились и отправляли его играть на пианино. И Денис играл, играл, играл. А что еще ему было делать? После того, как появилась, а потом пропала эта загадочная девочка, тетя Галя стала какой-то странной. А в последнее время так и вовсе не в себе. Совсем не в себе. Но в то, что она виновата в исчезновениях людей, Денис все равно не верит. Не такая она, чтобы делать кому-то зло. Вот что рассказал Бацаров. Он говорил то быстро-быстро, то ужасно медленно, иногда совсем замолкал и начинал ломать свои длиннющие пальцы, и Польке становилось страшно, что Бацаров совсем их поломает и не сможет больше играть на своем пианино. Когда он в очередной раз замолчал, а потом неловко буркнул: «Ну вот», и снова принялся ломать себе пальцы, Полька сама начала рассказывать – о том, как однажды привела к себе Таню, а потом и сама побывала у нее дома. А дождь все лил и лил, а Бацаров слушал, и Польке хотелось рассказывать подольше, чтобы отодвинуть тот момент, когда придется выныривать из бацаровского дождевика, бацаровской жаркой кофты и отправляться домой, но тут Бацарову позвонила бабушка. Полька отчетливо слышала каждое слово – говорила бацаровская бабушка громко и отчетливо, а Денис все время отодвигал телефон от уха, видимо, чтобы оно не оглохло. Полька слушала про «ливень какой», про «промокнешь», про «гуляш на плите стынет», про «давно пора заниматься» (кто же занимается летом?), про «уже думала идти тебя искать» и еще про всякое такое, о чем явно ей слышать не надо было. Когда Бацаров со вздохом засунул телефон в карман, Полька начала было избавляться от дождевика, но Бацаров сказал – «Что ты еще выдумала» и довел ее до подъезда. По пути он не замолкал – его как прорвало, думала Полька, он что, сто лет ни с кем не разговаривал, что ли. Говорил он о каком-то конкурсе, в котором занял лишь третье место, потому что перенервничал, о какой-то сложной фуге, которую надо выучить к сентябрю наизусть («каторга какая-то эта ваша музыкалка все-таки», – думала Полька), о дожде, который он, Бацаров, оказывается, любит, потому что ему вообще нравится холодная погода летом, и о том, что мечтает не ехать в августе с родителями к морю – ему больше хочется остаться дома, а если и ехать, то точно не в теплые края, потому что там от тебя требуют не просто лежать мешком на пляже, но и делать вид, что ты получаешь от этого удовольствие. А потом, под козырьком Полькиного подъезда, принимая из Полькиных рук свои вещи, Бацаров глянул на нее из-под капюшона: – Мы же разберемся, что происходит, правда? Куда они все исчезли и почему? И хотя Полька была до этого уверена, что разобраться у них ни в чем не получится, потому хотя бы, что заниматься исчезновениями людей – дело полиции, а не школьников, тут она ответила решительно: – Конечно. Дома она забралась с ногами в папино кресло, благо родители были на работе, и открыла в телефоне группу «Разоблачение ведьмы» – разбираться так разбираться. Но ничего особо интересного там не было. Беду отчитали за мокрые ноги и за то, что он два раза чихнул. Солуянова сетовала, что после такого ливня еще долго не выйдешь в босоножках. Муравей прислала ссылку на объявление о своем пропавшем двоюродном брате Мишке. Пашка Тры предположил, что у Зазубриной в квартире черная дыра. Ключникова обозвала Пашку Тры маленькой деточкой с большой фантазией. – Деточка, – сказала вслух Полька и хихикнула. И вдруг Польку как будто кто-то встряхнул. Она поняла, что именно ей показалось странным в прощании тети Гали. Она сказала не «деточки», а «доченьки». «Доченьки мои дорогие». Она всех их назвала доченьками. И мальчишек. Всех. Черная дыра «Меня точняк не выпустят. Сорян». Павел Тры. «Мои сказали, если хочешь гулять, иди на балкон и помокни, но потом чтоб переоделся в сухое». Костик Крогопольцев. «Да я и сама не пойду, льет как из ведра». Настюшка Солуянова. «Давайте у кого-нибудь соберемся». Анастасия Кузнецова-Муравей. «Я за виртуальное общение». Денис Бацаров. «Можно ко мне». Александра Ключникова. «Легко». Анастасия Кузнецова-Муравей. «Если только я с балкона прыгну». Костик Крогопольцев. «Промокнем как мыши». Настюшка Солуянова. «Не, ну можно, если под зонтом». Павел Тры. «Не вижу смысла сегодня встречаться». Денис Бацаров. «Я выхожу». Анастасия Кузнецова-Муравей. «Ставлю чайник». Александра Ключникова. «Полина?» Денис Бацаров. Полька секунд пять таращилась на экран, с которого сурово и мужественно светило ей лаконичное бацаровское сообщение, а потом, сжав в руке регулярно пиликающий телефон, понеслась на кухню, где родители заканчивали ужинать. – Мам! – еще не добежав, закричала она. – Я выйду на полчасика, ладно? И, увидев их лица, поняла, что никуда она не выйдет. Мама и папа смотрели на дочь как на привидение. За окном кухни хлестал, бушевал, бил в стекло водяными кулаками прямо-таки тропический ливень. – Там гром и молния, и тысяча чертей, – сказал папа. – Я знаю, – обреченно ответила Полька, – но… – Нет, я просто подумал – вдруг ты не заметила, – сказал папа. – То гулять не выгонишь, а то ей под дождь надо, – мама пожала плечами. – Что за идеи такие странные? – Да мне не под дождь, – вздохнула Полька. – Мне срочно надо по делу. – И куда же это нам надо по делу? – прищурилась мама. – К Саньке Ключниковой… – Это к той, которую ты все мечтала превратить в жабу, если тебя примут в Хогвартс? – невинно уточнил папа. – Что-то ты темнишь, Полька, – мама отхлебнула чаю. – Какие-такие срочные дела могут быть, чтобы в такую погоду выходить из дома? Да еще и с этой Ключниковой. Что-то я не понимаю. – Пойдешь – не забудь лодку, – поднял папа указательный палец. – И весла. И волшебную палочку. И ядовитое зелье. – Да что за чепуха, не пойдет она никуда! – мамины брови вздернулись чуть ли не под потолок. – Ерунда какая. – Мы все у Ключниковой собираемся, – протянула Полька, понимая все отчетливее, что дела ее плохи. – Мы с ней уже нормально общаемся, если что. Там, кстати, – зачем-то добавила она, – и Бацаров будет. – О! – почему-то обрадовался папа. – Этот ваш рафинированный типчик? Мамочкин мальчик с ресничками, юное дарование? Его к твоей заклятой Ключниковой доставят на голубом вертолете? – Ну пап, – беспомощно протянула Полька. – Что-то мне подсказывает, – сказала мама, – что никто ни у какой Ключниковой не соберется. Я не верю в существование родителей, способных на ночь глядя отпустить ребенка из дома в такой адище. Бацарова-то уж точно не выпустят. И Ключникова эта хороша – всех позвала, а сама дома сидит, ей тепло и сухо. Что у вас за срочность? Вы кого-то спасаете? «Да, спасаем», – чуть не брякнула Полька. Но вместо этого сказала: – Ну мам! – Что «мам»? Ну вот что «мам»? Дела у вас? Решайте по телефону свои дела. Вот распогодится – и хоть обвстречайтесь со своими Ключниковыми, а сегодня уж извини. Спорить было бесполезно. Полька, шаркая, поплелась к себе, представляя в красках Бацарова в гостях у Ключниковой. «Я не смогу, – написала она в группу «Разоблачение ведьмы». – Не выпускают из-за дождя. Давайте завтра встретимся». И тут телефон принялся пиликать как бешеный. «ОК». Александра Ключникова. «Да, давайте лучше завтра». Денис Бацаров. «Ну и кто вы после этого? Я уже вышла!». Анастасия Кузнецова-Муравей. «Блин, Голикова, вот что ты вылезла, все уже почти согласились!». Анастасия Кузнецова-Муравей. «Ой, ну что за ночь изменится?» Настюшка Солуянова. «Конечно, не у вас брат пропал». Анастасия Кузнецова-Муравей. «А про Голикову я так и знала». Анастасия Кузнецова-Муравей. «Эх, а я уже практически вырвался». Павел Тры. «Бацаров, слушайся свою принцессу». Анастасия Кузнецова-Муравей. «Ну и ладно, разберемся без сопливых». Анастасия Кузнецова-Муравей. Полька читала сообщения, стараясь не обижаться ни на родителей, которые, конечно, о ней, Польке, заботятся, но некоторых вещей почему-то понять не могут, ни на замочников, которые и сами вовсю высказывались за «остаться дома», а крайней сделали Польку, ни тем более на Настю Муравей, у которой пропал двоюродный брат, из-за чего она, понятное дело, не в себе. Не обижаться получалось плохо. И тут телефон, уже было замолкший, снова пиликнул.