– Да какое вам вообще дело до моих картин? – выпрямляясь, вспылил он. – Ваш дедушка прав. У вас удивительный талант. И не нужно его скрывать. – Я не скрываю. – Он правду сказал? Вы когда-то собирались устроить выставку? – То была дурацкая детская блажь. Тот мальчишка все детство видел, как дед с отцом в погоне за голубой мечтой раз за разом остаются ни с чем. – Значит, сегодняшнее обещание устроить выставку – просто вранье? – Вы не понимаете. – Вы правы, не понимаю. Так вы боитесь провала? – Ничего я не боюсь. Боже, если вы выклянчили пару картин, это не дает вам права вмешиваться в мою жизнь или карьеру, – разозлился он. – Я же… – И позвольте напомнить, что у нас просто… общая цель – разобраться в прошлом наших родственников, и вы моя клиентка. – Точно. Клиентка, – с упавшим сердцем согласилась она. – Чересчур настырная. Не беспокойтесь, больше не повторится. Габриэль вскинул голову и закрыл глаза. – Зачем вы меня вообще пригласили? – спросила Лия. Он открыл глаза, не поворачивая головы. – Хотел показать мастерскую. Клиенты имеют право знать, куда попадут их произведения искусства. – Нет, я имела в виду Милбрук. Он покачал головой в ответ не то ей, не то своим мыслям, кто его знает. – Раз вы моя клиентка, я решил, имеете право знать, что тут может выясниться. В конце концов, все это связано с картинами и теми событиями, в которых могла участвовать ваша бабушка. – Ага. Дополнительная услуга, так сказать. – Нет. То есть да. То есть… Как-то грубо у вас выходит. Это еще мягко сказано. – Так какие у вас намерения? Изучить найденные сегодня письма и сообщить, если обнаружится какая-то связь с моей бабушкой и ее коллекцией в тайнике? – Ну… да. Хотя если здесь до сих пор не нашлось никаких следов, вряд ли появится что-то новое. Может, еще удастся что-нибудь прояснить о судьбе моей бабушки, но никакой связи с картинами пока не прослеживается. – Понятно, – кивнула она. – Что ж, прекрасно. Пожалуй, пора возвращаться. Если отправимся прямо сейчас, я еще могу успеть на последний рейс до Парижа и через два дня уже буду в Севилье. Лишнее время на подготовку к собеседованиям не помешает. – Значит, вот так просто все бросите и улетите? – А что мне тут делать? Габриэль нервно взъерошил волосы. – А как же коллекция? – Вы же профессионально занимаетесь реставрацией и установлением происхождения, разве не для этого я вас наняла? А вы сами почему согласились со мной работать? – Лия… – Вы ведь будете держать меня в курсе, если что-то выяснится? – Конечно. – В общем, прошу прощения за доставленные неудобства. – Я не это хотел… – Габриэль осекся. – Я все равно хочу ее вам подарить. – Он наклонился за скрипкой в футляре и протянул ей. – Серьезно. Лия покачала головой. – Нет, Габриэль, по-моему, это напрасная затея. – Почему? – Потому что скрипка принадлежит вам и вашей семье, а не мне. Пусть будет здесь, вместе с остальными тайнами. – Лия… – Наверное, это к лучшему. Она повернулась и направилась вниз по лестнице, даже не оглянувшись ни на Габриэля, ни на его картины. Глава 18 Софи ПАРИЖ, ФРАНЦИЯ, 20 августа 1943 года Софи рассматривала картину на стене. Каждый мазок в бледно-голубых, морозно-серых и ярко-белых тонах просто кричал о неистовом стремлении вперед. Глядя на борьбу корабля со штормовым морем, Софи словно ощущала порывы колючего ветра, наполняющего паруса, и горьковато-соленые брызги волн, разбивающихся о его борт. Когда им с Уильямом было двенадцать лет, родители взяли их в плавание вдоль побережья Шотландии. Стоило закрыть глаза, она до сих пор чувствовала под боком хохочущего Уилла, позабывшего обо всем на свете. Палуба под ногами ходила ходуном, за бортом пенились волны, а над головой ружейными залпами хлопали паруса и скрипели мачты. Ветер, разгоняющий облака по ярко-синему небу, превратил аккуратную косу Софи в воронье гнездо и сорвал с Уилла кепку, навеки упокоившуюся в пучине Ирландского моря. После этого плавания Уилл на несколько месяцев увлекся морскими пейзажами. – Это Тернер? – небрежно спросила Софи, не отрываясь от созерцания картины. – А вы не похожи на художницу. Женщина, которую Софи до сих пор знала только по псевдониму La Chanteuse, сидела в темном углу на богато украшенном диване, а рядом, положив головку ей на колени, крепко спала молчаливая темноволосая кареглазая малышка. – Я не художница. – Значит, коллекционируете картины? – Тоже нет. У меня брат – художник, я просто от него наслушалась о достоинствах гениев, чье творчество он изучал. – Она помолчала, разглядывая коллекцию соседних с морским пейзажем картин. – Да у вас на этой стене целое состояние. – Да, – вяло, без интереса ответила Эстель. – Эта работа Тернера просто поразительная. – Да, – так же безразлично повторила она. – Американец родом из рыбацкого городка на северо-восточном побережье, – не отрываясь от кипящих волн, сообщила Софи. – Отец и дед оба рыбаки, и, судя по всему, никто не обрадовался, когда он выбрал небо вместо моря. La Chanteuse не ответила. – Его зовут Фредерик Рикман, хотя по имени его зовет только мать, – продолжила она. – Для четырех сестер он Фредди, или в шутку Летучий Фред. La Chanteuse как-то странно хмыкнула. – Что? – спросила Софи. – Я сейчас редко слышу настоящие имена людей. – А-а, – Софи поправила морской пейзаж, чуть приподняв левый уголок рамки. – Он окончил школу и сразу помчался в призывной пункт записываться в ВВС США. Говорит, боялся не успеть поучаствовать в боях. Служил хвостовым пулеметчиком на бомбардировщике Б-17, и в первом же бою его подбили к юго-западу от Брюсселя. Выжил один из всего экипажа. Любит бейсбол, читать романы и скучает по родным. Через две недели ему исполнится девятнадцать.