Софи медленно отложила тряпку и молча достала из-под расстеленного на столе одеяла конверт, в котором оказались талоны на продукты, одежду и табак, свидетельство о рождении, удостоверение личности и железнодорожный проездной. Обычное дело для шпиона. А вот дальше стало интересней – подборка глянцевых профессиональных фотографий Софи с модельными прическами и искусным макияжем. Софи отложила все это в сторону и достала из конверта еще пару маленьких затертых снимков с потрепанными краями. На первом светловолосая снежная королева с замызганными локтями и коленками в ясный солнечный день сидела на неоседланной лошади и смеялась в камеру. На втором красовался величественный особняк, утопающий в зелени кустов и деревьев. – Одна из главных заповедей, которым учат в разведшколе помимо владения оружием, – никакой болтовни о себе при посторонних, только наедине с коллегой, который понимает, что это особый разговор. Для него даже специальное название придумали. – И что же это за особый разговор? Софи улыбнулась одними губами. – Интересный вопрос, прямого ответа я и сама так и не получила. Могу лишь предположить, что такое случается во время отчетов и обсуждений с коллегами после выполнения задания. Эстель покачала головой. – То есть мы сейчас друг перед другом отчитываемся? Не поздновато ли? За последние пять дней меня чуть не наизнанку вывернули, все тайны нараспашку. А про вас я только и узнала, что вы росли где-то недалеко от моря, любите стрелять по мишеням, ваш брат стал летчиком, а муж и родители погибли. И все это может оказаться выдумкой. Софи только неопределенно хмыкнула, так что ясности не прибавилось. – Вот, – Софи положила два снимка перед Эстель. – Подтверждение того, что у нас особый разговор. Наверное, вы правы, что-то скрывать уже поздно. – Она помолчала и добавила: – Муж говорил, что доверие – великое дело. – Что? – Вы мне доверились. Сначала, может, и невольно, но в конце концов открыли самые сокровенные тайны. Теперь моя очередь поделиться парой своих. Она откинула тыльной стороной руки упавшие на лоб волосы. – Доверие должно быть взаимным, особенно если когда-нибудь придется попросить о невозможном. Если решим дальше работать сообща, без этого никак не обойтись. Эстель посмотрела на фотографии. – Они правда ваши личные? – Да. Эстель укоризненно взглянула на Софи, чуть не брякнув: «Разве можно такое брать на задание?», но при мысли о спрятанной за подкладкой пальто Авивы фотографии у нее просто не повернулся язык. И если уж на то пошло, вряд ли по этим потертым снимкам можно о чем-то догадаться. Такие можно снять где угодно от Берлина до Парижа. – Хотите знать, почему я считаю, что брат жив? – Софи постучала пальцем по снимку с домом. – А вот почему. Эстель нахмурилась. – Не понимаю. – Этот особняк называется Милбрук. Сколько себя помню, с утра по субботам на его лужайках собирался рынок, и люди со всех окрестных городков приезжали что-нибудь купить или продать. У моего брата с восьми или девяти лет и до самой армии там был киоск, где он продавал свои картины. – Она покачала головой. – Так ничего и не продал. Ни разу. Кроме тех, что покупала мама. Эстель по-прежнему терялась в догадках. – А ему хоть бы хны. Даже не думал унывать, каждую субботу был на месте, несмотря ни на что. Отсутствие покупателей его только раззадоривало. Ну серьезно, через год на его месте даже самый закоренелый оптимист сдался бы и прикрыл эту лавочку. Но Уилл не признавал поражений тогда, и я верю, не станет и теперь, где бы он ни был. По-другому просто не могу. – Она посмотрела на Эстель. – И вы верьте. До Эстель наконец дошло. Теперь снежная королева говорила не о брате. – После войны я разыщу своих пропавших, а вы своих. И я вам в этом помогу. Софи оторвалась от винтовки и твердо посмотрела в глаза Эстель. – А до тех пор будем выручать друг дружку. Эстель кивнула и, с трудом сглотнув ком в горле, потянулась ко второй фотографии, пытаясь успокоиться: – А это вы где? – спросила она. – Это муж снимал в первый раз, когда взял меня покататься, – тихо сказала Софи. – Тогда мы еще не были женаты. Пока. Но в тот день он меня впервые поцеловал. Эстель зажмурилась, жалея, что пристала с расспросами. – Простите, я не хотела… – Я столько раз падала с чертова коня, что счет потеряла, – грустно засмеялась Софи. – Оказывается, лошадь – это тебе не механизм, с которым сноровка нужна. Считай, норов в чистом виде. – Хорошее описание, – криво усмехнулась Эстель. – Скучаю по мужу. Как же без него тоскливо, – дрогнувшим голосом призналась Софи. – Просто сил нет. Эстель отложила фотографию в сторону и взяла ее за руки. Словами горю не поможешь. И не стоит забывать, что Эстель не единственная, кто потерял близких. Софи судорожно вздохнула. – Даже не ожидала, что так быстро начну забывать его лицо. Боюсь совсем забыть. Каким он был. Его улыбку, смех, голос. – Не забудете. – А вдруг? Эстель отпустила Софи и принесла авторучку со стоявшего неподалеку небольшого письменного стола. – Напишите. – Что? – Напишите на обороте то, что хотите ему сказать. Софи нерешительно потянулась за ручкой, а потом отодвинула в сторону одеяло вместе с винтовкой и положила фотографию перед собой. – Не знаю, что сказать. – Вот уж от вас такого не ожидала. Софи хотела усмехнуться, но смех застрял в горле. Сняла колпачок и нажала пером на кончик пальца, пока не получилась клякса. Потом перевернула фотографию, занеся ручку над светлым прямоугольником, склонила голову и что-то быстро нацарапала. Закончив и неторопливо закрыв перо колпачком, она положила ручку рядом с фотографией. Эстель собрала фотографии и бумаги, разложенные на палисандровом столе, и сложила в конверт, оставив лишь свидетельство о рождении и удостоверение личности. – А теперь положите эту фотографию к остальным, – тихо предложила Эстель, протягивая конверт. – Запрем все наши тайны в том чемодане. А когда все это закончится, сможете забрать. Софи закрыла глаза и прижала снимок к груди, а потом положила в конверт. – Вам неинтересно, что я написала? – Мне это знать незачем. Вы ведь писали только мужу и больше никому. В наступившей тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов над камином да хлопаньем двери где-то на нижнем этаже, Эстель положила конверт на стол и, приглаживая рукой клапан, спросила севшим голосом: – Неужели со смертью легче смириться, чем с пропажей? Софи не ответила, только откинулась на спинку стула и подняла глаза к затейливой лепнине на потолке. Эстель провела ладонями по лицу, мысленно ругая себя за малодушие. – У меня не осталось ни одного дорогого человека, все куда-то… пропали. Лучшая подруга, что была вместо сестры. Тот, кого любила словно отца. Мужчина, которому так и не успела отдать всю свою любовь. А теперь еще Авива. Каждое утро открываю глаза, и хочется верить, что они просто где-то затерялись, но рано или поздно вернутся домой. Но все надежды тут же разбиваются о суровую реальность: нет, не вернутся. Никогда. Их больше нет. – Память о пропавших неразделима с надеждой, которая приносит утешение вместе с болью, – Софи закрыла глаза. – Понимаю, вы надеетесь на иной ответ, но при мысли о погибших и пропавших душа болит одинаково. И время ничего не лечит. Софи угадала. Эстель ждала другого ответа. – Но мы-то пока никуда не пропали, и их жертва не должна стать напрасной, – прошептала Софи, открывая глаза. – Значит, негоже сидеть сложа руки, надо бороться. Другого выхода нет. Эстель откашлялась и резко поднялась. Софи снова оказалась права. Даже если не доведется больше встретиться с Рашель, Сержем, Авивой или Жеромом, это не повод сидеть без дела. Она взяла конверт и потянулась за винтовкой, которую Софи тут же подала без единого слова. Все это Эстель отнесла в потайную комнату, спрятала в чемодан и вернулась, плотно прикрыв за собой шкаф. Софи стояла перед камином, разглядывая висящее над ним полотно. – Ненавижу эту картину, хоть и шедевр, – без особых церемоний заявила Эстель. – А меня бесит сам сюжет, – ответила Софи. – С чего вдруг Поликсена должна пожертвовать собой? Просто в голове не укладывается. – Ахилл сам виноват, а крайней выставили ее. – Наверное, меня больше всего раздражает, как безропотно она принимает свою участь. Только посмотрите, какой у нее вид, просто смирилась с тем, что ее загнали в угол. Так и хочется закричать: «Борись! Дай отпор! Пусть восторжествует справедливость! Твоя судьба в твоих руках!»