Глава 8 Эстель ПАРИЖ, ФРАНЦИЯ, 15 июля 1942 года Эстель рассматривала выходящих из здания вокзала с какой-то зловещей поспешностью путешественников, чего никогда не замечала до начала войны. Из-за этого даже в прекрасное солнечное утро Гар-дю-Нор наводил ужас. Здесь потоки серой чумы стекались в мешанину солдат в форме вермахта, СС и гестапо, разбавленную вкраплениями черных мундиров полиции. Попасть в беду и стать жертвой слепого насилия можно было в самый неожиданный момент. Гражданские лавировали среди оккупантов, не смея поднять глаз, чтобы не привлекать внимания, на вопросы отвечали односложно и только по необходимости, а документы держали всегда наготове. В эту пору ничего, кроме неприятностей, от парижского вокзала ожидать не приходилось. Эстель поправила ярко-красные цветы на шляпке и между делом взглянула на часы. Прошлась по тротуару перед вокзалом, неторопливо цокая каблучками и рассматривая редеющую толпу. А вот и он. Минута в минуту. Из здания вокзала вышел знакомый человек в поношенном костюме с газетой под мышкой и неторопливо направился прямо к ней. Где-то за ним на безопасном расстоянии должен следовать летчик. Поравнявшись с ним, Эстель еще сильнее замедлила шаг, и Жером на долю секунды перехватил ее взгляд. Когда он прошел мимо, она остановилась, достала из сумочки пудреницу, как бы поправляя прическу, и проследила в зеркальце, как Жером направляется к рядам выстроившихся вдоль дороги велотакси. В нескольких шагах от нее появился незнакомец в похожем поношенном костюме с такой же газетой под мышкой. Он остановился и поднял голубые глаза, на секунду встретившись с ней взглядом, и отвернулся почти так же быстро, как и Жером. Заметив под видавшей виды шляпой незнакомца пепельно-серое напряженное лицо с темными кругами под глазами, Эстель нахмурилась. Наверняка болен или скорее ранен. Только сейчас, к сожалению, ему ничем не помочь. Раз уж вытерпел всю дорогу от самой Бельгии, придется потерпеть еще немного, а там видно будет, что у него за хворь. Эстель продолжила свою неторопливую прогулку, сворачивая на запад, подальше от вокзала, на городские улицы. Она еще раз проверила напоследок, не смазалась ли помада, с помощью зеркальца убедилась, что голубоглазый незнакомец не отстал, опустила пудреницу в сумочку и ускорила шаг. Каждая минута опасности быть замеченной в компании человека, наверняка не понимающего ни слова по-французски, казалась вечностью. Она петляла по улочкам, поглядывая на мелькающие между зданиями купола базилики Сакре-Кёр, возвышающейся на холме к северу отсюда. Здесь, вдали от вокзала, в лабиринте улочек с жилыми домами, магазинами и кафе, она немного расслабилась. Район рядом с домом она знала как свои пять пальцев. На углу у булочной уже собралась длинная очередь изголодавшихся изможденных людей. Мимо прошла еврейская семья с бросающимися в глаза желтыми пятнами нашитых на одежде звезд. По улице между редкими гужевыми повозками лавировали велосипедисты. Автомобили попадались еще реже, только армейские с черно-красными флажками, олицетворяющими зло, поглотившее город. Эстель не останавливалась, чувствуя спазмы в животе от аромата свежего хлеба, пробивающегося сквозь пыль и вонь навозных куч. Она не ела со вчерашнего дня – так переволновалась, что с утра скудные остатки пайка не полезли в горло. Укрывать союзников-нелегалов приходилось уже далеко не впервой, но страх разоблачения никуда не исчезал. Наоборот, со временем тревога только нарастала, впрочем, может, это и к лучшему – она не давала расслабиться, потерять осторожность и попасть в лапы врагу, как случилось со многими другими. Эстель вошла в подъезд, оглянувшись в дверях. Голубоглазый с трудом ковылял следом, заметно припадая на одну ногу. Надо поскорее провести его наверх. Она остановилась перед лестницей, прислушиваясь, не идет ли кто, но в доме царила тишина. Расслабляться не стоило даже здесь, и это вошло у нее в привычку. Через минуту дверь снова распахнулась, и летчик с перекошенным от боли лицом, судорожно хватая ртом воздух, кое-как перевалился через порог. – Сможете подняться по лестнице? – спросила она по-французски, получив в ответ лишь растерянный взгляд. Тогда переспросила по-английски. Он кивнул, вцепившись побелевшими пальцами в перила. – Там три пролета. – Ничего, справлюсь. – Оно и видно. Эстель подхватила его за пояс. Тот уперся, пытаясь отстраниться. – Геройствовать будете, когда вернетесь в строй, ясно? – прошипела она. – Я многое умею, но втащить вас вверх по лестнице, если упадете, вряд ли смогу. Он сдался, навалившись ей на плечо. Взобравшись в обнимку по лестнице, они вошли в квартиру, и Эстель потащила его в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. – Сюда. Почти пришли. Она повела его по шикарно обставленной квартире мимо длинного обеденного стола в спальню. Открыла шкаф и отперла заднюю стенку. – Сюда. За потайной дверью оказалась скрытая комната. – Поживете здесь и отдохнете, пока не окрепнете для дальнейшего путешествия, – пояснила она, помогая забраться в шкаф и крохотную комнату. За последнее время в их организации было много провалов, на тайные заколоченные квартиры заявлялись с обыском, и беглецам стало негде укрыться. Начав прятать у себя летчиков союзных войск, Эстель поступила по-другому: завела обыкновение приглашать гостей в тщательно выбранное в интервалах между «постояльцами» время – знакомых, членов правительства Виши, однажды даже офицера вермахта, навязавшегося в провожатые, – в случае чего все в один голос подтвердят: мадемуазель Эстель Алар – просто недалекая красотка, купающаяся в роскоши, банальная пустышка, потакающая своим слабостям и упивающаяся лестью. И скрывать ей нечего. А чего гестапо не сможет найти, того не отнимет. – Тесновато, знаю, но здесь вы в безопасности, – сообщила она летчику и зажгла небольшую керосиновую лампу. Он, тяжело дыша, рухнул на кровать. – Больны или ранены? – спросила она, наклоняясь и снимая с него шляпу. Он махнул рукой в сторону левого бедра. – Шрапнель попала. Никак не заживет. – Можно взглянуть? – Вы медсестра? – заколебался он. – В настоящий момент я мастер на все руки. Берите что дают. Летчик закрыл глаза и кивнул. Эстель ловко сняла с него пиджак. Нащупав в кармане документы, достала их и поднесла к свету. Надо признать, сработаны на славу. Фальшивки по ту сторону бельгийской границы стряпает настоящий мастер. Голубоглазому дали имя Жана-Филипа Броссуа, уроженца Брюгге. И снимок на сей раз сделан в Бельгии, как положено, не чета той липе, которой снабжают своих летчиков ВВС союзники. Нацистов нынче провести не так-то просто. – Откуда вы? – спросила она, откладывая в сторону документы и пиджак. – Из Новой Шотландии, в Канаде. Эстель осторожно вытянула из-под ремня подол рубашки и нахмурилась: весь в крови, и штанина тоже. Задрав рубашку повыше, она обнаружила неумелую перевязку полосой ткани, обернутой вокруг бедер, уже насквозь пропитавшейся кровью на боку. Эстель расстегнула пояс брюк и сдвинула повязку в сторону. – Боже. – Что, совсем худо? – вскинулся было летчик, но она прижала его к постели, все еще хмурясь. О чем только Жером думает? Такая глубокая рана, кое-как заштопанная словно ребенком, местами швы разошлись, и открылось кровотечение. Вся штанина пропиталась кровью, и только благодаря темному цвету это не сильно бросалось в глаза. Скорее всего, повреждено несколько крупных сосудов, отходящих от паховой артерии. Без настоящего хирурга тут не обойтись. – Просто кошмар. – Видели бы вы самолет, – попытался отшутиться он. – К путешествию вы не готовы. Отсюда до испанской границы добираться еще труднее. И опять она удивилась, что же там случилось, из-за чего Жером все-таки решился на поездку с раненым пилотом. В последнее время они с Жеромом почти не виделись из-за его постоянных переездов из Франции в Бельгию и обратно, лишь изредка пересекались взглядом, как сегодня у вокзала. Каких-то объяснений ожидать, скорее всего, не стоит, но надо хотя бы передать своим, что ее новый постоялец еще долго будет не в состоянии двинуться дальше. Если вообще выживет. Конечно, Эстель могла профессионально оказать первую помощь, но тут совсем тяжелый случай. Если такую рану не обработать как следует… неизбежно заражение или даже гангрена, если он еще раньше не истечет кровью. – Вам что-нибудь объяснили перед посадкой на поезд до Парижа? Он поморщился. – Говорили, только я мало что понял, кажется, оставаться в Брюсселе стало опасно, и пришлось срочно оттуда выбираться. – Он взглянул на нее. – Сможете справиться? – Сомневаюсь. Она схватила чистое полотенце со стола, свернула прямоугольником и приложила к ране. – Прижмите. Сильнее. – На вас вся надежда, – взмолился он, хватаясь свободной рукой за край кровати. – Пожалуйста. Эстель приняла решение и нырнула в дверь. – Скоро вернусь. Потерпите. – Куда вы? Она остановилась. – Не утруждайтесь. Ответа все равно не дождетесь. Где я и когда вернусь, вам знать незачем. Зато выдать не сможете. Так безопаснее. Ждите.