Софи Менье, я тебя знаю. Я знаю постыдные тайны, что скрывает твоя буржуазная личина. Все может остаться между нами, или ты ославишься. Я прошу лишь о небольшой плате за свое молчание. Мой шантажист потребовал вдвое больше, чем в первый раз. Можно подумать, что несколько тысяч евро это мелочь для того, кто живет в квартире стоимостью несколько миллионов. Но квартира записана на имя Жака. Деньги завязаны на Жаке, его счета, его инвестиции, его бизнес. Мы заключили старомодное соглашение; мне выделялись деньги только для ведения домашнего хозяйства или для покупки одежды. До того, как я стала частью этого мира, я не понимала, насколько невидима смазка – деньги, – которая на самом деле приводит все в движение. Все это спрятано, инвестировано, ликвидно или недвижимо, поэтому мало что доступно в виде наличных. И все же я ничего не сказала Жаку. Я знала, как резко он отреагирует, и это только испортит ситуацию. Знала, что если скажу ему, то воскрешу прошлое. Наше неравенство, дисбаланс сил станет еще более очевидным. Нет, вместо этого я лучше найду способ заплатить. Мне все еще казалось, что я в состоянии справиться самостоятельно. На этот раз в дело пойдет бриллиантовый браслет: подарок на годовщину. Я послушно оставила еще одну пачку грязных купюр в конверте кремового цвета под расшатанной ступенькой. * * * Теперь я смотрю на себя в зеркало на другом конце комнаты. Расползающееся багровое пятно от вина. Я поражена его видом. Красное, тонущее в бледном шелке рубашки. Как пролитая кровь. Я срываю с себя рубашку. Она так легко рвется. Перламутровые пуговицы разлетаются по углам комнаты. Затем брюки. Тонкая мягкая шерсть, плотная, прилегающая к телу. Мгновение спустя я оказываюсь на полу, отбрасывая их от себя. Я вспотела. Задыхаюсь, как животное. Теперь я смотрю на свое отражение. Смотрю на себя в нижнем белье, дорогом, купленном моим мужем, который почти никогда не видит меня в нем. Смотрю на это тело, лишенное стольких удовольствий, все еще стройное благодаря годам диеты. Выступы моего декольте, дуга тазовых костей. Когда-то мое тело было налитым, с изгибами. Объект, вызывающий вожделение и презрение. К нему хотелось прикасаться. И немалыми стараниями я превратила его в нечто скрытое, на что можно повесить одежду, сшитую для женщин моего поколения. Мой рот запачкан вином. И зубы тоже. Я широко открываю рот, удерживая свой собственный взгляд в зеркале, и беззвучно кричу. ДЖЕСС Я извинилась и как можно скорее покинула пентхаус. Мне просто хотелось выбраться оттуда. Был момент, когда мне показалось, что они все наблюдают за мной, и один из них может попытаться остановить меня. Даже открывая дверь, я представляла, что сейчас на моем плече окажется чья-то рука. Я торопливо спустилась по лестнице в квартиру Бена. Они – семья. Они – семья. И это не квартира Бена: на самом деле нет. Прямо сейчас я сижу здесь, в доме какой-то семьи. Почему, черт возьми, Бен не предупредил меня об этом? Неужели он по какой-то причине не знал? Я вспоминаю, какое впечатление на меня произвел беглый французский Ника в полицейском участке. Конечно, это же его родной язык. Я пытаюсь вспомнить наш первый разговор. Насколько я помню, он ни разу не упомянул мне, что он из Великобритании. Эта чушь о Кембридже, я просто предположила, а он позволил мне поверить. Однако кое в чем Ник солгал. Миллер: он сказал, что его фамилия Миллер. Почему он взял именно ее? Я помню результаты поиска в Интернете – выбрал ли он ее из-за распространенности? Я бегу к книжной полке и достаю потрепанный франко-английский словарь, пролистываю до буквы «М». Вуаля: Meunier (mønje, jεR) masculine noun: miller[54] Миллер = Meunier. Так что он просто перевел свою фамилию. Однако одно я не могу взять в толк. Если у Ника есть другие, скрытые намерения, почему он так стремился помочь? Почему пошел со мной в полицейский участок и поговорил с этим инспектором? Меня оторопь берет, когда я вспоминаю, как говорила с ним за бокалом вина. Все наблюдали за мной, как за животным в зоопарке. А я еще гадала, с чего бы это такие непохожие люди собрались вместе. Казалось, их ничто не связывает. Но семья… это совсем другое дело. Вы и не обязаны иметь ничего общего с семьей; вас связывает только общая кровь. По крайней мере, мне так кажется. У меня ведь не было семьи. И я задаюсь вопросом, почему я не заметила очевидного. Я не увидела знаки, важные маленькие подсказки. Мне невдомек, как устроены семьи. Я возвращаю словарь на полку. Когда я его ставлю, лист бумаги отрывается и падает на пол. Сначала я думаю, что это одна из книжных страниц, потому что она такая ветхая и потрепанная. Но через миг я понимаю, почему она мне знакома. Я почти уверена, что это верхний лист тех винных счетов, которые я обнаружила в ящике стола в пентхаусе. Да: внизу страницы напечатана цифра «1». То же самое: списки различных вин, оплаченные счета, фамилии людей, которые их купили, и все с маленькой буквой «М» перед ними. Но что любопытно, так это знак в верхней части листа. Фейерверк, выполненный рельефным золотым тиснением. Точно такая же карточка была у Бена в бумажнике: та, которую я одолжила Тео. И что интересно, Бен – теми же каракулями, что он использовал в своем блокноте – что-то нацарапал на полях: Цифры не соответствуют. Вина стоят гораздо дешевле. Затем, внизу, дважды подчеркнуто: спросить Ирину. Мое сердце забилось чаще. Это связь. Это что-то важное. Но как, черт возьми, я должна сообразить, что это значит? И кто, черт возьми, такая Ирина? Я достаю телефон и фотографирую. Снова подключившись к вайфаю Ника, отправляю снимок редактору «Гардиан», Тео. Обнаружила в вещах Бена. Есть соображения? Не знаю, стоит ли доверять этому парню. Я даже не уверена, ответит ли он. Но пока это единственный вариант… Я иду очень тихо. Вдруг я что-то услышала. Будто кто-то скребется в дверь. Сначала я думала, что это кот, пока не увидела его развалившимся на диване. Я чувствую тяжесть в груди. За дверью явно кто-то есть, и он пытается проникнуть внутрь. Я встаю. Автоматически тянусь за чем-нибудь для защиты. Я вспоминаю про острый нож на кухне Бена, тот, с японскими иероглифами. Вооружившись, подхожу к двери и распахиваю ее настежь. – Вы… Это старуха. Консьержка. Она пятится назад. Поднимает руки вверх. Она что-то держит в правой руке. Я не знаю, что это. – Пожалуйста… Мадам… – Голос у нее такой хриплый, будто заржавел от редкого употребления. – Пожалуйста… Я не знала, что вы здесь. Я думала… Она резко останавливается, но мне удается поймать ее взгляд – она смотрит наверх. – Вы думали, что я все еще там, наверху, да? В пентхаусе. Получается, она следила за моими перемещениями по дому. Интересненько. Что еще она видела? – Значит, вы думали… что? Что пришли бы и все разнюхали? А что это у вас в руке? Ключ? – Нет, Мадам… ничего. Клянусь вам. – Но она не разжимает руку, чтобы показать мне. Наконец до меня доходит. – Это были вы прошлой ночью? Рыскали здесь? Шныряли? – Прошу вас. Я понятия не имею, о чем вы говорите. Она отпрянула. Мне вдруг становится совсем не по себе от всего этого. Может, я и не высокая, но эта старуха, она еще меньше меня. Я опускаю нож: даже не осознавала, что направляю его на нее. Я в шоке от самой себя. – Послушайте, простите. Все в порядке. Насколько она безобидна? Такая маленькая старушка? Консьержка исчезает так же тихо, как и появилась, снова растворяясь в темноте. Словно я сама придумала, что она там вообще была… Я пытаюсь думать. Самым радикальным решением было бы рассказать все Нику и посмотреть, что он предпримет. Спросить его, какого черта он представился вымышленным именем. Заставить его объясниться. Но я довольно быстро отвергаю эту мысль. Лучше притвориться, что я ничего не знаю. Если он поймет, что я раскрыла его секрет – их секрет, – я буду представлять угрозу. Если он будет думать, что мне до сих пор ничего не известно, тогда, наверное, я смогу копнуть еще глубже – незаметно для всех. Это вселяет в меня уверенность. С самого начала, с того момента, как я переступила порог этого здания, все карты были на руках у других. Теперь у меня есть свой собственный козырь. Только один, но наверняка это туз. И я собираюсь его разыграть. МИМИ Четвертый этаж Когда я шла обратно в квартиру, то мечтала только об одном: запереться в своей комнате, натянуть одеяло на голову, зарыться поглубже в темноту и проспать несколько дней. Но когда я пытаюсь открыть входную дверь, путь преграждают ящики с пивом, бутылки со спиртными напитками и MC Solaar, ревущий из динамиков. – Ce qui se passe? – Я звоню. – Какого черта происходит? В розовых трусиках и топе на бретельках появляется Камилла, она курит косяк, ее грязные светлые волосы собраны на макушке. – Вечеринка в честь Хэллоуина, – сообщает она. – Сегодня вечером. – Вечеринка? Она смотрит на меня как на идиотку. – Ну да. Помнишь? В девять тридцать, в cave, нагоним еще жути – а потом, может быть, притащим пару друзей на афтепати. Ты же говорила, что твой отец на этой неделе, скорее всего, уедет. Putain. Я совсем забыла. Я что, впрямь согласилась на это? Если да, то это было целую вечность назад. Я не могу допустить, чтобы здесь были люди, я не могу справиться… – Мы не можем устроить вечеринку, – говорю я ей.