Я не ответила. У меня больше не было сил переживать. Препараты когда-то были на моей стороне, изолируя меня от внешнего мира, превращая в интроверта до тех пор, пока больше ничего не существовало. Он прошептал: — Мы собираемся сделать с тобой то, что ты делала с девочками в течение последних нескольких дней. Но мы собираемся показать тебе, чего мы ждем от тебя в следующий раз. Никаких больше робких слабеньких ударов. Мы ждем побоев... так что запоминай. Я не могла дышать. Дни? Я делала это в течение нескольких дней? Райан пробормотал что-то на испанском языке, держа биту в руке постукивая ею по своей ладони. — Готова увидеть профессионала в работе? Он не дал мне подготовиться и напал. Я шумно втянула воздух, когда он ударил меня в живот. Я согнулась вдвое, почти падая. Веревки вокруг моих запястий было единственным, что держало меня в вертикальном положении. Боль резонировала как марширующий оркестр в моем животе, но я приветствовала ее. Может быть, это конец. Может, они убьют меня. «Пожалуйста, убейте меня». Следующий удар был по бедру, треск раздался так громко, и я была уверена, что моя нога была сломана. Я приветствовала боль, добавив ее ко всему остальному. Усугубляя ритм моего сердца, пока скорость и сокращения не унесут меня ближе к обмороку. Кто-то ударил меня по уху. Потом в грудь. Следующий удар пришелся на лодыжку. Потом кулак прошелся по скуле. Они делали мне больно, повергая в агонию, но не заходили слишком далеко. Они сдерживались, чтобы не убить меня. Каждое следующее наказание было больнее предыдущего, и я откровенно рыдала. Каждая часть меня оплакивала утраченную свободу. «Я не могу больше этого терпеть. Я хочу уйти. Хочу умереть». И, наконец, что-то острое кольнуло мою кожу, и очередная доза лекарства отправила меня в аттракцион кошмаров. Глава 11 Ты зовешь меня господином, но на самом деле я раб — служу боли, которую жажду... Кью Время было моим врагом. Я хотел разбить вдребезги все часы, отменить каждое тиканье их стрелок. Каждая секунда была беспрестанным напоминанием, что я подвел Тесс, каждое минута была бесконечностью в тоске по ней. Я существовал только на чувстве ненависти и неугасающей потребности отыскать ее. Я не мог есть. Не мог сомкнуть глаз. Все, что я делал, ощущалось предательством. С каждым проходящим днем, мое самообладание все больше истощалась, пока в конечном итоге, я напрочь перестал быть хладнокровным бизнесменом, который владел этим миром, и еще больше превратился в монстра, которым был на самом деле. Никто не изъявлял желания находиться подле меня. Я ругался и кричал, и неистовствовал. Каждый день я все больше погружался в ад, и мне было на это совершенно наплевать. Я приветствовал оцепенение, опустошение, потому что заслуживал этого. Я не был достаточно хорош. Я даже не был достаточно силен, чтобы выследить женщину, которую любил. Я был гребаным неудачником, который заслуживал влачить свое существование в одиночестве. Я был одержим отчаянным желанием выпотрошить Росомаху и рассмотреть его внутренности, как карты таро. У него были ответы, но я был слишком глуп, чтобы заставить его говорить. Я был слишком вспыльчив, и теперь он был мертв, как и шанс когда-либо найти Тесс. Я склонил плечи и ткнул в рану на своей руке. Ноющей боли было недостаточно. Я заслуживал больше. Я заслужил быть казненным на электрическом стуле, быть безжалостно растерзанным свирепыми тиграми. Я заслуживал каждый ужасный способ, которым мог умереть человек. Я заслужил быть пристреленным за то, что не смог уберечь свою эсклаву. Мои пальцы вырывали нитки швов. Какому-то студенту-медику посчастливилось совершить бесплатный полет на моем частном самолете G650, чтобы оказать мне первую необходимую медицинскую помощь на нашем обратном пути из Москвы. Нам удалось убраться оттуда до того момента, пока не расползлись слухи, но я не сомневался в том, что за моей головой теперь вел охоту больше, чем один долбаный торговец людьми. Сидя за каким-то столом, в каком-то кабинете, в каком-то городе, хрен разбери какой стране, я склонил голову и обернул свои пальцы вокруг головы. С неистовой силой я сжал их, впиваясь ими все сильнее и сильнее, причиняя себе боль, приветствуя подступающую мигрень. Я хотеть вскрыть черепную коробку и остановить эмоциональную боль. В какие-то мгновения мне было не под силу сделать ни единого вдоха от мысли о том, что происходило с Тесс. Я хотел задушить на корню все мысли о ней в своей голове до того момента, пока мне больше не нужно было бы терпеть такие муки. Но сразу же следом за подобной жалостью и одиночеством, мной овладевал яростный гнев. Лютая ярость, что она оставила после себя. Я ненавидел, что она заставила меня чувствовать. Я ругал ее последними словами за то, что она превратила меня в сложное, извращенное существо, а затем просто исчезла без следа. Прошло шесть дней. Затем еще полторы недели. Двадцатичетырехчасовые глыбы наслаивались друг на друга, создавая неподвижную гору, тем самым, отдаляя меня от поиска той единственной, о которой я больше всего заботился. Время создавало для меня препятствия в поиске моей гребаной второй половинки. Я буду влачить свое существование в одиночестве. Умру в одиночестве. Я буду существовать в гребаном аду в полнейшем одиночестве, а все потому, что Тесс была похищена, а я был слишком бесполезен, чтобы уберечь ее от этого. Бл*дь, Тесс, где же ты, черт возьми? — Нам только что поступила конфиденциальная информация. Через час мы вылетам в Сингапур, — проговорил Фредерик, стоя в дверном проеме. Я поднял на него взгляд, всего еще отчаянно стискивая голову. Я даже не мог вспомнить, в какой именно стране мы находились. Мы были повсюду. В России, Испании, Саудовской Аравии, Таиланде. Следя за вереницей слухов. За малейшими упоминаниями о том, что кто-то кого-то знает, и этот человек знает, где именно держат Тесс. Это все напоминало непрекращающуюся погоню. Повсюду ложь. Все они скрывали правду. Правда будет обнаружена только тогда, когда мы найдем первоисточник. Не подкупом криминальных информаторов или же угрозами слить их драгоценные имена местным властям. В моих руках была безграничная власть, но она не значила ни хрена, когда никто ничего не знал. Черт возьми. Ты чертов недоумок, Мерсер! Правда может быть получена только из первоисточника. Как я мог не видеть этого? Это осознание было подобно тому, как если бы кто-то резко раскрыл занавески, приглашая проникнуть вовнутрь солнце, чтобы прогнать мрак нежилой комнаты. Я так резко подскочил на ноги, что стул опрокинулся назад и ударился о плиточный пол. Теперь я вспомнил. Этот кабинет принадлежал Ли Чо. Мужчине, которому я построил два казино в Макао в обмен на четырех рабынь. Гонконг был сверкающим и гламурным, но под всем этим внешним лоском, он был точно таким же, как и все многонациональные города — скрывал жутко опасный и извращенный мир (прим.пер. Специальный административный район Макао — специальный административный район Китайской Народной Республики. По другому «китайский Лас-Вегас»). И Ли Чо больше не был у руля этого мира. Сейчас Ли гнил в позе эмбриона, запихнутый в свой шкаф. — Меня не волнует информация, — прорычал я. — Я знаю, куда нам нужно отравляться. Фредерик нахмурился, подходя ближе. — Кью, когда ты в последний раз спал? Тебе необходимо поесть. Ты изможден. Ты не можешь существовать на чувстве мести и выпущенных пулях. Нестерпимое желание ударить его взвилось во мне, но я подавил его. — Больше никаких наводок. Они бесполезны. Он покачал головой. — Один из шестерок Чо дал нам имя человека, у которого есть гарем в Сингапуре. Он может знать, где находится Тесс. Я потер лицо ладонями, стараясь из-за всех сил не сорваться на крик. — Это будет пустая трата времени. У него не будет Тесс. Нам нужно вернуться к отправной точке. — Отправной точке? Я быстро устремился вперед, протискиваясь мимо Фредерика. Никто в привычном окружении не купил бы Тесс. Джеральд ни за что не продал был ее для того, чтобы ей воспользовались так... «по-доброму». Он жаждал крови. В чем заключалась бы месть, если бы он продал ее не больному ублюдку, а тому, кто точно бы сохранил ее в живых? Нет, он точно продал ее тому, кто разрушит ее. Сломит. Тому, кто был твердо намерен раскошелиться, ради удовольствия разрушить ее. Бл*дь. Какого хрена мне не пришло в голову это раньше Это чувствовалось правильно. Я нутром ощущал, что был на верном пути.