– «Никогда не угадаешь, какая капля переполнит чашу». Так говорит Жером. Рашель нахмурилась. – И ради каких-то капель жизнью рисковать? А если убьют… – А если мы до конца этой проклятой войны с голоду все передохнем? – Эстель убрала руку. – Пока я там бываю, хотя бы на кухне могу кое-чем поживиться, и не какими-то крохами. Добытые продукты очень пригодились не только семейству Уайлеров, но и постояльцам самой Эстель. Рашель обеспокоенно нахмурилась. – Ой, может, хватит уже… – Конечно. Вот только война закончится. – Поезжай на юг, – посоветовала Рашель. – Или к родителям. Они еще в Португалии? – Да, – фыркнула Эстель. – От их поверенного даже письмо опять пришло. Уведомляет, что во Франции они не появятся, пока не пройдут эти… как же он выразился… а, вот, смутные времена, – закончила она, стараясь скрыть горечь и до сих пор удивляясь, почему полное безразличие родителей особенно ранит именно в такие моменты. – Ну все равно, родня как-никак, – буркнула Рашель. – Куда там. Просто сторонние наблюдатели, и чем дальше, тем больше. Вот вы – другое дело. – Эстель, но я же не могу тебя переправить в Португалию. Или еще куда, где безопаснее. – Рашель, сейчас меня волнует не собственная безопасность, а ваша. Вы уже столько натерпелись, а дальше будет только хуже. Слухи недобрые ходят, что польских евреев высылают туда, откуда никто не возвращался. – Помню, ты говорила. Даже не знаю, с чего ты это взяла, правда или нет, но то в Польше, а не в Париже. – Пока. Боюсь, рано или поздно и сюда… – Эстель, – порывисто обняла ее Рашель и прошептала: – В конце концов все образуется. Заживем по-прежнему. Нельзя терять надежду, иначе просто ложись да помирай. Эстель кивнула и отстранилась. – У меня к тебе просьба, – осторожно сказала она. – Говори. – Мне нужно поговорить с твоим отцом. – Что с тобой? Заболела? – всполошилась Рашель. – Да что мне сделается, – ничуть не кривя душой, успокоила Эстель. Она терпеть не могла что-то скрывать от той, кого любила как родную сестру, но, как она уже сказала летчику: «Зато выдать не сможете». Рашель смерила подругу пристальным взглядом и схватила за руку. – Приходи завтра днем на торт. – Не бойся, не пропущу ни за что на свете. Рашель скрылась на кухне, и через мгновение появился Серж Уайлер, седеющий импозантный господин в круглых очках, которого Эстель обожала за спокойный добрый нрав. – Эстель, – обрадовался ей он. – Говорят, ты завтра придешь на наш маленький праздник. А внучка сказала, еще и с сюрпризом. – Обязательно. Самой не терпится. Он окинул ее проницательным взглядом. – Рашель сказала, у тебя ко мне разговор. Что случилось? – Я насчет того дела, с которым вы мне помогали, – спокойно ответила Эстель. – А ты оказала любезность, спрятав столько наших сокровищ. И некоторых пациентов. – Да. В общем… Она в нерешительности смолкла. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Назад пути не будет. Серж снял очки и старательно протер стекла извлеченным из кармана вышитым носовым платком. – Эстель, но ведь этим дело не ограничилось, так? – скорее утвердительно, чем вопросительно заявил он. Она молча кивнула. – Я бы мог изобразить удивление, но к чему лукавить. – он надел очки. – Так что тебе нужно? – Врач. Для оказания помощи, чреватой арестом, если об этом узнают. – Она посмотрела ему в глаза. – Можете отказаться, потому что вы нужны своей внучке и дочерям, которые в вас души не чают. Ни осуждать, ни поднимать этот вопрос больше никогда не стану, и забудем об этом разговоре. – Кто-то ранен? – Да. – Тогда о чем разговор, – в его взгляде было столько доброты, что у Эстель защипало в глазах. – Я сейчас, только сумку прихвачу. * * * От криков на улице и топота сапог по лестнице Эстель подскочила на кровати, и сердце так бешено заколотилось, что чуть не выскочило из груди. Она сидела в предрассветных сумерках, не в силах пошевелиться, поверить в происходящее и борясь с отчаянием. Значит, это конец. Сейчас ее арестуют за укрывательство раненого летчика, и все старания и ухищрения, все попытки прикинуться ветреной кокеткой, эксцентричной аристократкой не спасут от злого рока, что надвигается снизу по ступенькам. Она судорожно вздохнула и заставила себя встать с кровати, кутаясь в халат. Учитывая, что ее ждет впереди, скромничать уже бессмысленно. Покосилась на шифоньер, но приближаться к нему даже не пыталась. Летчику строго-настрого приказано не высовываться, что бы ни услышал. Если его не обнаружат, останется крохотный шанс спастись, когда Эстель уведут. Кто-нибудь из соратников, прослышав об аресте, вспомнит, что он скрывается у Эстель, и наведается сюда… Послышался грохот кулаков по двери. Эстель замерла у порога спальни, силясь сообразить, что происходит, потому что ломились не к ней. Похоже, шум доносился с нижнего этажа, усиливаясь эхом на лестнице. Она метнулась к входной двери и выглянула в щелочку. Теперь к суматохе этажом ниже добавились женский визг и плач детей. Напротив вдруг распахнулась дверь Уайлеров, и из квартиры выскочила растрепанная Рашель, волоча за собой сонную Авиву. – Рашель? Что происходит? – прохрипела Эстель. – За нами пришли. – За кем? – За евреями, – объяснила бледная как полотно Рашель. – За Сержем? – И за женщинами с детьми. Пожалуйста, спрячь Авиву. Там же, где наши картины. – Что? – Спрячь ее, – Рашель толкнула девочку в квартиру Эстель. – Обещай о ней позаботиться. – Что? – повторила Эстель, так крепко хватая Авиву за руку, что та поморщилась. – Обещай мне, что они ее не найдут. Я ее заберу, как только смогу, а до тех пор позаботься о ней, хорошо? Обещаешь? – Да, – прошептала Эстель. – Конечно. Обещаю. Рашель молча кивнула и бросилась обратно к себе. Авива начала хныкать, и Эстель прикрыла дверь, опускаясь перед ней на корточки. – Крепись, малышка. Пожалуйста, ради меня. Авива подняла на нее полные слез глаза и прошептала: – Мне страшно. Снизу донесся шум бьющегося стекла, а потом леденящий кровь топот сапог по лестнице.