– Так сыграйте. – Что? – Сыграйте. На этой скрипке. – Сейчас? – Почему бы и нет? – Ну мало ли, может, в смычке волос надо сменить, а то звучать не будет. – Я все равно не замечу разницы. Мне медведь на ухо наступил. Просто приятно послушать, как вы играете. – Он уселся на крышку чемодана и выжидающе посмотрел на нее. – Давайте, не стесняйтесь. – Не могу. – В смысле, не хотите? – Нет, дело не в том… – Что, слабо́? – Ну что вы как маленький! Габриэль усмехнулся, и у нее перехватило дыхание. Нет, ну разве можно быть настолько неотразимым даже на пыльном чердаке и при такой наглости! – Ладно. Только на что-нибудь приличное можете не рассчитывать. Все с той же ухмылкой Габриэль откинулся назад, опираясь на руки. Лия рассмотрела скрипку поближе. Боже, какая прелесть. И сохранилась прекрасно, даже grand mère бы одобрила такое аккуратное обращение. Кому-то этот инструмент был очень дорог. Лия проверила и подстроила струны, потом осмотрела смычок и подтянула волос, все время ощущая пристальный взгляд Габриэля. Натёрла волос канифолью и поморщилась: – Старый совсем. – Ну и что? – Не скажите. Вряд ли зазвучит… – Да вы просто увиливаете. – Ничего подобного. – Тогда играйте. Лия покачала головой и приставила скрипку к плечу. Закрыла глаза, представляя, как в последний раз играла в Марселе. Смеркалось, она сидела на крылечке, наслаждаясь ароматом лилий в летнем воздухе, а рядом с грустной улыбкой за ней наблюдала grand mère. Лия коснулась смычком струн и заиграла ту же пьесу, что исполняла в тот раз. Точнее, любимый отрывок grand mère. Пальцы слушались неважно, но музыка словно перенесла ее в Марсель, в летний вечер рядом с женщиной, так хорошо умевшей хранить свои тайны. Через несколько минут она остановилась, опустив смычок. Габриэль не шелохнулся. – Мне бы хотелось запечатлеть вашу игру на холсте. Лия залилась краской. – Это лишнее. – Нет, не лишнее. – Он помедлил, не отрывая от нее пристального взгляда. – А как называется это произведение? – Девятая соната Бетховена. То есть отрывок. Знаю, немного неожиданно, просто grand mère его очень любила. – А говорили, что более-менее. В смысле, на скрипке умеете. Лия поморщилась и опустила инструмент. – Знаю, я давно не играла, и волос у смычка совсем никудышный… – Лия, господи, да я похвалить хотел, – Габриэль встал и отряхнул джинсы. – Сыграли просто потрясающе. – А, ну спасибо, – все еще краснея, поблагодарила она. – В юности я была нелюдимой. А со скрипкой просто получалось… Он подошел вплотную. – Забирайте. – Что? – Скрипку. Возьмите себе. Дарю. – Ну что вы, разве можно… – Пожалуйста. Такой инструмент должен жить. Звучать, а не валяться на пыльном чердаке. Радовать слушателей. Лия растерялась от такой близости, что можно было даже разглядеть прожилки цвета индиго у него в глазах и почувствовать слабый аромат мыла. Заметавшись по его лицу, взгляд задержался на изящно изогнутых губах. – Хочется вас поцеловать, – прошептал он. – Можно? Лия только кивнула. Сердце так бухало в груди, что наверняка было слышно даже ему. Габриэль аккуратно откинул у нее со лба выбившуюся во время игры прядь волос, провел кончиками пальцев по щеке и нежно обнял за шею. От этих прикосновений ее словно пронзило током, а от тепла другой ладони, скользнувшей по обнаженному плечу, бросило в жар. И тут он склонился к ней и поцеловал. Целовал он мягко, неторопливо и основательно ощупывая ее губы, без лишней настойчивости, оставляя путь к отступлению, если ей захочется. Но у нее такого желания не возникло. Наоборот, она прильнула к нему и впилась губами, чувствуя, как его рука скользит по талии и прижимает еще крепче. Время словно замерло на месте, пространство перестало существовать, осталось только прикосновение к этому мужчине. Объятия разомкнулись лишь через несколько минут, а может быть, часов, и они замерли, касаясь лбами. – Вы необыкновенная, – прошептал он. Лия, задыхаясь, подняла голову и взглянула ему в лицо. – Это просто… Выразить свои чувства словами оказалось непосильной задачей, и она умолкла. – Да, – согласился он, убирая руку с ее шеи, и отступил на шаг. Лия тоже отступила от греха подальше, опасаясь поддаться искушению поцеловать его снова, и, чтобы отвлечься, начала сосредоточенно укладывать скрипку в футляр. – Этот поцелуй еще не значит, что я согласна забрать скрипку, – как можно непринужденнее прощебетала она, безуспешно пытаясь унять бешено бьющееся сердце. – А если я очень попрошу? – с улыбкой на таких манящих губах спросил он, засунув большие пальцы в карманы джинсов. – Я подумаю. А подумать теперь было о чем, только скрипки еще не хватало. – Хорошо. Он опустил глаза и вдруг замер. – Так, это уже кое-что. – Что? Он присел перед сундуком, на котором лежала скрипка, и начал тереть крышку. – Смотрите. Лия аккуратно защелкнула замки на футляре и, отложив его в сторонку, подошла к Габриэлю, стараясь держаться на безопасном расстоянии. Он показал на пожелтевшую этикетку с потрепанными уголками, приклеенную в левом верхнем углу сундука с едва различимой надписью: «МИЛБРУК. АРХИВ 1936–46 г.г.». Габриэль уже занялся замками.