— Месье… — Как, уже? — увидев ее, тот изумленно вскинул брови. — Ты выбрала новое платье меньше, чем за три часа? Не заболела ли ты, часом? — Можете не беспокоиться, — звонко рассмеялась Бабетт, — я в полном порядке. — Это хорошо, — кивнул Месье, нашаривая на столе полупустой бокал, — иначе отдуваться придется твоему благоверному, а от того, что он делает со своим номером, может и удар хватить. Он издал громкое сопение, обычно бывшее признаком крайнего его неудовольствия, и Бабетт поспешила заговорить примирительно: — Я думаю, он способен на большее. — Конечно, способен! — подтвердил Месье с таким видом, будто она пыталась оспорить очевидный факт. — Просто ему нужна чистая голова, а у него там… Он не стал договаривать — снова схватил бокал, дабы притушить свое раздражение отменным вином, и Бабетт подождала, пока он допьет, прежде чем наклониться к его уху и тихо произнести: — К вам пришла одна девушка. Поговорите с ней. — Кто? — Месье обернулся, нашел взглядом фигуру Жюли, замершую у дверей, и озадаченно нахмурился. Конечно, он узнал посетительницу, но меньше всего можно было сказать, что он рад ее появлению. — Ну что ж, — произнес он, тяжело поднимаясь со скрипнувшего стула, — пусть идет за мной. Бабетт кивнула и сделала знак Жюли; та, не выказывая ни радости, ни какой-либо другой эмоции, поспешно последовала за Месье. Он проводил ее в свой кабинет, вход в который находился за кулисами — там, помимо заваленного бумагами шкафа, старого бюро и горшка с пышным, разросшимся по стене и окну плющом (прощальным Эженовым подарком, который Месье вслух грозился выселить на улицу, но продолжал исправно поливать и подстригать каждое утро) стоял письменный стол и пара стульев. Жюли села на один из них, повинуясь жесту хозяина кабинета. — Ангел во плоти, — медленно, со значением произнес Месье, отвлекаясь на то, чтобы налить себе вина из стоящей на бюро бутылки. — Что же он делает здесь, в обиталище простых смертных из плоти и крови? Если неприкрытая насмешка в его голосе резанула Жюли по сердцу, то она не выказала этого никак. — Я знаю, что меньше всего могу рассчитывать на ваше расположение, — заговорила она сдавленно, каждое слово явно давалось ей большим трудом. — Но мне больше не к кому пойти. Вы — единственный, против кого мадам Э. не осмелится выступить. — Лестное заявление, — отметил Месье, садясь за стол напротив своей собеседницы. — Не будем сейчас о его соответствии истине… так чего же вы хотите от меня? Вид его был совершенно непроницаем, но глаза заинтересованно мерцали под отяжелевшими с возрастом веками; Жюли, осознавая, что судьба ее вот-вот должна решиться, лихорадочно вцепилась в собственную юбку и заговорила неожиданно четко, не отводя напряженного взгляда от лица своего собеседника. — Хотя мадам Э. пыталась удержать меня силой, мне удалось сбежать. Позвольте мне присоединиться к вашей труппе. Клянусь, я гожусь для любой работы. Месье как будто не поверил в первую секунду в искренность ее слов: прищурился, что-то про себя считая, и ответил не сразу, точно ожидая от нее выдвижения каких-то условий. Но она молчала, полностью выпотрошенная: щеки ее подернулись болезненным румянцем, она с явным трудом делала вдох за вдохом. — Ваше предложение достойно внимания, — наконец произнес Месье, понаблюдав за ней. — Но я привык оценивать возможные последствия каждого своего решения, и в этом случае они, увы, сложатся не в нашу пользу. Жюли схватилась за край стола, чтобы не упасть. Месье продолжил говорить бесстрастно и без единой нотки сочувствия: — Не говоря даже о том, что вы, в вашем состоянии, в Париже не проживете и года… я, знаете ли, не большой любитель всех этих скандалов с побегами. Мне по горло хватило и того, что приходилось раскланиваться при встрече с мадам Т., когда… впрочем, вы слишком юны и вряд ли помните эту историю. Нет уж, второй раз я на это не подпишусь. Тем более, на весьма незавидную роль похитителя молодых талантов. Несколько секунд Жюли сидела неподвижно, осмысливая услышанное. Горячечный, нездоровый огонь, до сего момента горевший в ее взгляде, потух, и глаза стали будто незрячими, а лицо — похожим на лицо мертвеца. Медленно, как сомнамбула, она поднялась со стула. Ее не шатало, она держалась ровно и прямо, но то была не Жюли, а одна лишь ее серая обреченная тень. — Спасибо, что уделили мне время, — сказала она, кланяясь механически и по-кукольному. — Доброго вечера. Едва глядя перед собой, она сделала шаг к двери, и в этот момент Месье окликнул ее: — У вас есть деньги? Она обернулась. Вопрос не сразу дошел до ее рассудка, заиндевевшего перед неизбежным. — Не так много, как могло бы быть, — наконец ответила она. — Но есть. Вздохнув с непонятной досадой на себя самого, Месье притянул к себе первый попавшийся чистый лист и письменный прибор. — Один из моих бывших артистов, — пояснил он, не поднимая головы и не прекращая покрывать бумагу мелкими, убористыми строками, — держит небольшое кафе в Ницце. Чудесное место у моря, вам понравится. Я напишу ему. Он неплохой малый и позаботится о вас. Скажите, что вы от меня и отдайте ему конверт. Жюли молча смотрела на то, как он запечатывает письмо. В то мгновение она впервые за много месяцев ощутила, что может дышать без усилия и пронзительной внутренней боли — и едва не пустилась в рыдания от осознания того, какой непосильный, давящий груз все это время носила на себе. — Вы спасаете мне жизнь, — проговорила она очень просто, беря у Месье конверт. — Я не уверена, что когда-нибудь смогу вернуть этот долг. — Судьба рано или поздно дает всем нам возможность с ней рассчитаться, — флегматично заметил Месье, пожимая плечами, — а колода под названием «жизнь» тасуется очень причудливо. Надеюсь, что увижу вас еще в добром здравии. Жюли хотела поклониться ему, но в последний момент передумала, не стала этого делать, только выпалила короткую благодарность, точно зачерпнув со дна своей измученной души последнее, что оставалось там, и вышла, почти выбежала из кабинета. Из коридора раздался вскрик — внезапно распахнувшаяся дверь едва не ударила Бабетт по носу. — Все слышала? — осведомился Месье, улыбаясь. Похоже, случившееся что-то задело в нем; по крайней мере, он порывался пуститься в какие-то отвлеченные раздумья, но Бабетт, заглянув в кабинет, помешала ему.