В десять утра прибыл кухонный персонал, чтобы подготовиться к наплыву толпы во время обеда. К одиннадцати двери открыли и начали подтягиваться ранние клиенты, чтобы перекусить тем, что готовили в баре. Принимая во внимание, что я не смыкал глаз в течение пятидесяти часов, я был буквально переполнен внутренней энергией. Мой взгляд не покидал двери, и каждый человек, который переступал порог, заставлял мое сердце биться быстрее. Вот оно. Это должно сработать В любую секунду. «Любая секунда» сменилась еще одним гребаным часом, и мое заходящееся сердце наполнилось яростью. Это должно сработать. Это был последний шанс. Какого хрена я буду делать? Отправлюсь домой и буду жить, словно Тесс никогда не существовало? Притворюсь, что она не сделала из меня лучшего человека и не научила меня, как быть счастливым? Мой разум сосредоточился на внутреннем размышлении, что это будет значить для моего будущего. Я бы никогда не вернулся. Никогда не вернулся домой без Тесс подле меня. Я бы оставил позади образ Кью Мерсера и ... — Черт возьми, Кью, — пробормотал Фредерик, его взгляд был прикован позади меня. — Это, мать твою, сработало. Я не могу поверить. Я стремительно развернулся и уставился лицом к лицу на грязного ребенка, которому, как я полагал, было лет десять или одиннадцать. У маленькой девочки были дреды, доходящие до талии, ее кожа, возможно, и была лишена изъянов, но была покрыта сплошь грязью, и на щеке виднелся ужасный шрам. Я не имею понятия, каким образом она прокралась незамеченной мимо меня, но точно знал, что эта та самая девочка, которая приведет меня к Тесс. Мои руки дернулись от всеобъемлющего желания схватить и встряхнуть ее, потребовать, чтобы она поведала все, что ей известно. Но я сжал мои пальцы и держал их вне пределов видимости под столом. Это действие потребовало от моего тела приложить каждую частичку немыслимого контроля, чтобы мягко улыбнуться и склониться до ее уровня. Мой голос был грубым и хриплым, но я сохранил свой тон беспристрастным. — Bonjour. Ты пришла ко мне? Она взглянула на Франко, который источал угрозу, а затем на Фредерика, на губах которого растянулась мягкая улыбка. Все трое из нас не брились на протяжении множества дней, наши глаза были красными и неистово блестели от пережитого горя и беспокойства. Бедный ребенок, должно быть, была в ужасе, но у меня не было времени, чтобы успокаивать ее. — Мы не обидим тебя. Скажи нам, что тебе известно, и я позабочусь о том, чтобы за тобой и твоей семьей приглядывали на протяжении долгого времени. Она прикусила губу, переступая босыми ногами по липкому полу, залитому пивом. — Я знаю, кто тебе нужен. Моя мама раньше убиралась на складе, прежде чем они сменили место, а также я пробиралась туда, чтобы раздобыть еды, когда охранники отвлекались. Мой желудок стянуло тугими узлами. Склад. Сколько, черт побери, женщин они продали? Я хотел спросить у нее так много вопросов. Я отчаянно желал сохранить жизнь каждой девушке. Я тяжело сглотнул, отмахиваясь от вопросов в своей голове. Только единственный вопрос имел значение сейчас. За остальными я мог вернуться. Тесс была моя. Она нуждалась во мне, и я буду там до того, как этот день подойдет к концу. — Этот мужчина внушал мне страх, но он дал мне конфету, чтобы я не мешала маме работать и посидела в углу. Он трогал других девочек моего возраста. Однажды пытался потрогать и меня, но моя мама остановила его. Ее большие черные глаза встретились с моими, такие невинные, но совершенно лишенные даже намека на наивность. Она прекрасно понимала, что делала, говоря мне имя этого мужчины. Она знала, что ему не жить. Даже своим столь юным сердцем, она могла учуять запах гнусного зловония. — Скажи мне его имя. — Я подался вперед, не в силах сдерживать больше свою настойчивость. Она исходила из моих пор, держа в напряжении мои мышцы. — Скажи мне, и я позабочусь о том, что ты больше никогда не увидишь его вновь Она потупила взгляд и напряженно сглотнула. Секунды пролетали в то время, как девочка смотрела неподвижно в одно точку. Наконец, ее взгляд осмотрел помещение бара, и она придвинулась ближе. Прикладывая свою крошеную ладошку к моему уху, коснулась губами моей кожи, когда прошептала: — Его имя — Смит, но его больше нет в городе. Смит? Чертов Смит? Самое распространенное имя во всем мире. Во сколько гребаных тупиков должен был я угодить? Гнев и удовлетворение было двумя равными составляющими. У меня было имя ублюдка, но я не приблизился к тому, чтобы найти его. — Это очень хорошо, ma cherie. — Я улыбнулся, ощетиниваясь от напряжения. — А тебе случайно неизвестно, где он живет сейчас? Она покачала головой, покрытой дредами, бормоча: — Но я знаю, где он работает. Я так чертовски сильно старался вести себя терпеливо, медленно кивая. — Замечательно. Можешь сказать мне? Я заплачу тебе сверх обещанной суммы, чтобы твоей маме больше никогда не пришлось работать. Ее глаза распахнулись, и она вновь приложила ладонь к моему уху. — Я слышала, что моя мама говорила, что он перебрался в место под названием — Рио. Но я не знаю где это. Рио. Черт возьми, гребаное Рио. Тесс была в Бразилии. Я больше не мог сдерживать себя. Я схватил ребенка и отчаянно сжал в своих объятиях, прежде чем предать ее Франко. — Заплати девочке и убедись в том, что она получит все, что захочет. Купи дом, меня не волнует, просто отплати ей. Девочка взвизгнула, когда Франко сгреб ее в охапку и зашагал прочь из бара, направляясь к яркому солнечному свету. Наконец-то солнце больше не насмехалось надо мной. Оно не говорило мне, что моя жизнь пройдет без женщины моей мечты; теперь оно говорило мне оправляться на решающую охоту. Решающую битву, чтобы освободить ее. Направляясь на пятках к двери вместе с Фредериком, я пробормотал: — Тебе следует уехать, Ру. Тебе не нужно быть частью этого. Я спланировал обагрить свои руки. Я буду гореть в аду, за то, что собирался сотворить с ублюдком Смитом. Фредерик пробормотал: — Я никуда не собираюсь уезжать. Я хочу посмотреть на то, как ты разорвешь этого ублюдка на части. Моя душа неистово горела от желания убивать. Больше не осталось ни капли человечности — сегодняшняя ночь была посвящена убийству. Я иду за тобой, мудак. И я позабочусь, что ты, мать твою, будешь рыдать, прежде чем я закончу. Глава 12 Спаси меня, плени меня, но не поддавайся мне. Зли меня, козыряй мной, уничтожь то, что преследует меня. Два дня? Неделя? Месяц? Год? Я потеряла счет времени, сколько уже существовала в этом аду. Больше не имело никакого значения, так как мое тело было изувеченным, а разум не подлежал восстановлению. Я существовала в хаосе и горе. Я потерла в весе, потому что больше не ела. Мои кости отчетливо выпирали из-под кожи, а во рту всегда было сухо. Наркотики никогда не предоставляли мне мгновений умиротворения — унося меня от ужасающей реальности в кошмары, наводнявшие разум. Туман, дымка удерживали меня от понимания, насколько близка я была к своему концу. Кожаный Жилет продолжал насмехаться надо мной, заставляя причинить боль двум блондинкам, пока я беспрекословно не повиновалась его приказам. Если бы я не стала избивать их, это бы сделал он. Если бы я не избивала их бейсбольной битой, то тогда это сделал бы он. Если бы я сломалась и заплакала, тогда он начал бы избивать их сильнее, ломая кости или заставляя истекать кровью. Я пребывала в наркотической дымке и извинялась, и рыдала. Он же смеялся, заставлял и угрожал причинить боль. Он заставил меня презирать себя за то, что я была жива. Он заставил меня сомневаться во всем том, кем я была, и во всех своих хороших чертах. Больше ничего не осталось. Кто мог полюбить меня, если я была приспешницей дьявола? Мой разум истязал меня образами более счастливых мест: кровать Кью, смех Сюзетт и тепло. Я отчаянно хотела оказаться дома. Желала спать в месте, залитом солнечным светом, и никогда больше не испытывать холода. Мне никогда еще не было так холодно.