Когда оба без лишних слов забрались внутрь, Эстель заперла потайную дверь, развесила вешалки с одеждой и закрыла шкаф. К резкому мужскому голосу в коридоре присоединился визгливый женский и детский рев. Эстель выскочила в гостиную и, обогнув полированный стол, бросилась в прихожую, откуда снова раздался грохот кулака. Она сделала глубокий вдох, пригладила волосы и, изобразив на лице недоумение, открыла дверь. На пороге, одной рукой теребя кобуру на поясе, а другую занеся перед собой, стоял шарфюрер Шварц. Рядом с ним с маленькой дочкой на руках топталась немка фрау Хофман, жена французского промышленника, перед которым благодаря войне открылись невиданные коммерческие перспективы. После выдворения Рашель не прошло и недели, как они с мужем заселились в опустевшую квартиру, но с тех пор Эстель не перекинулась и десятком слов с желчной соседкой, ненавидящей все французское, включая ее. Дверь в бывшую квартиру Уайлеров была открыта, и Эстель заглянула вовнутрь. Их некогда заветный книжный шкаф теперь вместо фолиантов был заставлен какими-то безделушками. На месте изящного резного кресла-качалки, которое Ален сделал своими руками в подарок Ханне после рождения Авивы, стоял еще один приземистый шкаф, тоже набитый побрякушками. Ковер, закапанный кровью Сержа, что лежал у порога, тоже исчез. – Добрый день, фрау Хофман, – хлопая ресницами, поздоровалась Эстель. – Что-то случилось? Беда? Неужели налет? Я постоянно прислушиваюсь, не летят ли самолеты, но все равно боюсь… – Это она, – желчно прошипела женщина по-немецки, шлепнув по ручонке дочери, тянущейся к нитке жемчуга на шее. – Арестуйте ее. Она, точно. – В чем дело? – испуганно переспросила Эстель, изображая замешательство. – Кто вы? – Шарфюрер Шварц, – представился немец, пригвоздив Эстель к месту ледяным взглядом. – Что-то вы долго не открывали, мадемуазель. – Вы меня напугали. Так что случилось? Шарфюрер ворвался в квартиру мимо Эстель. – В этот дом вошли мужчина и женщина. Предатели. Он двинулся дальше. – Подозреваем, что они где-то спрятались. Проверяем все квартиры. – Думаете, они еще здесь? – Эстель обхватила себя руками. – Они очень опасны? – Враг всегда опасен. – Он помедлил. – Мадемуазель, вы живете одна? – Да. – Вы знаете, когда ее нет дома, из этой квартиры доносятся какие-то странные звуки, – чуть не крича, сообщила стоящая на пороге фрау Хофман. – Кто-то у нее живет. При мысли, что эта женщина подслушивает у нее под дверью за Авивой, по спине побежали мурашки. – Поверьте, я живу совершенно одна. Возможно, вам что-то послышалось с улицы или из квартиры снизу. – А порой возвращается за полночь. – Отделаться от фрау Хофман было не так-то легко. – После комендантского часа. Еще и кого-то приводит. Я не сплю из-за ребенка и слышу голоса. Шварц подошел к окну и, раздвинув стволом шторы, выглянул вниз. – Это правда? – спросил он. – Что поздно возвращаюсь? Конечно, правда. У меня пропуск. И домой меня часто провожают. – Что? – Я пою в «Рице», – осторожно подбирая слова, объяснила Эстель. – По особым случаям выступаю в кабаре. Могу показать документы. Шарфюрера это убедило. – Я вас помню. – Правда? – притворно захлопала ресницами Эстель. – Слыхал, как вы поете. И кокетничаете в «Рице» с офицерами люфтваффе. – Просто немного развлекаю тех, кто скучает по дому и по семьям. – Ну конечно, – фыркнул Шварц. – Если не верите, что у меня пропуск, спросите полковника Майера. Он мне всегда помогает. – Полковник Майер? – Да, – прощебетала она. – Мы с ним ужинали как раз на прошлой неделе. Он явно задумался, в каких именно отношениях она находится с полковником, и на его лице промелькнула тень сомнения. Во всяком случае, боши до фанатизма соблюдали субординацию и тщательно избегали риска навлечь на себя недовольство высших чинов. Трудно сказать, что для себя решил шарфюрер, но его самодовольный гонор вернулся. Он оставил в покое шторы, обошел два дивана и поднял оставленную Эстель на столе газету «Карфур», а потом небрежно швырнул назад, и она соскользнула на пол. – Мне нужно проверить остальные комнаты. – Зачем? – испуганно вытаращилась Эстель. – Думаете, они могли проникнуть ко мне в квартиру? – Между прочим, – Шварц подошел к столику и взял фотографию Эстель в подаренном родителями «Мерседесе», – раньше я служил в полиции. Отец мечтал, чтобы я стал врачом, но меня всегда интересовало, как работает человеческий разум, а не тело. Разум преступника. Способный на такую изощренную и убедительную ложь, что при удачном раскладе может буквально сойти с рук даже убийство. Эстель заломила руки, как бы совершенно не замечая неприкрытой угрозы в его словах. – Не понимаю. На лице шарфюрера мелькнула тень раздражения. – Сегодня около Сакре-Кёр мы задержали одну особу с каким-то дурачком, якобы ее знакомым. Она нам врала. Мой начальник ей поверил, а я нет, вот и проследил за ними до этого самого дома. Они вошли внутрь, и теперь мои люди проверяют все квартиры. Включая вашу. – Что ж, тогда примите мою благодарность, – пролепетала она. Шварц нахмурился и, что-то буркнув себе под нос, отложил фотографию и направился в кухню. Никого там не обнаружив, развернулся кругом и прошагал через коридор в спальню. Эстель последовала за ним и остановилась в дверях, прислонясь к косяку и сцепив руки перед собой. Как и в гостиной, немец подошел к окну и выглянул на улицу, явно не заметив ничего подозрительного, потом обратил внимание на гардеробную и, не выпуская из рук оружия, протиснулся внутрь. Ощупав одежду, развернулся и заглянул под кровать, поводя стволом из стороны в сторону. Наконец, поднявшись, он с разочарованным видом огляделся и заметил громоздкий шкаф. Увидев, как он с оружием наготове распахивает дверцу, Эстель почувствовала, что ногти впиваются в ладони, и с трудом заставила себя расслабиться. – Ну надо же! – проворчал немец. Сердце Эстель ухнуло в пятки, и на ватных ногах она подошла поближе. Длинные пальцы Шварца перебирали струящийся шелк сапфирово-синего платья с вышивкой и жемчужной окантовкой по лифу. – Такое даже принцессе не стыдно надеть, – заметил он, срывая наряд с вешалки. – Я в нем выступаю… – с неподдельной дрожью в голосе начала Эстель. Гестаповца нужно увести от этого шкафа и как можно скорее, пока он не выгреб все его содержимое. Достаточно малейшего кашля, чиханья, оброненного на пол карандаша или скрипа кровати, да любой из сотен мелочей, чтобы вся их конспирация пошла прахом. – Да-а. Кинув платье на кровать, он потянулся за другим, роскошным нарядом из ярко-лимонного крепа. – Моей жене такие понравились бы, – заметил он. – Я бы с удовольствием ее порадовал, но сколько ни вкалывай, на такую роскошь никогда не заработать. А в этом Париже шлюха из кабаре наряжается не хуже королевы. Живет по-королевски. Он провел стволом пистолета по желтому креповому платью. – Пожалуй, надо жене сделать подарочек. В этой квартире столько красивых вещей. Такой богатый выбор. Желтое платье легло на кровать рядом с голубым, и он потянулся за следующим, кремовым, сплошь расшитым золотой нитью. – Что ж, выбирайте, – во весь голос заявила Эстель, глядя, как он хватает воздушный шелк. – Все эти платья мне подарил рейхсмаршал Геринг. Уверена, он не будет против. Шарфюрер отдернул руку, словно обжегся, и уставился на Эстель. В ответ она мило улыбнулась. – Рейхсмаршал обожает кутюр. Говорит, в том платье я похожа на ангела. Может, ваша супруга тоже. Я ему передам. Шварц поспешно захлопнул шкаф. При упоминании полковника Майера он только помедлил, зато имя Геринга произвело желаемый эффект. Порой правда оказывается полезней любой лжи. Гестаповец сунул оружие в кобуру и в сопровождении Эстель направился к выходу. Фрау Хофман все еще торчала в дверях своей квартиры, укачивая хныкающего ребенка. При виде Шварца, возвращающегося несолоно хлебавши, она явно расстроилась: